Хотя теория рационального выбора стала проникать в политическую науку из экономической науки уже в 1950-е гг., в сравнительных исследованиях она стала широко использоваться только в последние десятилетия. Основной постулат теоретиков рационального выбора, на котором основывается предпосылка ее использования в сравнительной политологии, следующий:
«Индивидуальное поведение может рассматриваться как рациональное постольку поскольку оно касается основных социальных и политических обстоятельств. Таким образом, фундаментальные принципы политического поведения одинаковы в различных политических системах, несмотря на очевидные различные конфигурации институтов и политических феноменов» (Kato, 1996, p. 564).
Подобный оптимизм разделяется не всеми. Существует обширная критическая литература как в целом по теории рационального выбора, так и по ее использованию в сравнительной политологии. Но все же эта теория и методологическая ориентация достаточно широко используется, поэтому сказать о ее основных характеристиках необходимо; более того, необходимо раскрыть ее возможности в сравнительных исследованиях. Она хорошо «работает» при исследовании таких демократических феноменов, как плюрализм, выборы, распределение власти, оппозиционность, коалиционность и т. д.
Прежде всего отметим, что теория рационального выбора пришла из экономической науки, хотя ее основания связаны не только с последней. Р. Швери называет три важнейшие интеллектуальные традиции, повлиявшие на формирование теории рационального выбора:
«Это, во-первых, шотландская философия нравственности Хатчисона, Юма, Фергюсона и Смита, впервые предложившая последовательную индивидуалистическую концепцию рационального поведения и обратившая внимание на ее плодотворность в объяснении общественных явлений. Во-вторых, утилитаризм, выработавший всеобъемлющую концепцию моральных суждений. Утилитаристы отказались от догматики античной философии, приняв важное предположение о том, что мы должны обращать внимание на последствия наших действий, и только тогда мы сможем оценить, «плохим» или «хорошим» является наше действие. В-третьих, отказ от проблемы межиндивидуальной оценки наслаждений и страданий (inter-individual calculus of felicity), столь важный для утилитаризма, стал главным достижением неоклассической теории, выдвинувшей на передний план процесс взаимного обмена. Если отдельный индивидуум получает выгоду от использования того или иного закона, института или другого фактора, налагающего определенные ограничения на наши действия, и к тому же способен компенсировать потери другим, нет причин утверждать, что обмен нечестен, противоречит нормам морали или чему-либо еще» (Швери, 1997, с. 35-36).
Хотя теория рационального выбора имела давние традиции, тем не менее в общественных науках она занимала маргинальное положение в силу господства таких методологических ориентаций, как старый институционализм, бихевиоризм, структурный функционализм, марксизм. Критика этих ориентаций и способствовала широкому распространению теории рационального выбора.
Бихевиоризм с его идеей «внешнего человека» (Б. Скиннер) рассматривал человеческое поведение в виде простой реакции на внешние воздействия, упрощая реальную картину поведения. Бихевиористская наука, хотя и способствовала развитию эмпирических исследований, однако оказалась неспособной создать теорию поведения, где бы человек был независимой переменной. В этом отношении теория рационального выбора как раз позволяла посмотреть на поведение человека «изнутри», учитывая характер человеческих предпочтений, их соизмерение друг с другом, выбор оптимального поведения.
Структурный функционализм, в свою очередь, перестал удовлетворять исследователей, так как, во-первых, обращал внимание прежде всего на системы и структуры, а не на людей в этих системах и структурах; во-вторых, трактовал человеческое поведение сквозь призму его ролевой функции в системе, которая определялась процессами социализации, коммуникации и интеграции. В структурном функционализме человек как самостоятельное действующее лицо (актор) исчезал; он подчинялся социальным нормам, был социальным существом в этом смысле. Теория рационального выбора ориентировалась на активную роль человека при его столкновении с нормами: человек устанавливает нормы и действует в их границах, выбирая выгодное для себя поведение. В этом отношении теория рационального выбора заменяла идею «социологического человека» идеей «экономического человека». Вместо человека, чувствительного к окружающей среде, пассивно интернализующего нормы в процессе социализации, исполняющего системные роли и осуществляющего адаптивное поведение, теория рационального выбора «ставит нацеленного, провокативного агента, максимизатора своих частных интересов» (Shepsle, 1989, p. 133).
