В 1971 году американским психологом Филиппом Зимбардо был проведен психологический эксперимент, который представлял собой исследование реакции человека на ограничение свободы в условиях тюремной жизни. Данный эксперимент выполнен в рамках теории ролей и позволяет рассмотреть поведение людей в экстремальных условиях, практикующих две роли - «заключенный» и «надзиратель».
Ф. Зимбардо решил доказать, что высокий уровень агрессивности и презрения к обществу людей, заключенных в тюрьму, их конфликты и выяснения отношений имеют истоки не в психотипе, а в ролях, которые им приходится исполнять.
Зимбардо и его команда набрали 24 испытуемых из числа студентов, которых они сочли наиболее здоровыми и психологически устойчивыми. Участники эксперимента были белыми мужчинами, принадлежащими к семьям среднего достатка. Группу поделили случайным образом на «заключенных» и «охранников». Каждую группу набирали по жребию, подбрасывая монету. Лаборант-старшекурсник был назначен «надзирателем», а сам Зимбардо - управляющим «тюрьмой».
Условная тюрьма, состоящая из камер, была устроена на базе кафедры психологии Стэндфордского университета США. В камере для трех заключенных не было окон, не было иной мебели, кроме матрасов, простыней и подушек. Иметь личные вещи запрещалось. Охранникам выдали деревянные дубинки и униформы цвета хаки военного образца, которые они сами выбрали в магазине.
«Заключенных» попросили в воскресенье быть дома. Они были арестованы настоящим нарядом полиции, им надели наручники, совершенно серьезно объяснили, что они обвиняются в вооруженном ограблении. Под удивленные взгляды соседей «заключенных» запихнули в машину и отвезли в участок. Там на них завели дело, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру. При этом никто не говорил, что их арест связан с участием в каком-то эксперименте. Всё было вполне натурально. После этого их с завязанными глазами транспортировали в «Стэндфордскую тюрьму», где произвели осмотр, приказав раздеться догола; «очистили от вшей» и присвоили номера.
«Заключенным» для чистоты эксперимента создали следующие психологические условия:
- деиндивидуализация, обезличивание. Присвоение номера -«заключенный номер такой-то» - привело к лишению испытуемыми индивидуальности. Заключенные были обязаны называть себя и обращаться к другим заключенным, используя тюремные номера, а к надзирателям обращаться «господин тюремный офицер». Тюремные номера позволили снять психологические барьеры и открыть «шлюзы» жестокости. Быть жестоким с «номером таким-то» психологически проще, чем с человеком, имеющим имя;
- демаскулинизация. Заключенных лишили маскулинности - их заставили носить чулок на голове (чтобы имитировать выбритую голову); лишили возможности носить белье и одели в коротенькие халатики. Их осанка и движения стали напоминать женские, движения утратили решительность и стремительность. Это дало возможность охране обращаться к заключенным «милашка», «малышка» и т. п.;
- подавление, угнетение. На правой щиколотке заключенных разместили цепь с замком, которая никогда не снималась. Слабая боль и неудобство от этой цепи должны были постоянно напоминать заключенному, что он находится во враждебной ему атмосфере тюрьмы;
- унижение. Каждый заключенный систематически обыскивался. Их постоянно заставляли раздеваться, тела опрыскивали антибактериальным спреем. Право помыться стало привилегией, в которой могли отказать и часто отказывали. Некоторых заключенных заставляли чистить туалеты голыми руками.
Первый день. Поверка. В 2:30 заключенные были разбужены резким звонком на первую «поверку». Первоначальной целью поверок являлось ознакомление заключенных со своими номерами. Первая поверка прошла за 10 минут, заключенные не восприняли её серьезно и шутили. Охранники тоже ещё не вошли в роль и не знали, как им проявлять свою власть. Ежедневная поверка предоставляла возможность охране поупражняться в контроле над заключенными. Со временем продолжительность поверок стала возрастать и к концу эксперимента достигла 3 часов. За малейшее неуважительное отношение к охране, непослушание или просто так заключенных заставляли отжиматься. Охрана обращалась к заключенным либо по номеру, либо «эй, ты». Чтобы показать свою власть, охранники часто использовали какую-либо унизительную кличку.
