Вначале Пиррон (родился около 365—360 г. до н. э.) был живописцем (художником), жил достаточно бедно. Затем начал заниматься философией. Сначала учился у сократиков, а затем у Анаксар-хоса из Абдер, который познакомил его с Демокритом. Вместе со своим учителем участвовал в составе войска Александра Македонского в завоевательном походе на Восток, а затем вернулся в Элиду. Известно, что он написал только поэму в честь Александра Македонского. Однако его учение, к счастью, зафиксировал письменно его ученик Тимон.
Пиррон явился основателем интеллектуального движения, которое сильно развилось в древности, более того, ему принадлежит заслуга в создании нового стиля мышления, который сыграл весьма важную роль в развитии философии, науки и культуры Запада. Он не основал в полном смысле слова никакой школы, более того, он не объединил вокруг себя какой-нибудь значимой группы учеников. Он так же, как и Сократ, считал, что стилем, способом собственной жизни и словом можно и нужно передавать другим философскую мудрость. Об особенностях его образа жизни есть много свидетельств у Диогена Лаэртского. Так, однажды, когда его учитель Анаксархос попал в болото, Пиррон прошел мимо, не подав ему руки; люди его бранили, но учитель восхвалял — за безразличие и безлюбие.
В отечестве ему воздавали такой почет, что назначили верховным жрецом и ради него постановили всех философов освободить от податей [8, с. 380].
В обыденной жизни был чрезвычайно скромным. Диоген Лаэртский пишет, что он сам носил продавать на базар кур и поросят, сам прибирался в доме (он жил с сестрой — повивальной бабкой). Когда его лечили сечением (разрезанием) и прижиганием, то даже не морщился.
Рассказывают, что во время бури на корабле, когда его спутники впали в уныние, он оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросенка, который ел себе и ел. Пирон считал, что такой бестревожности и должен держаться мудрец [8, с. 381]. Эти примеры хорошо иллюстрируют стиль его жизни, который соответствовал его же этическому учению.
Ученики Пиррона, собственно, тоже не были учениками в точном смысле этого слова; это были больше сторонники, любители и наследники его идей. Они искали у своего учителя то, что можно назвать новой моделью жизни, той жизни, которая была для них образцом в период упадка, деградации, крушения традиционных идеалов, критериев нравственности, ценностей социально-политической жизни. Даже в этих условиях, считал Пиррон, можно было достичь счастья и душевного покоя.
В отличие от эпикуреизма и стоицизма, которые обосновывали решение этой же проблемы поисками оснований, являющихся необходимыми и достаточными, чтобы достичь такого состояния в жизни человека, и видели их в наслаждении, в жизни в согласии с природой, с законами и пр., Пиррон и скептики утверждали, что, оказывается, можно быть счастливым и без истины, без знания и без ценностей, которые традиционно признавались в других философских доктринах условием счастливой жизни. Хронологически более поздние учения — эпикуреизм и стоицизм — считали, что мудрецу необходимо стремиться к наукам и знаниям, точно обоснованным и без сомнения истинным. Это соответствовало греческой традиции и убеждениям, что мир существует, что знание о нем достижимо для человека. Правила счастливой жизни, согласно той же традиции, следуют из существующей, установленной шкалы ценностей и соответствия жизни человека высшим ценностям.
Цель свою скептики видели в опровержении догматов (т.е. суждений, утверждений) всех школ, а сами при этом ни о чем догматически не высказывались, воздерживались от любых суждений о вещах, о явлениях, о состояниях и т. д. и т. п. Они утверждали, что обо всяких вещах можно высказать противоположные суждения — и положительные, и отрицательные; и да, и нет. Так как все течет, все изменяется, то, согласно учению скептиков, ни о чем вообще ничего сказать нельзя. Все говорят не о том, что действительно есть, но только о том, что им кажется, откуда и проистекает всеобщая противоречивость суждений, которая мешает признать что-либо за истину и что-нибудь за ложь.
