Одним из центров развития греческой философии в досократовский период стала часть Великой Греции — Южная Италия. Философия здесь начинает развиваться в связи с переселением сюда эмигрантов из Ионии. Это был и Пифагор, и предшественник философии элеатов Ксенофан из Колона, покинувший свой город из политических соображений. С появлением в Южной Италии беженцев из Ионии здесь появились хорошие условия для развития философии.
Ксенофан
(приблизительно 570—472 гг. до н. э.)
Ксенофан — основоположник философии элеатов, правда, этот тезис не всеми историками философии оценивается положительно. Во-первых, потому, что его интересом преимущественно были проблемы религии, в то время как элеатов интересовала преимущественно проблематика онтологическая. Во-вторых, его диалектика не имеет ничего общего с диалектикой элеатов: первая не выводится из какой-нибудь основы, в то время как вторая основана на неизменяемости бытия. Вообще говоря, нет никаких данных и о связи Ксенофана именно с Элеей. После того как он оставил Ионию, он приезжает на Сицилию, а затем покидает ее и практически всю жизнь путешествует по Южной Италии, Сицилии и поет перед слушателями свои собственные поэтические произведения, в том числе сатирического содержания, т. н. Элегии и Силлои.
Он прожил долгую жизнь, хотя и не имел постоянного места жительства, а следовательно, правдоподобно, что он не мог основать школу элеатской философии. Возможно, что Ксенофан причислен к элеатам на основе мысли Платона о том, что группа элеатов, начиная от времен Ксенофана и еще ранее, утверждала, что единым есть все, что существует [3, с. 242 c—d]. Однако эту мысль Платона надо понимать не хронолонически, а логически. Хотя все же есть основания рассматривать Ксенофана вместе с элеатами, поскольку обе концепции все стремятся вывести из единого, однако далее начинается полная независимость этих учений друг от друга.
Основной темой поэтических произведений Ксенофана является критика им концепции богов, которая была разработана еще в произведениях Гомера и Гесиода и которая была традиционной религией греков. Ксенофан пытается показать основное заблуждение, на котором базируется эта концепция. Ошибка, по его мнению, вытекает из антропоморфизма, и это общепринятая в то время версия, что боги и все, что божественно, должны иметь вид, форму, образ, свойства, чувства, устремления точно такие же, какие имеют люди, только более возвышенные, достойные, т. е. отличающиеся только количественно, а не качественно.
Ксенофан замечал, что если бы кони, волы, львы имели руки и могли ими рисовать иконы (картины) богов, как это делают люди, то у коней они были бы похожи на коней, у волов — на волов и они придавали бы этим образам такие же формы, какие были присущи им самим. Эфиопы, замечал Ксенофан, рисуют богов темнокожими и с приплюснутыми носами и т. п.
Однако боги не имеют человеческого облика и не могут быть похожими на человека, а еще менее вероятно, чтобы у них были обычаи, чтобы они позволяли себе то, что непозволительно и ничтожно, о чем говорит мифология.
Ксенофан замечает, что Гомер и Гесиод приписали богам все то, что люди считают позорным — воровство, прелюбодеяние, взаимные обманы. Невозможно, чтобы боги рожали, так как если допустить такое предположение, то следует признать, что боги смертны, как и люди. Невозможно, чтобы боги двигались и путешествовали с места на место, от города к городу. Наконец, что касается различных явлений на небе и на земле, которые религиозные верования того времени отождествляли с действиями различных богов, Ксенофан характеризует их как явления природные. Например, богиня Ирис, которая отвечает в религиозных верованиях за осадки в виде дождя, снега, града, на самом деле — это только туча, которая может быть и черной, и фиолетовой, и пурпурной.
Таким образом, на примере взглядов Ксенофана можно показать реформаторскую функцию философии уже вскоре после ее возникновения как науки по отношению к мифологии и религии. Взгляды Ксенофана потребовали от греков полностью и радикально изменить свои взгляды на мир, на то, что совсем недавно считалось истинным, незыблемым, не подлежащим сомнению.
Мы рассмотрим сначала мнение Ксенофана о том, каким не должны представляться людям боги и божественное, но Ксенофан не ограничился этой «отрицающей» частью в своем учении, он сформулировал и позитивную составляющую — каким должны быть Бог и то, что божественно.
