Открытие переноса
По-видимому, многие специалисты прошлого, как, впрочем, и нашего времени, увидели бы в этом случае Брейера ординарный рецидив истерического невроза, клиническая картина которого, как уже отмечалось, чрезвычайно изменчива и полиморфна. Однако Фрейд высказал предположение, что как выздоровление Анны О., так и внезапное обострение заболевания было связано с особым отношением пациентки к Брейеру. Так впервые возникла идея того, что позднее было обозначено термином «перенос» (или «трансфер»), — специфических отношений между психотерапевтом и пациентом, без которых невозможна сколько-нибудь эффективная терапия. Этот феномен сейчас фактически общепризнан.
В более поздних определениях «трансфер» характеризовался как возникающий в процессе общения терапевта и пациента перенос на психоаналитика тех чувств, которые пациент некогда (чаще — в детстве) испытывал по отношению к родителям или другим значимым фигурам. Поэтому его аффективные (и отрицательные, и положительные) переживания как бы включаются в систему отношений «родитель — ребенок», а в силу закрепленной в памяти специфической роли значимого взрослого (в раннем детстве воспринимаемого без какой-либо критики) становятся управляемыми. Соответственно этому истолкования, которые даются терапевтом поступкам, чувствам и переживаниям пациента, становятся приемлемыми.
Совместные исследования Фрейда и Брейера позволили им со временем сделать два существенных вывода:
- прошлые, преимущественно отрицательные, переживания и впечатления часто вытесняются из сознания (т.е. актуально как бы отсутствуют в памяти), но, тем не менее, они могут оказывать влияние на психическое состояние и поведение человека;
- конкретная причина психических нарушений обычно не только не осознается пациентами, но чаще всего вообще неизвестна им.
Идея вытеснения
Когда говорится о том, что прошлые, преимущественно отрицательные, переживания и впечатления вытесняются из сознания, подразумевается, что какие-то мысли или чувства настолько неприемлемы для пациента, что он, сам того не осознавая, не может помнить о них, но не может и забыть в обычном понимании этого слова. Образно говоря, «нельзя вспомнить то, что не было забыто». Поэтому такие переживания проявляются не как обычные воспоминания, а в виде их психических эквивалентов — тех или иных психопатологических симптомов (то, что невозможно постоянно помнить, но и нельзя забыть, проявляется в «вытесненном виде»). Помочь пациенту осознанно вспомнить о прошлых переживаниях, снять с них (по образному выражению Фрейда) «нагар» и « зловоние» неприемлемости и сделать их действительно забытыми, действительно прошлыми (т.е. тем, что уже прошло, уже не тревожит, не волнует, не беспокоит) — одна из главных задач психоаналитической терапии. В этот период был установлен еще один элемент открытия Фрейда: определяющая роль словесных стимулов и системы памяти в возникновении и развитии приобретенной психопатологии.
Формирование принципов психоаналитической терапии
Постепенно Фрейдом формулируются основные принципы проведения психоаналитических сеансов: пациент располагается полулежа в удобном глубоком кресле или на мягкой кушетке; терапевт сидит рядом (слева или справа), но обязательно немного смещаясь назад, чтобы встреча взглядов исключалась, так как положение «глаза в глаза» затрудняет раскрепощение сознания (истина, бесспорно, известная еще древнейшим исповедникам). Затем пациенту предлагается расслабиться и одновременно сосредоточиться на своем состоянии и своих внутренних переживаниях, их словесном описании и интерпретации. При этом задача терапевта состоит в том, чтобы, искусно направляя усилия пациента, создать такую атмосферу общения, когда его рассказ абсолютно ничем не сдерживается и проходит совершенно спокойно, вольно, так как только в этом случае появляется возможность выявить «заблокированные» мысли, желания и влечения. Отчасти описанная ситуация моделирует все те же весьма специфические отношения внимательного и сопереживающего родителя и ребенка, всегда оставляя за терапевтом роль первого.
Но в отличие от обычного навыка речи, который прививается с раннего детства («подумай, а потом говори»), пациенту предлагается говорить все, что ему приходит в голову, не раздумывая, включая любые нелепости, несусветные глупости, «сальности» и даже непристойности, совершенно не стесняя себя в выражениях. Естественно, не всем это удается сразу. Постоянно анализируя свою практику, Фрейд замечает, что перед изложением самых сокровенных или самых «запретных» мыслей срабатывает социальный (культуральный и моральный) контроль, который он вначале назвал «цензурой».
Понятие второго смысла
Особое значение в психоаналитической беседе (хотя и несколько односторонней, так как психоаналитик большей частью молчит или сохраняет нейтральность) уделяется оговоркам, ошибкам и любым словам, которые могут иметь двойной смысл. Фактически выявление скрытого смысла или второго плана рассказа, который не проявляется в беседе явно, и составляет главную задачу психоаналитика. Поэтому он должен хорошо знать язык, в том числе поговорки, идиоматические выражения, культуру, национальные особенности и т.п. своих пациентов. Еще одно важное примечание: в отличие от обыденной речи, аналитик гораздо больше внимания обращает не на то, что или как говорит пациент, а почему он говорит именно об этом. Какие индивидуально значимые стереотипы отношений и влечения при этом активизируются или реализуются? Где могут быть скрыты истоки именно этих паттернов и реакций и почему именно они составляют содержание материала и ситуаций, которые человек хотел бы обсудить со специалистом, а следовательно, не смог преодолеть сам?
Несмотря на «абсолютную» вольность изложения, терапевт своими вопросами все же направляет речь пациента, но, опять же, при сохранении принципа психоаналитической нейтральности: при отсутствии поощрения, осуждения или сочувствия в отношении тех или иных высказываний.
