Первой формой дискурса о контрасте между двумя вышеописанными типами общества стала концепция мировой капиталистической системы в марксизме. Начало такого рода концептуализации положили в 1915-1916 гг. Карл Каутский и Владимир Ульянов (Ленин), сформулировав свои теории империализма. Среди современных социологических версий данной концепции наиболее авторитетной является развиваемая Иммануилом Валлерстайном и его последователями с середины 1970-х годов теория мир-системы, или мир-экономики. Однако собственно дискурс глобализации в социологии возникает лишь в середине 1980-х годов, когда это понятие стал разрабатывать и популяризировать британский и американский социолог Роланд Робертсон.
Рост системы экономических и политических связей на уровне национальных институтов (государств, межправительственных организаций, неправительственных, но национального масштаба организаций), а также распространение во всё большем числе стран институтов промышленного / буржуазного общества был замечен еще в XIX в. и стал предметом интереса классических теорий развития. Так, уже в «Манифесте коммунистической партии», написанном в 1848 г. совместно К. Марксом и Ф. Энгельсом, развитие международных экономических связей и территориальная экспансия капиталистических отношений описываются как сущностная характеристика перехода человечества в новую историческую эпоху. Однако эти процессы правильнее называть интернационализацией, чтобы различать предметы исследовательского интереса классиков социологии и исследователей глобализации.
Классические подходы недостаточны для описания современных процессов, качественно отличных от интернационализации. Из приведенной выше статистики видно, что в XX в. обозначился резкий контраст между плавностью предшествующих тенденций и скачкообразной динамикой последующих. Этот контраст количественных параметров указывает на переход от интернационализации к собственно глобализации. В понятие глобализации логично включить как беспрецедентную интенсификацию процессов интер-национализациии, в результате чего эти процессы становятся непосредственными факторами изменения социальной организации на субнациональном уровне, так и интенсификацию транснациональных межиндивидуальных и межгрупповых взаимодействий.
Таким образом, уже в силу различия предмета такие классики социологии, как Маркс или Конт, являются предшественниками, но не основоположниками теории глобализации. Кроме того, классические теории общественного развития принципиально отличаются от теорий глобализации логической структурой.
В основе всех теорий глобализации лежит дихотомическая типология социальной организации «локальная / глобальная».
В рамках этой типологии общественными изменениями могут быть лишь процессы, связанные со сменой пространственных характеристик социальной организации / социальных взаимодействий.
Фиксирующая возникший «разрыв» между прежними и новыми пространственными характеристиками социальных процессов дихотомия «локальное / глобальное» моделирует сдвиг начала — середины XX в. Таким образом, логическая структура теорий глобализации в общем определяется характером событий и тенденций этого периода.
Глобализационная концепция социальных изменений используется в разных теориях. Одной из наиболее авторитетных является теория Роланда Робертсона, который определил глобализацию как серию эмпирически фиксируемых изменений — разнородных, но объединенных логикой превращения мира в «единое место» (a single place). Единство места в данном случае означает то, что условия и характер социальных взаимодействий в любой точке мира одни и те же и что события в весьма удаленных друг от друга точках могут быть условиями или даже элементами одного процесса социального взаимодействия. Мир «сжимается», становится единым, лишенным существенных барьеров и дробления на специфические зоны социальным пространством.
Робертсоном выявляются две направленности глобализации: глобальная институционализация жизненного мира и локализация глобальности.
Глобальная институционализация жизненного мира, очевидно, толкуется как организация повседневных локальных взаимодействий и социализации непосредственным (минующим национально-государственный уровень) воздействием макроструктур мирового порядка. Макроструктурирование мирового порядка (системы взаимозависимости обществ, существующих в рамках национальных государств) происходит, по мысли Робертсона, под действием трех факторов — экспансии капитализма, западного империализма, развития глобальной системы массмедиа. Для жизненного мира индивидов и локальных сообществ совокупное действие этих трех факторов оборачивается экспансией «общечеловеческих ценностей», распространением стандартных символов, эстетических и поведенческих образцов глобальными сетями СМИ (например, CNN и MTV) и ТНК (например, Coca-Cola и General Motors).
Вторая направленность глобализации в модели Робертсона — локализация глобальности — призвана отразить тенденцию становления глобального не «сверху», а «снизу», т. е. через локальное — превращение взаимодействия с представителями иных государств и культур в рутинную практику, включение в повседневную жизнь элементов инонациональных, «экзотических» локальных культур. В мультикультуральных локальных сообществах категории «международные отношения», «столкновение цивилизаций», «транснациональная корпорация» оказываются практическими категориями взаимодействия. В этом случае термин «глобальное» означает не только «интернациональное», но и «субнациональное», и даже «локальное» в той степени, в какой последнее глобализует повседневную жизнь людей — превращает ее в переживание глобального. Чтобы подчеркнуть двухуровневость глобализации, соотносительность и взаимопроникновение глобального и локального, сочетание тенденций к гомогенности и к гетерогенности, Робертсон даже вводит специальный термин «глокализация».