Антропологические категории, по его мнению, недостаточны для ответа на поставленный вопрос. Ксенофан, отрицая человеческое в Боге и божественном, утверждал что Бог — это космос. Единый Бог, наивысший среди богов и людей, не подобен людям ни формой, ни мыслью. Некоторые исследователи считают, что эта мысль Ксенофана — свидетельство его монотеизма. Однако это не соответствует действительности. Во-первых, это не вписывается в разумение греков того времени, так как идея существования единого Бога была чужда грекам. Они вообще не видели противоречия между тем, существует единый бог или много богов. Греки, включая, как мы увидим позже, Платона и Аристотеля, считали вполне натуральным, что то, что божественно, по своей сущности является многим. Во-вторых, поэма Ксенофана «О Боге», с одной стороны, говорит о Боге в единственном числе и одновременно сравнивает его с богами во множественном числе, помещает его над ними. Такое соотношение «одного» и «многих» содержится и в других его произведениях. Есть интересное свидетельство Аристотеля по этой проблеме: Ксенофан, а перед ним Парменид, утверждали тезис о единстве всего, не аргументируя его ничем, не размышляли относительно его природы, является ли оно материальным или формальным, но, управляя своими рассуждениями и распространяя их на весь мир, утверждали, что единое есть Бог [4, А5, с. 986 в].
Следовательно, у Ксенофана единый Бог, который есть Космос, не только не исключает, но и утверждает существование других богов (это, возможно, части Космоса, или космические силы, или вообще что-то другое). Теперь нам могут быть более понятны его высказывания: «Целый видит, целый мыслит, целый слышит», или «Бог без усилий, силой разума создает так, что все вращается (оборачивается)». Однако эта движущая сила, «Первый Двигатель», всегда находится в одном и том же месте, полностью не двигаясь, не допускает, чтобы он раз вращался в одном месте, а другой раз — в другом».
Ксенофан все — и видение, и слышание, и мышление, и силу, которая приводит все в движение, — приписывает Богу как в человеческом масштабе, так и в масштабе космическом.
Итак, Ксенофан, как и все греки, не является представителем монотеизма, поскольку одновременно говорит «о Боге» в единственном числе и «богах» — во множественном. Его взгляды не монотеистичны еще и потому, что для греческой культуры монотеизм никогда не был антитезисом политеизма, многобожия. Он не был и дуалистом, который противопоставил духовное и материальное (первым это сделал в философии Платон). Ксенофан ближе всего был к пантеизму, который тогда формировался и утверждал, что все есть бог, а бог есть во всем. Однако это произошло позже.
Вопросы онтологические Ксенофан решает в духе милетской школы: с земли все происходит и все в конце возвращается к земле, превращается в землю. Или: земля и вода — это все вещи, которые рождаются и растут; все мы родились из земли и воды. Правдоподобно, что у Ксенофана земля принимается в качестве архе для земных вещей, но не для космических, и это отличает его от милетской философии. Ксенофан отрицал тезис, что космос как целое когда-то возник, менялся и двигался, но не отрицал такую возможность для отдельных вещей в космосе. Этика Ксенофана исходила из очень важного положения о том, что ценности духовные выше ценностей материальных, т. е. добродетель, разум, мудрость выше, например, ценности физической силы атлетов. Духовные силы приносят государству лучший строй, чем ценности жизненные, витальные. Однако его этические идеи не были связаны с философским изучением проблемы человека, собственно, так же, как и у всех до-сократиков.
Интересовали Ксенофана и проблемы космологии: звезды возникают из раскаленных туч, угасают каждый день и в ночи снова оживают, как горящие угольки; Луна — это сгущенное облако; изменения климата вызываются теплом Солнца как основной причиной и т. д.
Ксенофан, рассматривая мир как единое бытие, допускал его движение и изменение, однако только как возникновение и гибель мира, трактуя их как возникновение и упадок. Эта идея не противоречит взглядам элеатов, т. к. развитие у него не приносит ничего нового; мир вечен, неизменен, и все в нем повторяется.
Парменид
(приблизительно 540—470 г. до н. э.)