Принцип сексуальности и эдипов комплекс
Уже во время первых, еще не называемых психоаналитическими, сеансов Фрейд обращает внимание на то, что в рассказах его пациентов почти всегда выявляется повышенная фиксация на темах и психотравмирующих переживаниях, так или иначе связанных с попытками или результатами совращения их в детстве, преимущественно со стороны близких родственников, чаще всего — дочерей отцами. В целом, и это хорошо известно из клинической практики, такие ситуации действительно нередки в семьях с отягощенным психиатрическим анамнезом. Позднее признание роли психотравмирующих ситуаций раннего детства, и особенно — детской сексуальной травмы в качестве пускового механизма психопатологии, вошло в число основных постулатов психоанализа.
Но первые сообщения Фрейда об этом, представленные венскому врачебному сообществу, вызвали бурю негодования.
Через какое-то время и, как отмечают некоторые историографы психоанализа, в известной степени в угоду общественному мнению Фрейд качественно трансформирует свою гипотезу. Он делает неожиданное заключение, что было бы неверно обвинять всех отцов в извращенности, так как в рассказах невротических пациентов об обстоятельствах возникновения аффективных переживаний очень трудно, а часто — невозможно, отличить истину от вымысла (это хорошо известно любому специалисту-практику, независимо от его отношения к психоанализу). Сущность же трансформации гипотезы Фрейда состояла в следующем: сексуально окрашенные рассказы пациентов могут быть лишь продуктом их болезненных фантазий, но эти фантазии, хотя и в искаженном виде, отражают их действительные желания и влечения. Таким образом, в новой интерпретации гипотезы Фрейда речь шла уже не об извращенности отцов, а о бессознательном желании дочерей быть соблазненными отцами. Это не вносило чего-то существенно нового в теоретические построения, но с точки зрения морали и нравственности общества и профессионального сообщества того времени было более приемлемым. Так в психоанализе впервые появляются представления о комплексах Электры и Эдипа.
Нужно сразу отметить, что эта идея у Фрейда носит исключительно метафорический характер, а ее некритическое, можно сказать вульгарнопримитивное, понимание и объяснение — исключительная привилегия малообразованных критиков и «дикого психоанализа». Тем не менее эта метафора достаточно точно отражает объективно существующие тенденции, о которых еще будет сказано ниже. Уже после описания этого комплекса Фрейд постулирует почти всегда присутствующую агрессивность ребенка по отношению к одному из родителей, чаще — одного с ним пола, объясняя эту агрессивность бессознательным желанием занять место одного из супругов во внутрисемейных отношениях.
Это тоже является метафорой, хотя ее поведенческие эквиваленты хорошо известны всем достаточно внимательным родителям: в определенном возрасте, а именно — соответствующем эдипальной фазе психосексуального развития ребенка (4—6 лет), практически все наши дети в той или иной форме высказывают одну и ту же идею: «Вот вырасту и женюсь на маме» — или, соответственно: «...выйду замуж за папу». Это настолько обыденно, что мы даже не удивляемся, принимая этот вербальный эквивалент детских переживаний и влечений за одно из проявлений их сыновней или дочерней, традиционно считающейся бесполой, любви. Хотя обычно ко времени этого заявления большинство родителей уже неоднократно были свидетелями проявлений первичной детской сексуальности, правда, до этого направленной только на собственное тело, что естественно и нормально для этого возраста. В период полового созревания направленность чувств ребенка на родителя противоположного пола постепенно преодолевается и происходит разрешение эдипова комплекса. Однако иногда эта направленность сохраняется гораздо дольше, негативно сказываясь на обретении реальных семейных и сексуальных партнеров даже во взрослой жизни.
Представления о психодинамике и метапсихологии
В 1900 г. (точнее, в ноябре 1899 г.) выходит одна из основных работ Фрейда: «Толкование сновидений». В этот же период для объяснения психических феноменов Фрейд вводит представление о психодинамике, т.е. переходит к рассмотрению психики как эпифеномена, тем самым ставя под сомнения представления о том, что психика — это обычная физиологическая функция мозга. В рамках этой концепции Фрейд также уточняет, что симптомы истерии, оговорки, случаи забываний и содержание сновидений нередко являются эквивалентами скрытых или неосознаваемых желаний и влечений человека. Если несколько упростить мысль ученого, влечения это одухотворенные (в отличие от жестко запрограммированного поведения животных) формы реализации инстинктов. Это положение также тысячекратно подтверждено психоаналитической практикой. Параллельно Фрейд отказывается от применения гипноза и заменяет его методом свободных ассоциаций, т.е. свободным рассказом пациента, никогда не перебиваемого, ничем не ограничиваемого и никак не направляемого терапевтом. Как было обосновано позднее, течение этих рассказов, их внутренняя динамика и содержание всегда не случайны, а закономерно детерминируются содержанием бессознательной сферы.
Одним из разделов психоанализа и значительной частью его теоретической базы является разработанная Фрейдом метапсихология, в основе которой лежали представления о бессознательных процессах и структуре психического аппарата. Название этой области знаний было введено Фрейдом по аналогии с метафизикой (буквально — «то, что следует после физики») Аристотеля, который считал, что существуют явления, недоступные для органов чувств, постигнуть которые можно только теоретически (кстати, именно таким образом Аристотель предсказал в свое время существование атомов).
Здесь были только обозначены основные открытия психоанализа, а с рядом других, изложение которых просто невозможно в кратком варианте, вы познакомитесь в следующих разделах учебника. Тем не менее, открывая ту или иную работу Фрейда (или его последователей), вы сможете немного лучше понимать то новое и революционное, что он привнес в современную науку и культуру.