Умение найти точные слова для наименования тех или иных понятий помогает добиться краткости в выражении мысли. И наоборот, стилистическая беспомощность автора нередко приводит к речевой избыточности — многословию. Па многословие как на большое зло неоднократно обращали внимание ученые, писатели. Так, А. П. Чехов заметил: «Краткость — сестра таланта», а М. Горький писал, что лаконизм, как и точность изложения, даются писателю нелегко: «...крайне трудно найти точные слова и поставить их так, чтобы немногим было сказано много, “чтобы словам было тесно, мыслям — просторно”».
Многословие проявляется в различных формах. Так, нередко можно наблюдать навязчивое объяснение всем известных истин:
Потребление молока является хорошей традицией, молоком питаются не только дети, потребность в молоке, привычка к молоку сохраняется до глубокой старости. Плохая ли это привычка? Надо ли от нее отказываться? Нет!
Подобное пустословие, естественно, должно пресекаться: рассуждения, не представляющие информативной ценности, при литературном редактировании исключаются. Однако такая правка-сокращение не имеет прямого отношения к лексической стилистике, поскольку затрагивает не лексическую сторону текста, а содержательную.
Предметом лексической стилистики является речевая избыточность, возникающая при повторной передаче одной и той же мысли. В приведенном ниже тексте выделенные слова являются лишними:
Людей потрясло зрелище пожара, свидетелями которого они были; Наши спортсмены прибыли на международные соревнования для того, чтобы принять участие в соревнованиях, в которых будут участвовать не только наши, но и зарубежные спортсмены; Супруг не мог оставаться в стороне от семейных конфликтов как муж женщины и отец детей; Машинный парк обновили новыми машинами.
Иногда проявление речевой избыточности граничит с абсурдностью: Труп был мертв и не скрывал этого. Подобные примеры многословия стилисты называют ляпалиссиадами. Происхождение этого термина небезынтересно: он образован от имени французского маршала маркиза Ля Палиса, погибшего в 1525 г. Солдаты сочинили о нем песню, в которой были такие слова: Наш командир еще за 25 минут до своей смерти был жив. Нелепость ляпалиссиады заключается в утверждении самоочевидной истины. Ляпалиссиады придают речи неуместный комизм, причем нередко в таких ситуациях, которые возникли в результате трагических обстоятельств:
Поскольку ответственный редактор сборника умер, необходимо ввести в состав редколлегии нового редактора из ныне живущих; Мертвый труп лежал без движения и не проявлял признаков жизни.
Речевая избыточность может принимать форму плеоназма (греч. pleonasmos — ‘излишество’), т.е. употребления в речи близких по смыслу и потому излишних слов (главная суть; повседневная обыденность; бесполезно пропадает; предчувствовать заранее; ценные сокровища; темный мрак\ всенародный референдум', полный аншлаг', интерактивное взаимодействие', установленный факт и т.п.). Интересно, что плеоназмы в языковой системе появляются и сегодня в контексте развития новых информационных систем и технологий: CD-диск, IT-технологии, протокол FTP/HTTP.
Нередко плеоназмы возникают в случае соединения синонимов (расцеловал и облобызал; долгий и продолжительный; мужественный и смелый; только лишь; тем не менее, однако; так, например, и др.). Еще А. С. Пушкин, считая краткость одним из достоинств произведения, упрекал П. А. Вяземского в письме к нему за то, что в его сказке «Черта местности» речь одного из героев «растянута», а фраза «Еще мучительней вдвойне едва ли не плеоназм». Обычно плеоназмы являются следствием стилистической небрежности автора: Местные работники леса не ограничиваются только охраной тайги, но и не допускают также, чтобы напрасно пропадали богатейшие дары природы — при стилистической правке выделенные слова необходимо исключить.
Исследователи отмечают, что в речевой деятельности индивида плеоназмы часто возникают в силу таких причин, как «следование традиции, стремление к более полному изложению информации при недостатке языковой компетенции, желание повысить экспрессивность высказывания».