Парменид был другом и учеником Ксенофана. Диоген Лаэртский называл его еще и учеником Анаксимандра. Был знаком с Зеноном, более того, уже в зрелом возрасте предпринял вместе с ним путешествие в Афины. Свои мысли излагал в стихотворной форме, аллегорически, используя метафоры. Основной его труд «О природе» повествует о молодом человеке, который приходит к богине, и она сообщает ему истину о мире. Сохранилось более 150 его стихотворных строк. Именно Пармениду принадлежит заслуга в основании философской школы, получившей название элеатской. Как и другие греческие философы, он занимался и политикой: есть свидетельства, что ему принадлежат некоторые законы, которые он разработал для Элеи как ее добропорядочный гражданин. Традиционно в истории философии Парменида рассматривают как противника Гераклита и существует мнение, что в его поэме содержится полемика именно с Гераклитом.
В названной поэме Парменид обосновал, что существуют три дороги исследования, лишь одна из них истинная, вторая — не истинная, а третья — правдоподобная. Первая — дорога абсолютной правды, вторая — дорога заблуждений, третья — дорога сомнений. Он различает, даже противопоставляет, подлинную истину — продукт рационального освоения действительности и мнение, которое опирается на чувственное познание. Чувственное познание дает нам образ лишь кажущегося состояния вещей, с его помощью нельзя познать подлинную сущность вещей.
Парменид рассматривает соотношение разума и чувств в познании мира и при этом отдает преимущество разуму перед чувствами. Логика именно такого решения этой центральной на протяжении многих веков проблемы гносеологии раскрывается в аристотелевской методике. Аристотель, характеризуя проблему взаимоотношения чувственного и рационального в познании, писал, что это «наиболее трудный вопрос... А именно, если ничего не существует помимо единичных вещей, — а таких вещей бесчисленное множество, — то как возможно достичь знания об этом бесчисленном множестве? Ведь мы познаем все вещи постольку, поскольку ... им присуще нечто общее.
... Если ничего не существует помимо единичных вещей, то, надо полагать, нет ничего, что постигалось бы умом, а все воспринимаемо чувствами, и нет знания ни о чем, если только не подразумевать под знанием чувственное восприятие.
Далее. в таком случае, не было бы ничего вечного и неподвижного (ибо все чувственно воспринимаемое преходяще и находится в движении)» [4, 999 а, 25—30; 999 b].
Вопросы гносеологии у Парменида очень тесно связаны с его онтологическими рефлексиями. В центре его онтологии — учение о бытии и небытии, сущего и несущего.
Вопрос о соотношении рационального и чувственного — это логическое следствие его онтологии как науки о сущем. Парменид считает, что есть только сущее, а не-сущее является ничем; сущее есть одно, только оно существует, и нет ничего другого. Из этого следует его представление о мире: не было и никогда не будет — а сразу есть целое и единое; чтобы из не-сущего возникло — не позволю: изречь и помыслить нельзя того, чего нет, что не существует. Сущее существует всегда, ибо какая причина могла принудить его возникнуть из ничего; оно должно или быть всюду, или не быть.
Отсюда Парменид исключает всякое движение, а понятие развития, которое обосновал Гераклит и допускали представители милетской школы, подвергает острой критике и называет пустым. Все, что существует, — это сущее, а не-сущее — не существует. Сущее есть во всех местах, т. к. оно есть сущее, а следовательно, сущее не может двигаться. Хотеть что-нибудь из сущего переместить — это означало бы переместить его на место другого сущего, а это невозможно, т. к. одно сущее уже там находится, а поскольку не-сущее не существует, то эта задача не выполнима. Сущее, таким образом, является наполненным и неподвижным.
Парменид первым в науке обнаружил, что Земля шаровидна, считал, что она лежит в центре Вселенной. Вечерняя и утренняя Звезды — одно и то же светило. Род человеческий начало свое имеет от солнца, но жар и холод, из которых все состоит, сильнее солнца.
Сущее (бытие) поэтому не имеет прошлого (оно как бы уже прошло); точно также сущее не имеет будущего (его еще не было), сущее есть вечная современность без начала и конца.