Тот факт, что Робертсон выделяет в глобализации две направленности (глобальная институционализация жизненного мира и локализация глобальности), указывает на стремление рассматривать общественные изменения и с точки зрения макросоциологической (система / структура), и с точки зрения микросоциологической (социальное действие / актор). Поэтому модель глобализации, представленная в его теории, нами может быть сведена к формуле «структурная гомогенность + социальная гетерогенность». Это та парадигма изменений, которая задает единство разнородным, эмпирически фиксируемым тенденциям.
Одним из важнейших следствий, выводимых из теоретической модели Робертсона, является возможность дать собственно социологическую интерпретацию всем тем тенденциям, которые под названием «глобализация» фиксируются и анализируются экономистами, историками, политологами, культурологами.
Экономическая глобализация — процесс не только интенсификации интернациональных товарных/финансовых потоков и роста ТНК, но также институционализации (т. е. превращения в рутинную практику) мировой системы разделения труда в форме интернациональности (по составу и эффекту) локальных хозяйственных процессов / организаций.
Политическая глобализация — это процесс не только роста числа и влияния международных организаций, но также институционализации мировой системы международных отношений в форме интернациональности локальных политических акций / движений.
Культурная глобализация — это процесс не только мировой экспансии стандартных символов, эстетических и поведенческих образцов, продуцируемых западными СМИ и ТНК, но также институционализации мировой культуры в форме мультикультуральности локальных общин / стилей жизни.
Схема «структурная гомогенность + социальная гетерогенность» предполагает в качестве критериев глобальности общества наличие транснационального капитализма (рынка, образуемого ТНК и мультикультурными общностями потребителей), а также транснациональной демократии (системы международных организаций и планетарных СМИ, призванных выражать и отстаивать «общечеловеческие ценности», включая право на культурное разнообразие).
Таким образом, логическая структура теории Робертсона со всей очевидностью обнаруживает зависимость от тенденций, вызванных социокультурным сдвигом начала — середины XX в. Однако сам Робертсон стремится использовать свою теоретическую модель для описания и объяснения гораздо более ранних событий и тенденций. Логическую завершенность этим идеям он придал, представив глобализацию как процесс, в котором выделяются пять фаз: 1) зародышевая фаза (начало XV — середина XVIII в.); 2) начальная фаза (середина XVIII в. — 1870-е годы); 3) фаза подъема (1870-е годы — середина 1920-х годов); 4) фаза борьбы за гегемонию (1920-е годы — середина 1960-х годов); 5) фаза неопределенности (середина 1960-х годов — 1990-е годы). Эта концепция позволяет Робертсону учесть очевидную значимость ключевого периода (начало — середина XX в.). Но в целом концепция пяти фаз ведет к представлению о длительном, перманентном и кумулятивном процессе, что явно противоречит историческим фактам и принципам теории изменений, которым Робертсон следует в определении глобализации и в анализе современных тенденций. Так, фазами роста глобальной взаимозависимости оказываются в равной мере и тенденция релятивизации суверенитета национальных государств во второй половине XX в., и тенденция суверенизации в XVI-XIX вв., фазами роста глобального сознания — и развитие с середины XX в. дискурса общности человечества, и развитие в XVI — начале XX в. доктрин религиозной, расовой, национальной дискриминации и сегрегации.
Подведение под модель «структурная гомогенность + социальная гетерогенность» таких тенденций XV-XIX вв., как становление национальных государств, колониальная экспансия европейских стран и т. п., не вполне корректно. К тому же процесс глобализации в отдаленном прошлом реконструируется Робертсоном из единичных, разделенных иногда многими десятилетиями событий. В логическую структуру теории общественных изменений, каковой в целом является теория глобализации Робертсона, концепция пяти фаз не встраивается и остается в ней избыточным элементом.
Модель Робертсона позволяет концептуализировать глобализацию не только как структурные изменения, но и как изменения в умонастроениях и межиндивидуальных взаимодействиях. Кроме того, в понятие глобализации, разработанное Робертсоном, интегрирована возможность существования оппозиции, действующей глобально и таким образом одновременно использующей и отрицающей глобализацию. Термин «глобальное» у Робертсона означает не только «интернациональное» и «транснациональное», но и «транскультурное» и «транслокальное». Понятие глобального охватывает всё пространство социального, причем глобальное и локальное соотносительны и неразделимы. Поэтому данную модель глобализации можно назвать моделью глобальной социальности.
