При всей очевидности ориентации фундаментализма на силовые методы в воспитании и организации социально-культурной жизни общества лишь немногих фундаменталистов имеет смысл называть экстремистами. В религиозном контексте их называют фанатиками. Если обратиться к психологическому словарю, то там мы прочитаем: «Фанатизм (от пат. fanum — «жертвенник») — непоколебимая и отвергающая альтернативы приверженность индивида определенным убеждениям, которая находит выражение в его деятельности и общении. Фанатизм сопряжен с готовностью к жертвам, преданность идее сочетается с нетерпимостью к инакомыслящим, пренебрежением к этическим нормативам, препятствующим достижению общей цели. Для фанатиков, которые находят поддержку во взаимном признании, характерны повышенная эмоциональность, некритическое отношение к любой информации, подтверждающей их взгляды, неприятие критики, даже доброжелательной» (Брудный А. А., 2006). В церковном лексиконе fanatici — «одержимые демоническим бешенством, впадающие в священное безумие». В обстоятельной и заслуживающей тщательного изучения монографии о фанатизме современный немецкий исследователь Петер Концен пишет:
«фанатизм можно определить не иначе как преувеличенная, обманчивая и патологически притягивающая вера. Это значит: если мы говорим о фанатизме, то это скорее мировоззрение, ценности, видения, которые человек переживает с некой нездоровой пристрастностью. Человек отстаивает их с таким упорством, что насильственный конфликт с окружающим миром запрограммирован с самого начала. Разрывающая человека амбивалентность — связь наивысшего с бесконечно низким — нигде не проявляется так отчетливо, как в убеждениях, которые заставляют человека прибегать к насилию. Упорное желание воплотить в жизнь идеи, которые отрицают несовершенность человека, постоянно превращается в крайние формы жестокости и разрушения» (Концен П., 2011, с. 16-17).
Тип религиозного фанатика описывает Э. Хоффер, но использует термин «истинно верующий». Он дает ему следующую характеристику: «В терпимости он видит признак слабости, легкомыслия и невежества. Он жаждет глубочайшей уверенности, которая может прийти только вместе с полной самоотдачей, с жаждой прильнуть всем сердцем к символу веры и священному делу. Суть здесь не в содержании этого “дела”, а в полной самоотдаче и в общении с другими верующими. Он готов присоединиться даже к крестовому походу против своего прежнего “священного дела” при условии, если это будет действительно настоящий крестовый поход — бескомпромиссный, беспощадный — поход во имя одной единственной истины» (Хоффер Э., 2001, с. 104). Можно было бы заменить термин «истинно верующий» на «истово верующий».
Полезно также обратить внимание на то, что, согласно словарям, синонимами слова фанатизм являются: умоисступление, раж, ярость, буйство, неистовство, исступление, изуверство. Книга П. Концена имеет подзаголовок «Психоанализ этого ужасного явления». Проф. А. И. Кугий, научный редактор перевода этой книги, утверждает: «Она являет собой фундаментальное, выполненное на высочайшем профессиональном уровне исследование психоаналитических оснований фанатизма. Именно психоаналитический метод, ориентированный на отображение скрытых, бессознательных и подсознательных оснований человеческой жизни, является наиболее эффективным для отображения феномена фанатизма во всем многообразии его проявлений». Он также ссылается на статью «О фанатизме, ортодоксии и истине» выдающегося русского мыслителя Н. А. Бердяева, которую цитируют все исследователи фанатизма: «Человек, допустивший себя до одержимости идеей мировой опасности и мирового заговора масонов, евреев, иезуитов, большевиков или оккультного общества убийц, — перестает верить в Божью силу, в силу истины и полагается лишь на собственные насилия, жестокости и убийства. Такой человек есть, в сущности, предмет психопатологии и психоанализа» (Концен П., 2011, с. 10).
Обстоятельный и глубокий исторический и этимологический анализ того, как понятия фанатизм и фанатик созревали в европейском сознании, дал замечательный филолог свящ. Георгий Чистяков. Он отмечает, что впервые ввел в употребление Нового времени эти слова католический епископ Жак Бенинь Боссюэ (1627-1704), бывший одним из главных идеологов французского абсолютизма. Для него фанатиками были протестанты. Пьер Бейль (1647-1706), а вслед за ним и «Французская энциклопедия» (1777) дают принципиально иное определение фанатизма. Это «введенное в действие суеверие» или плод незнания, примитивной души, иррационального или, вернее, предрационального сознания. Принципиально новое определение фанатизма, ставшее классическим, дает Вольтер в 1764 г. в «Философском словаре».
Он выдвигает следующее положение: «Тот, кому свойственны экстазы и видения, кто принимает свои сны за нечто реальное и плоды своего воображения за пророчества, того можно назвать энтузиастом, но тот, кто поддерживает свое безумие, убивая, — фанатик». Суть фанатизма, по Вольтеру, заключается в том, что фанатик, отстаивая ту ортодоксию, хранителем которой он себя считает, готов казнить и убивать, при этом он всегда и исключительно опирается на силу. «Наиболее отвратительным примером фанатизма» является для Вольтера Варфоломеевская ночь. Вольтер говорит и о фанатиках с холодной кровью — это «судьи, которые выносят смертные приговоры тем, кто думает иначе, чем они». Вольтер определяет и некоторые черты психологии фанатизма. Это не просто «плод незнания и примитивной души», как утверждает «Французская энциклопедия», но он всегда тесно связан с психологией толпы: «книги гораздо меньше возбуждают фанатизм, нежели собрания и публичные выступления». Фанатизм всегда «мрачен и жесток», это одновременно суеверие, лихорадка, бешенство и злоба (см.: Чистяков Г.).
В контексте обсуждаемого уместна еще одна цитата Г. Чистякова: «Фанатизм выходит на авансцену истории в эпохи, во-первых, упадка живой веры и кризиса религиозного миросозерцания, во-вторых, в моменты смены духовных ориентиров, когда большинство верующих крайне слабо представляют, во что они верят, и, наконец, в те периоды, когда в жизни общества вообще начинает преобладать новое». Технологическая и информационная революции, глобализационные процессы, — все это так же до неузнаваемости изменило жизнь вокруг нас, как это было в XVI веке. Человек, исповедующий традиционные ценности, не успевает осмыслить все, что происходит вокруг него и попадает в ловушку фанатизма.
Не удивительно, что угроза основной жизненной ценности делает человека особенно склонным к фанатизму.
Религиозный фанатизм во всех культурах оставил ужасный след в виде деструктивных сект, инквизиции и «священных» войн. Им грешили монотеистические религии, провозглашавшие единственную веру, способную сделать человека счастливым и спасенным.
Для фанатизма характерно во всем винить идеологических врагов. Врага необходимо найти, разоблачить, обезвредить и уничтожить. «Религиозные ревнители постоянно ищут происки зла, угрожающие их вере и церкви — и нередко существование дьявола кажется им более реальным, чем сам Бог. Для фанатиков типично параноидное состояние бодрствования, с которым они “встряхивают” свое окружение при первом же симптоме безразличия к ним» (Концен П., 2011, с. 78).
Врагом же и слугой дьявола для фанатика становится всякий, кто кажется такому человеку инакомыслящим. Таким образом, религиозный фанатизм, всегда выраставший из стремления защитить старое, традиционное, освященное временем и памятью о прошлом, в постсоветской реальности обретает новое дыхание.
В качестве иллюстрации проявления фанатизма имеет смысл обратить внимание на феномен антисемитизма, который является ярким примером этнорелигиозного конфликта.