Сущее, или бытие, — неизменно и абсолютно неподвижно, оно как бы заключено в границы необходимости. Бытие совершенно и созерцаемо, а раз оно таково, ему ничего больше не нужно, оно остается вечно тождественным в своем тождестве. Бытие нельзя разделить на части, оно есть постоянная однородная целостность.
Бытие целостно и завершено, оно равно самому себе, а то, что равно себе и завершено, должно иметь форму шара.
Отсюда следует, что существует единственная истина, что бытие (сущее) не возникает, не исчезает, а является неизменным, неподвижным, шарообразным, круглым и единым, а все остальное — это пустое понятие.
Итак, первая дорога к знанию — это дорога постижения истины с помощью разума и логоса.
Чувства могут подтвердить то, что возникает, гибнет, движется, а следовательно, бытие и небытие, сущее и не-сущее одновременно. Люди опираются на чувства, и поэтому богиня, с которой общался молодой человек — герой поэмы «О вещах», подчеркивает опасность доверия чувствам вопреки голосу разума, вопреки логосу и утверждает, что в поиске истины следует идти исключительно дорогой разума. Одновременное признание сущего и не-сущего означает признание существования не-бытия, однако это противоречит главному основанию элеатской философии: допускает возможность существования негативного элемента противоречия — не-бытия. Это абсурдно и противоречит взглядам элеатов.
Источник ошибки второй дороги к знанию «мнения смертных» заключается в допущении не-бытия рядом с бытием и возможности перехода от одного к другому и обратно.
Ошибка тех, которые принадлежат к «дороге мнения» в том, что они концентрируются на противоречиях. Основная пара противоположностей — светлое и темное. Все другие противоположности выводятся из него. Парменид остро критикует чувства, отбрасывает всякие ссылки на них, описывает специально способы их ошибочного употребления и утверждает, что ни один смертный с помощью чувств не превзошел мысль.
Третья дорога у Парменида заключалась в том, чтобы в исследованиях придать ценность правильно понятным явлениям, т. е. чтобы признать в какой-то мере правомочность свидетельств чувственного познания человека.
Различие между рациональным и чувственным познанием, между разумом и чувствами — это положение, которое на протяжении многих веков играло и продолжает играть важную роль в европейской философии. Парменид не считал, что действительность есть результат деятельности разума, а лишь то, что ее можно понять исключительно с помощью разума. Следовательно, Парменида нельзя считать идеалистом, но вряд ли истинным будем и мнение, что Парменид — последовательный материалист. Хотя тяготение Парменида к материализму проявляется в отрицании сотворения сущего и в утверждении вечности сущего, однако не вызывает особых сомнений утверждение, что взгляды Парменида — это последовательный монизм.
В заключении части лекции, посвященной Пармениду, приведу очень глубокую характеристику, которая была дана этому философу уважаемым коллегой, чей авторитет в области истории философии вообще и истории философии Древней Греции в частности для нас весьма ценен, — профессором С. Д. Шашем:
«Сравнивая результаты познания мира (и прежде всего идею о единстве мира) с тем, что мы непосредственно созерцаем, Парменид установил ту очевидную истину, что здесь нет совпадения. Наоборот, мы знаем, что мир един, а видим множество вещей, утверждаем, что в своем единстве он вечен, непреходящ, а вокруг все изменяется, возникает и исчезает. Единое, вечное, бытие, непрерывное, бесконечное — это то, что знает разум, мысль; многое преходящее, небытие, прерывное, конечное — то, что дают нам наши чувства. Понятия же эти противоположны и признать их истинными одновременно — значит противоречить очевидной логике ышления. Вопрос об их соотношении, следовательно, оказывается вопросом о том, какое познание истинно — рациональное или чувственное. И, естественно, Парменид (в духе традиции греческой науки) отдал предпочтение рациональному, теоретическому познанию. Так Парменид разрешил противоречие между разумом и чувствительностью, между мысленной и физической реальностью, противоречие, которое приняло здесь форму соотношения полярных, диалектических понятий и которое сводилось к старой, основной проблеме натурфилософии — проблеме единого и многого. И это разрешение уже не носило физического характера, который преобладал в учениях его предшественников» [5, с. 101].
