И мораль, и религия имеют сложный состав, выполняют разнообразные социокультурные функции. Сопоставляя мораль и религию, некорректно говорить о них вообще в их влиянии друг на друга. Их нужно рассматривать во внутренней неоднородности, принимая во внимание, что на разных уровнях отношения между моралью и религией различны. Одно дело — обоснование моральных ценностей и норм или их теоретическое объяснение, и другое — их содержание, способы реализации этого содержания, формы практического самоопределения личности.
На уровне общих философских понятий мораль и религия представляют собой отчасти пересекающиеся, а отчасти различные социальнокультурные, духовные практики. Мораль и религия пересекаются в той части, где совпадают их социокультурные функции по ценностной ориентации и нормативной регуляции поведения людей.
Религия — это особая форма мировосприятия, основанная на вере в сверхъестественные существа, и совокупность ритуалов, обеспечивающих связь с ними. Религия включает в себя моральные установления (в форме заповедей или наставлений пророков и учителей). Любая монотеистическая религия содержит идеал совершенства. Во многих религиях он ассоциирован с образом божественной личности. Иными словами, всякая религия наряду с представлениями о сверхъестественном и предполагаемых способах связи с ним, предъявляет человеку систематизированные представления о должном, добром, правильном и совершенном и тем самым несет в себе мораль.
Мораль как способ социального дисциплинирования, направленного на гармонизацию отношений людей — носителей партикулярных интересов, близка праву, обычаю. Но социально-культурное предназначение морали не сводится к социальному дисциплинированию. Посредством морали задается идеал личности, добрых и милосердных человеческих отношений, справедливого и гуманного общества. Этот идеал возвышен в буквальном значении этого слова — он превосходит существующие нравы и реальную общественную практику и противостоит им. Возвышенный идеал трансцендентен.
Трансцендентная составляющая морали и трансцендентная составляющая религии различны. Существенным признаком религиозного мышления является представление о трансцендентном существе (существах), определяющем (определяющих) имманентный порядок. В морали качеством трансцендентности обладают высшие ценности и соответствующие им требования, поскольку они не обусловлены наличным социальным и коммуникативным опытом; они трансцендентны в том смысле, что «внешни» этому опыту и при этом способны оказывать на него регулятивно-определяющее воздействие. В той части, в какой мораль предлагает перфекционистскую* программу, утверждает идеал, ориентирует человека на высшие ценности, она близка религии и смыкается с ней.
Эта двойная функция морали — гармонизация отношения между людьми, с одной стороны, и ориентация на идеал совершенства, с другой — наилучшим образом выражена в евангельской заповеди любви: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию, и разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10:27), представляющей собой основополагающий нравственный принцип христианства 1. В одной своей части заповедь любви ориентирует человека на высший идеал, а в другой — на мир с ближним. Содержание этой двуединой формулы не исключительно для христианства. Так, обе заповеди — любви к Богу и любви к человеку — даны в Торе, хотя и не в непосредственно соотнесенном виде. Именно такую схему человеческих устремлений представляет Платон в «Пире» и других произведениях; она развернута и в «Этике» Аристотеля. В исламе любовь к Аллаху во всей своей полноте невозможна без любви к ближнему, что выражено пророком Мухаммадом в следующих словах: «Не уверует никто из вас до тех пор, пока не станет желать своему брату того же, чего желает самому себе»1.
Таким образом, мораль и религия в их конкретных формах могут быть тесно переплетены. Насколько эта переплетенность значима для морали и для религии, зависит от их конкретных форм.
Как отмечалось в гл. 1, философское понятие «мораль» формируется в раннее Новое время. Этот процесс опосредован секуляризацией* сознания, секуляризацией философии, а также спецификацией понятия морали, т.е. аналитического выделения ее особенных характеристик и функций. Уже с XVIII в. в философии развивается по преимуществу понятие морали, «в пределах только разума» (И. Кант), отражающее и одновременно утверждающее способ мышления и действия, которым свойственны рациональность, универсализуемость, автономия*, равенство (так или иначе истолковываемые). С позиций такого философского понятия морали анализируются и квалифицируются конкретно-религиозные модели морали.
Нововременная философская новация в сложившемся понятийном синтезе заключалась в представлении о том, как «работают» суждения, мотивы, поступки «внутри» морали, как устроена мораль. Новое представление о морали было соединено с нормативным содержанием, которое в общем не было оригинальным: в части идей невреждения, примиренности, единения, любви и т.д. оно было воспринято в значительной степени из христианства, а в части идей справедливости, обязанности, права, равенства, мужества, достоинства и т.д. — из античной философии. Многие идеи, например свободы, совести, умеренности и др., имели как античные корни, так и христианские. Новационным оказался контекст этих идей: они стали выводиться из «природы человека», из природы человеческих отношений, из общественных отношений.