Второй день. Укрощение недовольных. Утром заключенные взбунтовались. Они сорвали с головы чулки, спороли номера с одежды, завалили матрасами двери камер и стали открыто высказывать свое мнение по поводу охранников. Восстание было решено подавить собственными силами, для этого были использованы огнетушители. Струей леденящей окиси карбона охранники оттеснили заключенных от двери, сорвали с них одежду, выбросили из камер матрасы и посадили руководителя восстания «№ 8612» в одиночную камеру.
Для разрешения конфликта было принято решение расколоть союзы заключенных. Охранники сделали одну из камер «привилегированной». Трое «хороших» заключенных, кто не участвовал в сопротивлении, были помещены в нее. Им вернули одежду, матрасы и позволили умыться и почистить зубы. Их также хорошо накормили.
С целью расколоть единство заключенных окончательно охранники взяли «хороших» и поместили их обратно в «плохие» камеры, а вместо них наугад выбрали троих «плохих» и поместили их в «хорошую» камеру. Так решили продемонстрировать наличие информаторов. В результате между заключенными возникло взаимное недоверие и подозрительность. Коллектив был расколот.
Следствием восстания «заключенных» явилась возросшая солидарность между охранниками, что-то похожее на «товарищество». Также изменился взгляд последних на заключенных. Это больше не были «ребята из эксперимента» - это были реально-ненавистные враги, причиняющие неудобства и неприятности. Решено было заключенных «сломать», за что охрана и принялась со всем ожесточением.
№ 8612 был заядлым курильщиком, чем воспользовалась охрана: она начала издеваться над активистом, не давая ему сигарет, и сконцентрировала на нем свое особое внимание, не упуская случая обозвать или как-либо ещё его унизить. Менее чем через 36 часов у него начались патологические реакции - эмоциональные срывы, истерика, нарушение мышления, неконтролируемые вспышки ярости, крики и слезы.
Когда заключенный зашел в психологический тупик, ему предложили сделку: в обмен на «мягкое» отношение он будет сообщать руководителю «некоторые интересные сведения» о других заключенных и их разговорах.
Когда заключенный вернулся к остальным заключенным, он истерично прошептал: «Это не эксперимент, а настоящая тюрьма, и нам отсюда не выбраться». Этот шепот волной ужаса и отчаянья прошел по ряду заключенных, после чего четверо из них прекратили всякое сопротивление издевательствам охраны и стали послушными зомби, лишенными всякой тени собственной инициативности и самостоятельности. Ночью состояние № 8612 резко ухудшилось. Было принято решение вывести его из эксперимента.
В течение последующих четырех дней патология проявилась ещё у шести заключенных, что заставило организаторов призадуматься и пересмотреть свои взгляды на эксперимент.
День третий. Защита от внешнего влияния. В понедельник был день «свиданий» с родными и друзьями. Заключенным было велено помыться, побриться, причесаться, вычистить и привести в порядок камеры. Целью этих действий было убедить посетителей, что всё хорошо.
После визитов родных во время поверки один из охранников услышал, как заключенные перешептываются о том, что выпущенный ранее № 8612 собирает своих друзей, чтобы разнести тюрьму и всех освободить.
В последующем Ф. Зимбардо согласился, что реально поверил в такой исход. Анализируя результаты эксперимента, он признал, что исполняя роль «управляющего тюрьмой», что называется, заигрался!
Посовещавшись, охранники решили завязать заключенным глаза, сковать их одной цепью и перевести в кладовую на пятый этаж, а тюрьму тем временем демонтировать. Когда № 8612 вернется с друзьями, то можно сказать, что эксперимент окончен и все разошлись по домам. После множества хлопот и нервов всё было сделано. Однако к вечеру стало ясно, что слух о нападении на тюрьму был не более, чем слух. Охранники были взбешены, так как для защиты потратили кучу сил и нервов. Кто-то должен был за это ответить! И этим «кто-то» стали, разумеется, заключенные, которых заставили голыми руками чистить унитаз, отжиматься, ходить гусиным шагом, словом, подвергли всем наказаниям, какие охранники только смогли выдумать.
День четвертый. Визит гостя. В понедельник на место исключенного ранее № 8612 был приглашен еще один студент. Попав в тюрьму и столкнувшись с местными «порядками», № 819 отказался подчиняться и объявил голодовку. Он надеялся, что его сопротивление издевательствам охраны послужит толчком к восстановлению солидарности между заключенными, объединит их против охраны. Он ошибался. На 4-й день эксперимента было слишком поздно и бесполезно выводить заключенных из «зомбированной покорности». Вместо того чтобы стать героем, возглавляющим сопротивление против жестокости надсмотрщиков, он стал одиноким «источником неприятностей», презираемым заключенными и терзаемым начальниками за то, что не ел «свою поганую жратву». Очень быстро № 819 оказался «проблемным заключенным».