Каким же образом Пиррон отошел как от традиционного для древнегреческой философии рационализма, так и от соответствующего образа жизни? Как можно определить новые правила жизни и «построить мудрость», не опираясь на ценности и на истину?
Эта доктрина Пиррона может быть понята, только если проанализировать историческую ситуацию того времени, если учесть, что благодаря участию в походе Александра Македонского Пиррон познакомился ближе с Востоком и специфическим пониманием восточной мудрости, неизвестной доселе грекам, а для обработки этих новых впечатлений и знаний, полученных на Востоке, Пиррон воспользовался древнегреческой философией.
Завоевательная политика и деятельность Александра Македонского повлекли за собой упадок древнегреческих полисов, т. е. городов-государств, уничтожение свобод граждан, отказ от отождествления человека и гражданина, экспансию эллинистической культуры на обширные территории и вместе с тем обогащение греческой культуры достижениями культуры народов Востока; уравнение в правах греков и варваров, развитие космополитизма. Все это было по существу революцией, которую совершил Александр Македонский. Как мы уже говорили, Пиррон вместе со своим учителем участвовал в походах Александра Великого, имел возможность находиться рядом с этим выдающимся полководцем, обладающим не имеющей границ отвагой, ломающим и разрушающим то, что совсем недавно считалось неразрушимым, вечным, включая и устоявшиеся у греков мнения и истины. Так Александр Македонский открывал для истории новые горизонты, и как его походы были переломными для европейской цивилизации, так и участник этих походов Пиррон смог осуществить такой же перелом, такую же революцию в своем сознании и в философии. В философии рушились, отрицались старые истины, а новые еще не были даже сформулированы, т. е. возник, можно сказать, «нулевой момент истины» [14, с. 470].
Влияние мыслителей Востока и, в частности, индийских гимнософистов чувствуется в учении Пиррона. Ему были известны стремления индийских философов подчинить и победить человеческие потребности, отказаться от зависимости от вещей и от их познания и стремление достичь состояния полной независимости от чувств, отказ от высказывания любых суждений о вещах. Оказал на него влияние и случай, который произошел с Анаксархом, когда один индус упрекал его и утверждал, что своими поучениями он не сделает лучшими других, если при этом сам будет плясать под царскую дудку.
После этого случая Пиррон, как пишет Диоген Лаэртский, стал жить уединенно, лишь изредка показываясь домашним.
Огромное впечатление на него оказал случай самосожжения одного из индийских гимнософистов. Этот случай описан у Плутарха в «Избранных жизнеописаниях»: «Калан, долгое время страдавший болезнью желудка, попросил соорудить для себя костер. Подъехав к костру на коне, он помолился, окропил себя, словно жертвенное животное, и срезал со своей головы клок волос в приношение богам. Затем, взойдя на костер, он попрощался с присутствующими македонцами, попросил их и царя провести этот день в веселой попойке и сказал, что царя вскоре увидит в Вавилоне. Произнеся эти слова, он лег и укрылся с головой. Огонь подбирался все ближе, но он не шевельнул ни рукой, ни ногой. Так он принес себя в жертву богам по древнему обычаю своей страны (Индия — В. С.). Много лет спустя в Афинах то же самое совершил другой индиец...» [29, с. 429].
Будучи свидетелем этого самосожжения, Пиррон сделал из него вывод: «Мудрец может быть счастливым даже во время мучения», а также и другой вывод: «Нереально все то, что кажется «реальным», и это стало основой его скептицизма.
Секст Эмпирик, говоря о Анаксархе и объединяя его взгляды со взглядами его ученика Пиррона, писал, что они отвергли критерий истинности, поскольку утверждали, что ничего не знают, даже того не знают, что ничего не знают.
Пиррон воздерживался от любых суждений. Он ничего не называл ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым и вообще полагал, что истинно ничто не существует [8, с. 370].
Скептицизм сформировался на основе критики различных философских идей, школ, которые их создатели считали истинными. Однако появились такие мыслители, которые считали, что истины вообще не существует. Всех тех, кто утверждал, что истина, или положительное знание, может быть достигнуто, скептики называли догматиками, т. е. философами «утверждающими», а себя считали философами «воздерживающимися от суждений», которые «только искали истину», но никогда не формировали суждений о действительности. Греческое слово «skeptikos» обозначало «сомневающийся», «критикующий».