Проявление речевой избыточности следует отличать от «мнимого плеоназма», к которому автор обращается сознательно как к средству усиления выразительности речи. В этом случае плеоназм становится ярким стилистическим приемом:
Небесный свод, горящий славой звездной
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
(Ф. Тютчев);Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
(С. Есенин)
Употребление плеонастических сочетаний характерно и для фольклора: Ты куда, Волъга, идешь? Куда путь держишь ? Чтоб по имени тебе местодать, по изотчеству... В устном народном творчестве традиционно использовались экспрессивно окрашенные плеонастические сочетания: грусть-тоска, море-окиян, путь-дороженька и т.п.
Кроме того, зафиксированы плеоназмы, ставшие частью общелитературного языка, что подтверждается данными Национального корпуса русского языка:
Валлах! это правда, истинная правда! До поздней ночи я сидел в своем овраге (М. Ю. Лермонтов); Смотри: у каждого солдата / На штык надет букет цветов! (А. А. Блок).
Разновидностью плеоназма является тавтология (от греч. tauto — ‘то же самое’ и logos — ‘слово’). Тавтология как явление лексической стилистики может возникать при повторении однокоренных слов {рассказать рассказ; умножить во много раз; спросить вопрос; возобновить вновь; собрать собрание), а также при соединении иноязычного и русского слова, дублирующего его значение (памятные сувениры, впервые дебютировал; необычный феномен; движущий лейтмотив). В последнем случае иногда говорят о скрытой тавтологии.
Повторение однокоренных слов, создающее тавтологию, — распространенная ошибка: Истец доказывает свою правоту бездоказательными доказательствами; Рост преступности вырос и т.п. Употребление однокоренных слов создает ненужное «топтание на месте». См., например: Совершенно закономерно вытекает определение, что производительность труда на определенных ступенях развития техники определяется совершенно определенными закономерностями — чтобы осмыслить подобное высказывание, надо прежде всего избавиться от тавтологии. Здесь возможен такой вариант стилистической правки: Вытекает вполне обоснованный вывод, что производительность труда на различных ступенях развития техники определяется объективными закономерностями.
Однако повторение однокоренных слов не в каждом случае следует рассматривать как стилистическую ошибку. Многие стилисты справедливо считают, что исключать из предложений однокоренные слова, заменяя их синонимами, не всегда необходимо: в одних случаях это просто невозможно, а в других способно привести к обеднению, обесцвечиванию речи. Несколько однокоренных слов в близком контексте стилистически оправданы, если родственные слова являются единственными носителями соответствующих значений и их не удается заменить синонимами (тренер — тренировать] выборы, избиратели — выбирать; привычка — отвыкнуть; закрыть - крышка; варить — варенье и др.). Например, трудно избежать употребления однокоренных слов в такого рода конструкциях: На кустах расцвели белые цветы; Книга отредактирована главным редактором и т.п.
Более того, в языке немало тавтологических сочетаний, употребление которых неизбежно, поскольку в них используется терминологическая лексика (словарь иностранных слов, звеньевая пятого звена, бригадир первой бригады и т.п.). Приходится мириться с таким, например, словоупотреблением: следственные органы... расследовали; болеть базедовой болезнью; подрубку пласта ведет врубовая машина и пр. Кроме того, многие родственные е этимологической точки зрения слова в современном языке утратили видимые словообразовательные связи (ср.: снять — поднять — понять — обнять — принять-, песня — петух; утро — завтра). Такие слова, имеющие общий этимологический корень, не образуют тавтологических словосочетаний (черные чернила, красная краска, белое белье).
Тавтология, возникающая при сочетании русского слова и иноязычного, которые совпадают по значению, обычно свидетельствует о том, что говорящий не понимает точного смысла заимствованного слова. Так появляются сочетания типа юный вундеркинд, мизерные мелочи, внутренний интерьер, ведущий лидер, интервал перерыва и др. Тавтологические сочетания подобного типа иногда переходят в разряд допустимых и закрепляются в речи, что связано с изменением значений слов.
Примером утраты тавтологичности может служить сочетание период времени. В прошлом лингвисты считали это выражение тавтологическим, поскольку греческое по происхождению слово период значит ‘время’.
Однако постепенно слово период приобрело значение ‘промежуток времени’, поэтому выражение период времени стало возможным.