Вечером у № 819 случилась истерика. Один из охранников выстроил заключенных в линию и заставил их петь громким голосом: «№ 819 - плохой заключенный, во всем виноватый. № 819 очень плохо поступает». Когда ему предложили уйти из эксперимента, он ответил, что не может выйти, потому что другие заклеймили его «плохим». Он стал просить вернуть его обратно в камеру, чтобы доказать остальным, что вовсе не «плохой» и ничего «плохого не делал».
День пятый. Выученная беспомощность. В эксперименте решили инсценировать «пересмотр дел», т. е. рассмотреть вопрос о помиловании. Для этого собрали «присяжных» - студентов психологического факультета. Во главе суда был «тюремный эксперт» - недавно вышедший на свободу после 17 лет заключения Карло Прескотт (его собственное прошение о помиловании 16 раз было отклонено).
Во время процесса «пересмотр дел» в глаза бросилось следующее:
- на предложение отказаться от всех денег в обмен на досрочное освобождение почти все заключенные ответили согласием;
- в ответ на приказ вернуться в камеру и ждать решения суда, каждый заключенный послушно встал и последовал в свою камеру.
По всему было видно, что участники эксперимента (заключенные) уже неспособны к сопротивлению. Также было понятно, что их восприятие «экспериментальной» тюрьмы было совершенно реальным.
Все прошения о помиловании были отклонены. После объявления этой новости у половины из оставшихся восьми заключенных началась патология, у одного заключенного - судороги по всему телу.
Изменения произошли и с охранниками. Они уже полностью «адаптировались» к своей роли. Можно было выделить три типа охранников:
- Кто издевался над заключенными ради удовольствия.
- Кто делал это «по долгу службы».
- «Слабаки», т. е. кто не издевался, но не препятствовал это делать другим охранникам. Один из охранников стал откровенным садистом, за что получил кличку жестокого убийцы из кино про дикий запад - Джо Уейна. Его смена работала в ночь и отличалась особой развязностью, потому что охранники были уверены, что ночью все «профессора» спят и за ними никто не следит.
Пятый день был последним исключительно благодаря тому, что вечером этого дня посмотреть на эти «чудеса» пришла невеста доктора Зимбардо, недавно ставшая преподавателем Стэнфорда -Кристина Мэслаш. Она вспоминала: «Я зашла в комнату охраны. Там сидел всего один охранник, который раньше пришел на работу и ждал начала своей смены. Мы с ним поговорили какое-то время, и он показался мне очень милым и интеллигентным человеком... Спустя какое-то время психологи подозвали меня к окошку, сказав, что я увижу кое-что весьма интересное. Я взглянула в окошко и увидела, что известный «Джо Уейн» - это был тот самый «милый и интеллигентный» человек, с которым я только что разговаривала. Только теперь это был совсем другой человек. Он не только двигался иначе, он стал говорить с южным акцентом (пародируя одного из виденных им киногероев - как выяснилось позже). Он орал и немыслимо ругался на заключенных, выстроившихся в коридоре для переклички. Трансформация была потрясающей. Это уже совсем другой человек. Стоило ему надеть форму хаки, взять в руки дубинку и войти в тюремный коридор, как он превратился в олицетворение грубости и жестокости, само воплощение «исключительно формального» «ничего личного», «знающего жизнь тюремного исполнителя».
Кристина Мэслаш делает следующий вывод: «Я поняла, как легко человек может начать бесчеловечно обращаться с теми, кто находится в зависимости от его «доброй» воли, начав оправдывать свою бесчеловечность тем, что эти люди - «звери», «никчемные», «неполноценные», «уроды», «конченные» и «прочее».
Ф. Зимбардо после эксперимента признался, что сам изменился. Все организаторы эксперимента внутренне вжились в «тюремные условия», приняли «тюремные порядки», которые таким образом оторвали их от их привычных человеческих ценностей.
На шестой день эксперимент был остановлен. Сообщение об окончании эксперимента «заключенные» восприняли с неописуемой радостью и воодушевлением. В течение нескольких минут апатию как рукой сняло. В то же время охранники были явно недовольны - они хотели продолжения.