Приведем в заключение некоторые сохранившиеся строки и отрывки из произведения Парменида, чтобы понять глубже его мысли. Философские произведения Парменида считаются, вообще говоря, труднопонятыми, и поэтому в нашей лекции им предшествует изложение его взглядов.
1. «... Все тебе должно уведать:
Истины твердое сердце в круге ее совершенном, Мнение смертного люда, в котором нет
истинной правды.Так расскажу я тебе (внимательно слушай слово),
Можно представить тебе, какие пути изысканья. Первый путь: есть бытие, а небытия вовсе нету: Здесь достоверности путь, и к истине он приближает. Путь же: есть небытие, небытие неизбежно,
Пусть этот знанья не даст. Тебе я о том объявляю. Небытия ни познать (непостижимо) не сможешь, ни в слове выразить.
... Одно существует
Лишь бытие, а ничто не существует. Обдумай Это — ты избежишь дурного пути изысканья,
***
также второго пути, что измышляют надежды, Люди о двух головах. Беспомощно ум их блуждает. Бродят они наугад, глухие и вместе слепые. Вздорный народ! Бытие и небытие тем же самым И не тем же самым зовут. И путь во всемвидят обратный.
***
Одно и то же есть мысль и бытие.***
Не возникает оно [бытие] и не подчиняется смерти. Цельное все, без конца.
Не движется и однородно.
Не было в прошлом оно, не будет, но все —
в настоящем.Без перерыва, одно. Ему ль разыщешь начало?
Как и откуда расти?
Есть же последний предел, и все бытие отовсюду Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара с правильным центром внутри».[6, с. 39—40]
Зенон
(родился в конце VI — начале V в. до н. э., более точные даты жизни неизвестны)
Зенон — коренной элеец, он родился в Элее и всю жизнь прожил в этом городе, если не считать уже упоминавшегося путешествия вместе с Парменидом в Афины. Был учеником Парменида и не вызывает сомнения, что заменил Парменида после смерти в школе элеатов.
Сторонник аристократии, активно участвовал в политической жизни города. О нем говорили как о человеке отважном: при подготовке свержения тирана Зенон, будучи лишенным этим тираном свободы, выступил с обвинениями в его адрес. Когда сторонники тирана Ди-омедона допрашивали Зенона о его соратниках и путях транспортировки оружия, Зенон назвал в качестве «соратников» всех приятелей тирана, чтобы убедить последнего, что все его покинули. Далее Зенон имитировал, что хочет поведать тирану какую-то тайную информацию по секрету, на ухо, между тем схватил тирана за ухо зубами и не отпускал его до тех пор, пока сам не упал под ударами охраны.
Вероятно, Зенон является автором одного философского произведения, которое было написано в довольно молодом возрасте. Об этом писал Платон в диалоге «Парменид».
Зенон не ставил перед собой задачу достичь нового философского знания, а предпринял попытку защитить учение своего учителя от нападок на его произведение и взгляды со стороны оппонентов. Платон в диалоге «Парменид» описывает, как Зенон оценил свое собственное произведение. Обращаясь к Сократу, который обвиняет Зенона в том, что тот хочет быть слишком близок к своему учителю даже в сочинениях и поэтому написал примерно то же, что и его учитель, и только с помощью переделок старается показать, что говорит что-то другое, Зенон отвечал Сократу, что тот не понял истинный смысл его произведения. «Хотя ты, подобно лаконским щенкам (очень ценная порода собак — В. С.) отлично выискиваешь и выслеживаешь то, что содержится в сказанном, но прежде всего от тебя ускользает, что мое сочинение вовсе не притязает на то, о чем ты говоришь, и также вовсе не пытается скрыть от людей сей великий замысел. Ты говоришь об обстоятельстве побочном. В действительности, это сочинение поддерживает рассуждение Парменида против тех, кто пытается высмеять его, утверждая, что если существует единое, то из этого следует множество смешных и противоречащих ему выводов. Итак, мое сочинение направлено против допускающих многое, возвращает им с избытком их нападки и пытается показать, что при обстоятельном рассмотрении их положение «существует многое» влечет за собой еще более смешные последствия»... [7, 128 в-d].