Закрепились в речи и такие сочетания, как монументальный памятник, реальная действительность, экспонаты выставки, букинистическая книга и некоторые другие, потому что в них определения перестали быть простым повторением основного признака, уже заключенного в определяемом слове. Не требует стилистической правки и тавтология, возникающая при употреблении аббревиатур в научном и официально-деловом стилях: система СИ (‘система Система Интернациональная’ (о физических единицах)); институт БелНИИСХ (‘институт Белорусский научно-исследовательский институт сельского хозяйства’).
Тавтология, как и плеоназм, может быть стилистическим приемом, усиливающим действенность речи. В разговорной речи используются такие тавтологические сочетания, как сослужить службу, всякая всячина, горе горькое и др., вносящие особую экспрессию. Тавтология лежит в основе многих фразеологизмов (есть поедом, видать виды, ходить ходуном, сиднем сидеть, набит битком, пропадать пропадом).
Особую стилистическую значимость тавтологические повторы приобретают в художественной речи, преимущественно в поэзии. Здесь встречаются тавтологические сочетания нескольких типов — с тавтологическим эпитетом: И новь не старою была, /А новой новью и победной (Б. Слуцкий); с тавтологическим творительным падежом: И вдруг белым-бела березка / В угрюмом ельнике одна (В. Солоухин).
Тавтологические сочетания в тексте выделяются на фоне остальных слов; это дает возможность, прибегая к тавтологии, обратить внимание на особо важные понятия: Итак, беззаконие было узаконено', Все меньше и меньше остается у природы неразгаданных загадок. Значимую смысловую функцию выполняет тавтология в заголовках газетных статей: Зеленый щит просит защиты', Крайности Крайнего севера', Случаен ли несчастный случаи ?; Устарел ли старина велосипед? и т.п.
Тавтологический повтор может придавать высказыванию особую значительность, афористичность: Победителю ученику от побежденного учителя (В. Жуковский); По счастью, модный круг теперь совсем не в моде (А. Пушкин); И устарела старина, / И старым бредит новизна (А. Пушкин).
В качестве источника речевой экспрессии тавтология особенно действенна, если однокоренные слова сопоставляются как синонимы: Точно они не виделись года два, поцелуй их был долгий, длительный (А. Чехов); антонимы: Когда мы научились быть чужими ? / Когда мы разучились говорить? (Е. Евтушенко).
Как и всякие повторы, тавтологические сочетания повышают эмоциональность публицистической речи. Вот как описывал А. Н. Толстой репетицию Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича:
Седьмая симфония посвящена торжеству человеческого в человеке. <...> Шостакович — русский человек... На угрозу фашизма — обесчеловечить человека — он ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного...
Нанизывание однокоренных слов используется в градации (лат. gradatio — ‘постепенность’), стилистической фигуре, основанной на последовательном повышении или понижении эмоционально-экспрессивной значимости. См., например:
О! ради наших прошлых дней
Погибшего, погубленного счастья,
Не разрушай в душе моей
К прошедшему последнего участья!
(Н. Огарёв)
В экспрессивно окрашенной речи тавтологические повторы, а также повторение звуков могут стать выразительным средством фоники, ср.: Потом тягачи с пушками потянулись, полевая кухня проехала, потом пехота пошла (М. Шолохов). Поэты часто совмещают оба приема — повторение корней, и повторение звуков:
Все хорошо: поэт поёт,
критик занимается критикой.
(В. Маяковский)
Возможность каламбурного столкновения однокоренных слов позволяет использовать тавтологию как средство создания комизма, сатирической окраски. Этим приемом блестяще владели Н. В. Гоголь, М. Е. Салтыков-Щедрин (Позвольте вам этого не позволить', Писатель пописывает, а читатель почитывает). Как средство создания эффекта комизма используют тавтологию и современные авторы юмористических рассказов, фельетонов, шуток (,Делай не делай, а всех дел не переделаешь', Коровка, прозванная божьей, безбожно истребляет картофельные посадки).
От тавтологии следует отличать стилистически оправданный повтор слов, хотя и он нередко бывает проявлением речевой избыточности. Неоправданные лексические повторы, которые часто сопровождаются тавтологией и плеоназмами, обычно свидетельствуют о неумении автора четко и лаконично формулировать мысль. Например, в протоколе заседания педагогического совета читаем:
Сочинение списано, и списавший не отрицает, что списал сочинение, а тот, кто дал списать, даже написал, что дал списать сочинение. Так что факт установлен.