Ф. Зимбардо, наблюдая ситуацию изнутри, сделал несколько зарисовок по эксперименту, вот они:
- руководители эксперимента не давали никаких ролей и не объясняли правила поведения. Однако, получив власть, охранники начали всё активней её использовать, заняв уверенную, активную позицию. Многие из них признались, что работа, позволяющая им полностью контролировать и управлять ситуацией и другими людьми, доставляла им немалое удовольствие (за всё время эксперимента не было ни одного опоздания на работу, ни одного «больничного» или «отгула», ни разу никто не отказался от сверхурочной работы);
- грубая манера обращения у охранников прогрессировала по ходу эксперимента. Если во время первой «поверки» было сказано всего несколько оскорбительных слов в шутливой форме, во время последних поверок оскорбления произносились примерно каждые двадцать секунд. В ответ на эту ругань снижалась интенсивность действий заключенных. Напомним, что физическую силу применять запрещалось, поэтому словесные оскорбления были основной формой агрессии;
- зависимые, пассивные личности переносили заключение несколько легче, чем личности самостоятельные, инициативные, независимые, творческие. Других зависимостей между характером и успешностью «адаптации» к тюрьме установлено не было. С утратой всякой власти и контроля ситуации поведение заключенных стало крайне пассивным. Единственным видом проявления инициативы было сопротивление выполнению команд надсмотрщиков, причем это сопротивление по ходу эксперимента становилось всё слабее и к концу эксперимента у половины заключенных исчезло совсем;
- удивительно, что 90% всех разговоров между заключенными в камерах велись о тюрьме. Хотя это были совершенно разные и интересные люди, за весь срок пребывания в тюрьме они ничего друг о друге не узнали. Они могли обсудить свои планы на будущее или поговорить о прошлом, словом, в то единственное время, когда они могли бы убежать и оторваться от реальности, они не выходили из-под власти ситуации, говоря лишь о еде, охране, поверках, поведении других заключенных и т. п.;
- заключенные усваивали негативные взгляды охраны на самих себя и стали сами относиться к себе столь же негативно. К концу эксперимента они перестали даже внутренне сопротивляться давлению охраны и были полностью уверены, что охрана так с ними обращается потому, что они этого заслуживают;
- внешне заключенные выглядели вялыми и апатичными. В несколько раз у них возросли перепады настроения. Охрана преимущественно демонстрировала стабильность психических состояний. Эмоциональные реакции заключенных были в несколько раз сильнее, но внешне это никак не выражалось (кроме судорог и других соматических реакций). По словам заключенных, самым тяжелым была непредсказуемость поведения охраны, её самодурство;
- в мире двух крайностей - крайней властности и силы и крайней же беспомощности и бессилия - каждый учился любить «власть» саму по себе и ненавидеть и презирать себя самого и всякого, кто ею не обладает;
- реальные заключенные быстро осваивают методы унижения более слабых сокамерников. И охранники продолжали усиливать свою власть ради самой власти даже после того, как заключенные прекратили всякое сопротивление.
Ф. Зимбардо сообщает, что спустя буквально несколько часов после окончания эксперимента эмоциональный уровень «заключенных» пришел в норму и в дальнейшем, поддерживая связь, ни один не сообщил о каких-либо негативных последствиях эксперимента. Двое из «заключенных» после эксперимента пересмотрели свои карьерные планы и стали - один адвокатом по делам заключенных, другой - тюремным психологом.
Автор эксперимента делает следующий окончательный вывод: предсказать заранее на основании каких-либо личностных данных, как человек будет себя вести в той или иной экстремально благоприятной или неблагоприятной ситуации, нельзя! Однако человека можно узнать хорошо, если ему дать возможность исполнять роль, т. е. поставить его в условия определенной ситуации.
Кроме того, организаторы были потрясены эффективностью своего эксперимента: «Стэнфордская тюрьма» смогла за 5 дней оказать столь сильное угнетающее (или деформирующее) воздействие на своих «обитателей». Автор подчеркивает, что условия обычных тюрем намного жёстче. Например, в них есть реальный риск и угроза физической расправы. За минимальное нарушение режима можно получить штрафной изолятор и, как следствие, невозможность досрочного освобождения и т. д.
Результаты эксперимента были предложены пенитенциарной системе США, а также всем закрытым учреждениям и использовались для того, чтобы продемонстрировать восприимчивость и покорность людей, когда есть оправдывающая идеология, поддержанная обществом и государством.