Зенон действительно защищает и хочет логически усилить тезисы Парменида с помощью опровержения тезисов его противников. Зенон — автор нового в науке метода доказательства, который, вместо того чтобы доказывать данные тезисы о некоторых основаниях напрямую, стремится доказать их не непосредственно, а опосредованно — стараясь довести противоположный тезис (тезисы) до абсурда. Этот тип доказательства в современной науке называется «доказательством от противного».
Аргументы Зенона, которые известны в наше время, касаются отрицания движения и множественности.
Наиболее известны аргументы Зенона против движения.
Первый аргумент, который называется «дихотомия», утверждает, что движение есть абсурдно и невозможно, поскольку для того, чтобы какое-то тело достигло цели, оно должно вначале достичь половины этой дороги, а еще ранее половину этой половины и так до бесконечности, поскольку всегда существует половина половины.
Следовательно, если предположить, что движение существует, то необходимо, чтобы то, что движется, прошло бесконечное количество отрезков дороги за конечное время. Это невозможно; мы пришли к противоречию, следовательно, движение не существует.
Второй аргумент, который называется «Ахилл», утверждает, что движение настолько абсурдно, что даже если гипотетически согласиться и предположить, что быстроногий Ахилл догонит черепаху, то пришлось бы признать, что Ахилл никогда не сможет догнать черепаху, поскольку в силе остаются те же трудности, которые были рассмотрены в первом аргументе. Ахилл сначала должен был бы добежать до того пункта, в котором находилась черепаха в момент старта, затем достичь того пункта, в котором черепаха находилась, двигаясь, когда Ахилл достиг пункта старта, и так далее, в бесконечность, а значит, предположение о том, что движение существует, — абсурдно, движение не существует.
Третий аргумент, который называется «Стрела», доказывает, что стрела, о которой существует мнение, что она движется, в действительности неподвижна. В каждом моменте, на который можно разделить время полета, стрела занимает какое-то место в пространстве, следовательно, она находится в состоянии покоя в этот момент времени, а тогда она находится в состоянии покоя в целом.
Четвертый аргумент, который называется «Стадион», доказывает, что движения нет, так как скорость, с которой движутся предметы, зависит от того, кто о ней судит: она относительна, и больше и меньше одновременно, а следовательно, противоречива и не может существовать. Но скорость — это мера, свойство движения, и если она не существует, то не существует и движение. Из четвертого аргумента выводится
Пятый: то, что не движется, не движется ни в месте, в котором есть, ни в месте, в котором нет. Не движется в месте, в котором есть, поскольку в месте, в котором находится, оно неподвижно; не движется в месте, в котором оно не есть, поскольку его там нет, а следовательно, движение невозможно.
Аргументы против множественности Зеноном сформулированы для того, чтобы защитить еще один важнейший тезис его учителя о единстве бытия. Здесь Зенон тоже пользуется логическим доказательством от противного: если допустить, что множественность существует, то целое, единство должно складываться из множества частей. Это предположение, однако, приводит к абсурдным выводам, и, следовательно, оно не истинно: множественность не существует. Зенон считал, что если ему удастся доказать, что невозможно, чтобы существовало много частей целого, то тем самым он докажет, что не существует и множественность, поскольку ее создают эти гипотетические части. И если считать, что существует либо единое, либо множественность, а множественность не существует, то можно сделать только один-единственный вывод: существует только единое. Рассмотрим ход рассуждений Зенона против существования множественности.
Зенон сформулировал четыре аргумента против множественности.
Первый аргумент доказывает, что если бы бытие (сущее) было множественным, то было бы так, что бытие (сущее) должно было бы быть и бесконечно малым, и бесконечно большим: так мало, что не обладает никаким размером, и так велико, что обладает бесконечно большим размером.
Каждое из многого сущего, чтобы быть действительно единым, должно было бы не иметь ни величины, ни толщины, ни массы, ибо в противном случае могло бы быть разделено на части, а следовательно, не было бы единым.