Теория рационального выбора выдвигалась также в противовес марксистской концепции жесткого детерминизма поведения человека социально-экономическими отношениями, прежде всего отношениями собственности. Хотя производство общественных отношений по марксистской теории осуществлялось людьми, но при уже сформированных общественных предпосылках, накладывающих не только границы на человеческое поведение, но и определяющих его интересы и потребности. В этом смысле человек также рассматривался как существо зависимое и подчиненное; активным могла быть лишь социальная группа, класс, к которому принадлежал человек. Концепция общественных законов закрепляла представление о внешних детерминантах поведения человека. Теория рационального выбора противопоставила идее классов идею общественного выбора, описывающую процесс выбора индивидами эффективных институтов.
Отмечается и неприятие теоретиками рационального выбора старой версии институционализма, при которой политика представлялась как некая нормативная система, трудно совместимая с индивидуальным интересом. С одной стороны, старый институционализм выступал в одеждах легализма, когда политика рассматривалась в терминах конституции и права. Значительный элемент долженствования при изучении политики оставлял в тени особенности реальных процессов и их противоречивого отношения с юридическими нормами. Сам характер нормы, прежде всего ее обобщенность и абстрактность, требовал рассматривать политическое поведение индивида по большей части в терминах соответствия/отклонения. С другой стороны, идеализация норм проводила к идеализации выраженных в них общественных интересов, которые приобретали характер самостоятельной сущности, не связанной с частными интересами конкретных людей. Критика такой политики с позиции теории рационального выбора осуществлялась под флагом реализма, т. е. более здравого рассмотрения поведения человека как действующего агента со своими интересами без метафизического поиска находящихся за ним (или над ним) общих, народных, национальных и т. д. идей и интересов. В этом отношении институты устанавливались и изменялись людьми под влиянием их предпочтений и обеспечивали эффективность их взаимодействий. Сами институты понимались как формальные и неформальные правила, осуществляющие регулятивную функцию процесса взаимодействия людей и структурирования их намерений.
Таким образом, теория рационального выбора выдвинула на первый план политического исследования действующего человека с его собственными интересами и потребностями, человека самодостаточного и активного. Противопоставляя себя прежним методологическим подходам, теория рационального выбора позволяла по-другому поставить и решить ряд вопросов.
Во-первых, в исследовании общественных отношений и процессов невозможно обойти проблему уровней анализа. Так или иначе ученый вынужден выбирать перспективу: сосредоточиться ли ему на микроуровне, т. е. индивидуальном поведении, исследовать ли общественные структуры как феномены, имеющие собственное существование, либо попытаться объединить микро- и макроуровни. Теория рационального выбора как раз опиралась на предпосылку возможности связать индивидуальное поведение и общественные институты, чтобы сохранить суверенность индивида при принятии решений по поводу и собственных, и общественных благ.
Во-вторых, дифференциация наук в XIX и XX вв. сопровождалась стремлением ученых различных дисциплинарных профилей найти собственные законы и связи в соответствующих сферах действительности, подчеркивая тем самым несводимость различных областей общественной жизни и различных общественных наук. Теория рационального выбора вышла за рамки экономической сферы и заставила исследователей заметить сходство (а значит, и различие) поведения человека в политике с поведением в экономике. В сфере власти и принятия решений по поводу общих благ человек ведет себя так же рационально, как и в экономической жизни. Другой вопрос, что рациональность его поведения в этой сфере приобретает особые черты: есть ли специфика в общественном выборе по сравнению с выбором индивидуальным? Может ли быть описана политика, политическая деятельность, политическая организация и политические институты в категориях эффективности, т. е. соотношения пользы и затрат?
В-третьих, политическая наука всегда стремилась не только описывать политическую реальность, выявлять в ней зависимости между факторами, строить типологии и классификации и т. д., но и самой быть политическим фактором, т. е. включаться в политический процесс не только функцией легитимации политики, но и «производства политических событий». Не рассматривая здесь все проблемы «производства политического события» (интересующийся может обратиться к политической герменевтике, дискурсному анализу), подчеркнем, что теория рационального выбора позволила значительно повысить прикладное значение политической науки. Политический инжиниринг стал неотъемлемой частью политических кампаний. Такие разделы политологии рационального выбора, как политические игры, коалиционная борьба, избирательные стратегии, распределение власти, ведение переговоров, политическая конфликтология, стали действенным инструментом политического консультирования и менеджмента. Не случайно именно на период 1970-1980-х гг. приходится бурный рост различных политологических консультационных центров, обслуживающих политический процесс и влияющих на результативность политической деятельности.
Обратим внимание здесь на некоторые теоретические составляющие концепции рационального выбора и их использование в политической науке, в сравнительной политике при изучении демократических политических систем.