Разве нельзя было сформулировать мысль кратко? Стоило только указать фамилии виновников случившегося: Иванов не отрицает, что списал сочинение у Петрова, который разрешил ему это сделать.
Чтобы избежать лексических повторов, при литературном редактировании нередко приходится значительно изменять авторский текст:
Неотредактированный текст
1. Были получены результаты, близкие к результатам, полученным па модели корабля. Полученные результаты показали...
2. В воду для мытья пола хорошо добавить небольшое количество хлорной извести — это хорошая дезинфекция и, кроме того, это хорошо освежает воздух в комнате.
3. Всегда быть одетой хорошо и по моде можете быть и вы, если вы будете шить себе сами.Отредактированный текст
1. Были получены результаты, близкие к тем, которые дало испытание модели корабля. Э го свидетельствует о том, что...
2. В воду для мытья пола рекомендуется добавлять немного хлорной извести: она дезинфицирует и хорошо освежает воздух.
3. Шейте сами, и вы всегда будете одеты модно и красиво.
Повторение слов не всегда свидетельствует о стилистической беспомощности автора: оно может стать стилистическим приемом, усиливающим выразительность речи. Лексические повторы помогают выделить значимое понятие, например, в пословицах и афоризмах: Век живи, век учись', За добро добром платят, Жизнь есть жизнь', Закон есть закон. Этот стилистический прием мастерски использовал Л. Н. Толстой:
[Анна] была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.
К повторению слов как средству логического выделения понятий обращаются публицисты. Интересны, например, заголовки газетных статей: Могучие силы могучего края (о Сибири), Опера об опере (о спектакле музыкального театра), Будь человеком, человек!
Повторение слов обычно свойственно эмоционально окрашенной речи, поэтому лексические повторы часто встречаются в поэзии. Вспомним пушкинские строки:
Роман классический, старинный,
Отменно длинный, длинный, длинный,
Нравоучительный и чинный...
В поэтической речи лексические повторы нередко сочетаются с различными приемами поэтического синтаксиса, усиливающими эмфатическую интонацию:
Вы слышите: грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней...
Уходит взвод в туман-туман-туман...
А прошлое ясней-ясней-ясней.
(Б. Окуджава)
Один из исследователей остроумно заметил, что повторение {Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней...) вовсе не означает приглашения попрощаться дважды; оно может означать: Солдат, торопись прощаться, взвод уже уходит', или: Солдат, прощайся с ней, прощайся навсегда, ты ее больше никогда не увидишь-, или: Солдат, прощайся с ней, со своей единственной, и т.д. Тем самым удвоение слова не означает простого повторения понятия, а становится средством создания поэтического подтекста, углубляющего содержание высказывания.
Нанизыванием одинаковых слов можно отразить характер зрительных впечатлений: Но идет, идет пехота / Мимо сосен, сосен, сосен / Без конца (В. Луговской). Лексические повторы иногда, подобно жесту, усиливают выразительность речи:
Бой гремел за переправу,
А внизу, южнее чуть —
Немцы с левого на правый,
Запоздав, держали путь.
<...>
А на левом с ходу, с ходу
Подоспевшие штыки
Их толкали в воду, в воду,
А вода себе теки...
(А. Твардовский)
Лексические повторы могут использоваться и как средство юмора. В пародийном тексте нагромождение одинаковых слов и выражений отражает комизм описываемой ситуации:
Очень важно уметь вести себя в обществе. Если, приглашая даму на танец, вы наступили ей на ногу и она сделала вид, что не заметила этого, то вы должны сделать вид, что не заметили, как она заметила, но сделала вид, что не заметила («Литературная газета»).
Таким образом, в художественной речи словесные повторы могут выполнять различные стилистические функции. Это необходимо учитывать, давая стилистическую оценку использованию слова в тексте.
В заключение отметим, что лексические нормы представляют собой систему исторически обусловленных базовых требований к употреблению языковых единиц, основанных на специфике лексического и грамматического значения слова, его валентностных свойствах.