Пиррон сформулировал для себя три основных вопроса:
- Какие существуют у вещей свойства?
- Как мы должны относиться к вещам?
- Какую пользу мы получим от такого отношения?
На эти вопросы Пиррон дал соответственно следующие ответы:
- Мы не знаем, какие есть свойства у вещей.
- Мы должны воздерживаться от любых суждений о вещах.
- Такое отношение к вещам принесет нам покой и счастье (атараксию), поскольку именно стремление людей к познанию и формированию представлений о вещах есть причина беспокойства и несчастья людей.
Скептики отнюдь не нигилисты. Вряд ли можно согласиться и с теми авторами, которые ставят скептицизм в один ряд с агностицизмом. Агностики учат, что мир непознаваем; античный скептик же находится в постоянном поиске, но он убежден, что подлинное знание недостижимо в этом смысле, что познавший многое не может придерживаться строго однозначных мнений. Мир тягуч так же, как и время: оно и есть, и его уже нет, потому что нет прошлого (оно уже прошло), нет будущего (оно еще не пришло), но нет и настоящего, ибо пока мы о нем мыслим, оно уже тоже ушло. «Ухватиться» за него невозможно. Устойчивость чего бы то ни было вообще не существует, поэтому живи как хочешь, избегая необходимости что-либо оценивать. Мудрецу-скептику лучше всего молчать в ответ на поступающие ему вопросы. Это молчание есть лучший ответ на поставленные вопросы. Воздерживаясь от ответов, от суждений скептик остается невозмутимым, а в этом и состоит счастье.
Кратко основные положения античного скептицизма можно свести к следующим тезисам:
- мир текуч, у него нет смысла и четкой определенности;
- всякое утверждение есть вместе с тем и отрицание, всякое «да» есть вместе с тем «нет», а подлинная философия скептицизма — молчание;
- в жизни надо следовать явлениям, но не сущности.
Скептицизм был очередной интерпретацией счастья человека, опирающегося на понятие «покоя». Если в эпикуреизме мы имели понятие «атараксии», понимаемой как отсутствие страданий тела и беспокойства души, т. е. спокойствие души, в стоицизме — понятие апатии как освобождения от страстей, чувственности, от всех внешних благ, то в скептицизме атараксия интерпретировалась как покой, основанный на отказе от споров и сомнений по поводу проблем знания и истины: надо воздерживаться от всяких попыток формулирования позитивного знания о действительности, и это даст человеку покой и счастье.
Скептицизм выполнил свою позитивную мысль в развитии философии. Во-первых, он способствовал оживлению философских дискуссий, появлению духа антидогматизма и критицизма. К идеям скептиков возвращались и в последующие периоды развития философии: так, его идеи нашли отражение в «Опытах» Мишеля Монтеня во Франции в XVI в. , а в XVII столетии обратился к нему Рене Декарт (принцип методологичского сомнения). Мотивы скептицизма можно проследить также в феноменологии Э. Гуссерля.
Представители греческой философии жизни — эпикуризма, стоицизма, скептицизма, которые составляли основу эллинистической философии, учили людей искусству жизни, пытались указать пути, как достичь в этой жизни счастья. Следовательно, философия жизни этого периода была прежде всего сориентирована на практические рекомендации, а не на познание истины, т. е. она перестала, в известном смысле, учить мудрости, а стала учить определенному стилю жизни. Таким образом, упор в этой философии делался на этическую поблематику, а проблемы теории познания, логики ушли как бы на второй план. Это были не только количественные, но и качественные изменения в философии. С точки зрения количественной — это преимущество очевидно: этика стала главным предметом интереса философов этого времени. Что же касается качественной характеристики этих изменений, то она выражается в новизне поставленной проблематики и в решении этих проблем, в автономии, заметной независимости этических проблем и их решений от онтологии и логики.