Другой тип моделей глобализации сформировался в конце 1980-х — середине 1990-х годов на основе принципиально иного осмысления пространственной референции понятия «глобализация». Начало этому типу моделей положил в 1990 г. Аржун Аппадураи в статье «Разъединение и различие в глобальной культур-экономике», идеи которой он затем развил в вышедшей в 1996 г. книге «Современность в полный рост: Культурные измерения глобализации». Аппадураи радикализировал противопоставление теории глобализации и мир-системной теории, акцентируя примат культурного — символического и феноменологического. Глобализацию он рассматривает как детер-риториализацию — утрату привязки социальных процессов к физическому пространству. В ходе глобализации формируется «глобальный культурный поток», который распадается на пять культурно-символических пространств-потоков (landscapes)5: этнопространство (ethnoscape), технопространство (technoscape), финанспространство (finanscape), медиапространство (mediascape), идеопространство (ideoscape). Этнопространство образуется потоком туристов, иммигрантов, беженцев, гастарбайтеров, технопространство — потоком технологий, финанспространство — потоком капиталов, медиапространство — потоком образов, идеопространство — потоком идеологем. Эти текучие, нестабильные пространства являются «строительными блоками» тех «воображаемых миров», в которых люди взаимодействуют, и взаимодействие это носит характер символических обменов.
В рамках концепции «воображаемых миров», конституируемых глобальными потоками, дихотомия «локальное/глобальное» трактуется феноменологически. Это — два типа структуры чувствования, которая продуцируется определенными формами интенциональной деятельности и производит определенные материальные эффекты. Локальное как артикуляция этнокультурной идентичности, религиозный фундаментализм, общинная солидарность не предшествует исторически глобальному, а производится/конструируется из тех же потоков образов, которые конституируют глобальное. Современное локальное столь же детерриториализовано, как и глобальное.
В теоретической модели Аппадураи первоначальная дихотомия «локальное / глобальное» замещается, по сути, дихотомией «территориальное/ детерриториализованное», а глобальность и локальность выступают как две составляющие глобализации, аналогичные структурной гомогенности и социальной гетерогенности в модели Робертсона.
В модели детерриториализации социального практически полностью утрачивается изначальная референция понятия глобализации к физическому пространству и однородному целому. «Глобальное» у Аппадураи означает скорее нечто непространственное, нематериальное, воображаемое, символическое, гетерогенное, но всепроникающее. Это искажение базовой метафоры позволило создать модели, учитывающие новые тенденции — консьюмеризм, миноритизацию политики, развитие компьютерных сетей и т. д. Новые тенденции описываются / объясняются при помощи дихотомического различения «территориальное / детерриториализованное», которое предстает как модификация дихотомии «локальное / глобальное». Парадигму изменений, посредством которой Аппадураи соединяет разнородные тенденции в единый процесс глобализации, можно свести к формуле «структурная диффузность + социальная фрагментарность». Эта формула акцентирует не только экспансию, но и нестабильность, «текучесть» глобальных структур, не только плюрализм, но и чреватую конфликтами разобщенность социокультурных ориентаций индивидуальных действий. Однако в общем парадигма изменений в модели де-территориализации социального является скорее не альтернативой, а модификацией по отношению к парадигме «структурная гомогенность + социальная гетерогенность». Таким образом, референтами моделей детерриториализации остаются транснациональный капитализм и транснациональная демократия, хотя Аппадураи, настаивая на постмодернистской эстетизации экономики и политики, акцентирует не транснациональность, а транскультурность капитализма и демократии.
Логическая структура теорий глобализации, основу которой образует дихотомическая типология социальной организации «локальная/глобальная», идеально «работает» на материале XX в., поскольку резкая смена параметров, характеризующих международные, межкультурные контакты в этот период, позволяет трактовать общественные изменения как переход от социальной организации, замкнутой на локальном (региональном, национальном) уровне, к открытой, преодолевающей национальную и региональную ограниченность. Но глобализационная парадигма общественных изменений плохо «срабатывает» на материале прежних эпох, и для развитых стран уже сейчас актуальной становится ситуация, когда глобализация не представляет собой процесс общественных изменений, а превращается в рутинный процесс функционирования / воспроизводства транснациональных структур и процессов, сосредоточенных в сети крупнейших городов.
Адекватно моделируя тенденции экономической интеграции, формирования транснациональной бюрократии, роста мультикультурных сообществ, теории глобализации не описывают и не объясняют адекватно новые тенденции, возникшие ближе к концу XX в., — экспансию образов и коммуникаций, замещающих реальные вещи / действия в экономике, политике, культуре, а также компьютерную революцию и формирование так называемой киберкультуры. На протяжении последних десятилетий XX в. эти не попадающие в фокус теорий модернизации и глобализации изменения стали настолько очевидны, что вызывают необходимость разработки новых теорий социальных изменений.