Такое единое должно было бы быть бесконечно малым, не обладающим никаким размером. Однако это единое не было бы ничем; тем не менее, если присоединить такое единое к чему-либо, то оно бы не увеличилось; а если отнять от чего-либо, то не уменьшилось бы. Однако такими качествами обладает только «ничто», т. е. то, что не существует. С другой стороны, невозможно представить себе единое, которому была бы присуща величина (размер, пусть и наименьший) только потому, что единое может быть разделено на части, на множественность, на бесконечно много частей; тогда следует признать, что в этом случае это единое должно быть бесконечно большим. Чтобы было легче понять логику рассуждений Зенона, передадим смысл этого аргумента в нашей интерпретации: допустим, что существует множественность, а это значит, что единое может быть разделено на бесконечное множество бесконечно малых частей. В этом случае возможны два варианта, характеризующие эти бесконечно малые части:
- либо эти части настолько малы, что не обладают никаким размером;
- либо эти бесконечно малые части все же обладают каким-то размером, пусть и бесконечно малым.
Тогда если верно первое предположение, то сумма этих бесконечно малых частей единого не будет иметь никакого размера, т. е. будет «нулевой» размер, а если верно второе предположение, то сумма бесконечного числа бесконечно малых частей даст нам бесконечно большой размер. Отсюда можно сделать вывод, что единое одновременно и не обладает никаким размером, и обладает бесконечно большим размером. Такой вывод абсурден, а следовательно, наше предположение, что единое может быть разделено на многое, — не истинно: существует только единое.
Второй аргумент против множественности вытекает из первого и касается числовой характеристики сущего. Если допустить, что сущее (бытие) множественно, то можно сделать вывод, что оно одновременно конечно и бесконечно, а это абсурд. Значит, наше предположение о множественности бытия не истинно, и отсюда следует, что существует только единое бытие. Чтобы обосновать этот тезис, Зенон рассуждает так: если допустить, что существует множественность, то нужно признать, что существует столько вещей, сколько их действительно существует, не больше и не меньше, а следовательно, число вещей, которые действительно существуют, — конечно. С другой стороны, если существует множественность, то число вещей неограниченно (бесконечно), поскольку между этими вещами существуют другие, а между ними иные и т. д.
Третий аргумент касается отрицания пространства, которое есть условием множественности: все, что существует, где-то находится. Если существует пространство, в котором находятся вещи, то где находится оно (пространство)? Очевидно, в другом пространстве, а то — в следующем и т. д. Отсюда можно имплицировать вывод, что не существует и множественность.
Четвертый аргумент против множественности Зенон обосновал на полном противоречии поведения многих вещей, взятых вместе в единстве, в сравнении с поведением этих же вещей, взятых по отдельности. Например, когда падает одновременно много зерен, то мы можем слышать звук от этого падения. Однако если бы чувственный опыт давал нам знание, то и одно зерно, падая, должно было бы издавать звук, сохраняя соответствующие пропорции. Но чувственное познание не свидетельствует об этом: мы не слышим звук одного падающего зерна, а следовательно, множественность не существует.
Приведем три замечания относительно философии Зенона:
- Аргументы Зенона в некоторых работах по истории философии еще определяют как парадоксы или апории (задачи).
- Логические конструкции Зенона демонстрируют противоречивость движения и находятся в противоречии с обыденным опытом. Зенон, надо полагать, конечно же, допускал существование движения в области чувственного познания. Однако в его апориях речь идет не о «реальности» или «существовании» движения, но о «возможности его постижения разумом». Поэтому у Зенона речь идет о движении не как о чувственной реальности, а предпринята попытка выяснить логическую, понятийную сторону движения. Зенон предпринял первую попытку в истории философии осмыслить движение рационально.
Значение Зенона в том, что он предпринял попытку исследовать чрезвычайно важные для философии пары понятий: бытие и не-бытие, а также единое и многое. Если первая пара была исследована и Парменидом, то вторая пара понятий содержит новации Зенона в сравнении с Парменидом.
Философские взгляды Зенона вышли за пределы собственно элеатской философии, они оказали значительное влияние на софистику, на методологию Сократа, способствовали формированию новых методов доказывания в науке и явились условием для возникновения логики. Зенону принадлежит приоритет в разработке метода доказательства от противного, через доведение предположения (гипотез) до противоречия и даже до абсурда. Апории Зенона были предметом спора философов и представителей частных наук вплоть до начала XX века.