Одним из интеллектуальных и духовных достижений Нового времени, в частности века Просвещения, стал образ морали как пространства автономии, т.е. независимости мотивов, решений, действий от внешних обстоятельств. Идея автономии постепенно доводится до своего буквального значения — самозаконодательства, а теономная «подпорка» независимости индивида как морального субъекта отбрасывается. Автономия представляется как независимость добродетели от каких-либо внешних (по отношению к добродетели) факторов — обычая, образования, авторитета, а также каприза и влечения. Но в конечном счете это независимость от церковных институтов и религиозных догматов.
Такой образ морали сначала развивается в философии и затем широко распространяется в культуре, причем настолько широко, что многие начинают воспринимать как единственно возможный светский, т.е. безрелигиозный, образ морали, базирующийся на приведенных выше принципах. При этом не все принимают во внимание то, что нормативное содержание разделяемой ими морали унаследовано преимущественно из конфессионально укорененных моральных систем, что фундаментальные моральные принципы первоначально получают санкцию в рамках религиозного сознания, благодаря религиозным институтам, что мораль исторически развивалась не просто рядом или параллельно с религией, но и опосредованно к ней.
К этому следует добавить, что в Новое время под влиянием развития секуляризованной культуры происходят перемены и в христианстве. Достижения науки и социальные трансформации способствуют освобождению христианства от давления догматизма и мифологии, «либерализации» христианства, в первую очередь его протестантских версий.
Эти тенденции в культуре и общественном сознании были обусловлены очевидным прогрессом наук и технологий, рождавшим уверенность в том, что общественное, культурное и нравственное развитие происходит по такой же «прогрессистской» модели и каждое новое поколение, более просвещенное, образованное и технически оснащенное, делает шаг вперед в направлении к разумно устроенному миру всеобщего благоденствия и счастья.
ХХ век с его неисчислимыми человеческими жертвами, вызванными мировыми войнами и тоталитарными режимами, идеология которых явно или неявно покоилась на отрицании традиционной религии, трагически обесценил упования на торжество разума и построение на его основе счастливого будущего человечества.
«Если Бога нет, то все позволено»
Подозрительность в отношении к морали людей, не верующих в Бога как трансцендентного и всемогущего существа, нередко выражается в неявно обличительной сентенции: «Если Бога нет, то все позволено». Считается, что это выражение принадлежит Ф.М. Достоевскому и звучит в романе «Братья Карамазовы». Как такового этого выражения в романе нет. Но сама мысль, в эти слова вложенная, есть и встречается не в одном и не в двух эпизодах, как обычно это представляется, но шире, если не сказать, что всем романом писатель хотел проиллюстрировать эту идею с разных сторон.
Для усиления смысла этой фразы иногда в последнем слове изменяют приставку: «дозволено»1, тем самым указывая на то, что «отсутствие Бога», т.е. его отрицание, оказывается предпосылкой вседозволенности, а значит, безнравственности. Богословская интерпретация этой сентенции заключается в том, что человек без Бога в душе готов в отсутствие свидетелей на любой безнравственный поступок, между тем как человек верующий не решится под всевидящим Божьим оком ни помыслить, ни совершить ничего такого, что ставит под угрозу спасение его души. Увы, и исторический, и каждодневный житейский опыт свидетельствует о том, что религиозность, включая свои глубокие формы, не гарантирует от корысти, несправедливости и даже преступления, вплоть до убийства (крестовые походы, инквизиция, джихад). Причины этого могут быть разными, в частности небрежение земными обязанностями. Посвященность Богу может принимать формы, от которых предостерегал еще Иисус: «Кто говорит: “я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4:20).
Сентенцию «Если Бога нет, то все позволено» положительно принимают и нерелигиозные люди, считающие, что она сохраняет свой смысл и при философском понимании Бога, который в таком случае трактуется не как трансцендентное персонализированное существо, но как метафора абсолютных внутренних убеждений, т.е. совести. Тогда она означает следующее: если нет внутренних принципов, то человека ничего, кроме страха наказания, не удержит от жестокосердия, несправедливости и насилия. Речь идет не просто о наличии принципов, но именно моральных принципов, т.е. твердого убеждения в недопустимости причинения вреда невинным, в обязательности уважения к человеку и традициям, в непременности справедливого и милосердного отношения к людям. Ни вера в Бога, ни вера в то, что Бога нет, сами по себе не гарантируют наличие таких принципов в душе человека.