Прежде чем начать рассмотрение этого вопроса, определимся с науковедческим вопросом — с основаниями периодизации истории криминологии. В основу периодизации следует положить степень сформированности, законченности криминологической идеи. И поэтому первый этап ее истории — это возникновение и развитие криминологической мысли, идеи, когда не было еще как таковой какой-либо цельной криминологической теории, а уж тем более — науки. Второй этап — это появление первых криминологических теорий, цельных криминологических концепций, когда постепенно закладывались основы становления новой науки. И, наконец, третий этап — это создание совершенно с разных, неожиданных, часто независящих друг от друга сторон науки криминологии, изначально развивавшейся по двум главным направлениям, сохранившимся в своей основе до настоящего времени, с попытками их объединения в единой науке. Это антропологическое, психиатрическое, психологическое, а в конечном счете биосоциальное направление, с одной стороны, основавшее фундамент психологии преступного поведения. С другой же стороны — это статистическое, математическое, социологическое крыло, заложившее основы социологии преступности и, соответственно, социологического направления. Именно криминология как наука призвана была объединить эти два разных направления, изначально сложившихся как изучение преступного поведения в лице его главного носителя — преступника и как статистическое и социологическое исследование преступности в лице его субъекта — общества.
Приступая к рассмотрению вопроса о создании, возникновении криминологической идеи, следует заметить, что она развивалась, по меньшей мере, по трем курсам. Причем, первый — это теологический, в равной степени также как и религиоведческое звено, формировавшиеся прежде всего в лице религиозных пророков, получивших от Господа серию наставлений, оформившихся в цельную религию, не в последнюю очередь, благодаря их ученикам (апостолам), описавшим жизнедеятельность пророков, так и священнослужителям той или иной конфессии, развивавшим теологическую идею. Параллельно, иногда с запозданием, религиозная идея получала осмысление в светской среде, научной, развивавшейся религиоведами, большей частью философами. Поэтому второй курс возникновения и развития криминологической мысли создавался в философских учениях с древнейших времен и до наших дней, так как феномен преступности не мог ни привлечь внимания мыслителей, познававшим природу, вселенную, общество и мышление в целом, создававшим мировоззрение, т. е. цельный взгляд на мир. И третий курс можно обозначить как политологический, возникавший в недрах того или иного общества как изначально оппозиционный ему, предлагавший новые решения в построении справедливого, равноправного общества и государства.
I курс первого этапа — теологический.
Первые криминологические воззрения появились в религиозных источниках. До появления криминологических взглядов на преступное поведение и преступность в рамках уголовного права прошли столетия и тысячелетия.
Вместе с тем древние индусы в IV-III тыс. до н. э. в уста своего Господа Ману в виде Законов Ману вложили идею неотвратимости наказания не только на этом свете, но и в загробном мире, так как Господь знает не только о поступках людей, но и о их мыслях: «Чтобы помогать верховному правителю в его функциях, Господь с самого начала произвел гения наказания, защитника всех существ, исполнителя справедливости, собственного своего сына, природа которого вполне божественна. Боязнь наказания именно дозволяет всем движущимся и недвижущимся созданиям наслаждаться тем, что им принадлежит, и она же мешает им удалиться от своих обязанностей. Наказание управляет человеческим родом, наказание его охраняет, наказание бодрствует, когда все спит; наказание — это справедливость, говорят мудрецы. Все классы развратились бы, все границы были бы уничтожены, мир представлял бы хаос, если бы наказание не исполняло своей обязанности». Вот такой панегирик наказанию можно встретить в древних религиозных источниках, так как Законы Ману — это одновременно и религиозный, и светский источник, обязательный к исполнению и для граждан, и для верующих. Подобные идеи сопровождают и другие религиозные источники.
Буддизм по разным источникам возник в I тыс. до н. э. Подобная идея ответственности в этом и в том мире есть и в буддизме. В главе 1, в строфе 17 Дхаммапады говорится: «В этом мире страдает он и в ином — страдает, в обоих мирах злочинец страдает. “Зло сделано мной”, — страдает он. Еще больше страдает он, оказавшись в беде».3 В 547 известных джатаках (житиях), согласно южноиндийскому буддийскому Канону, рассказано о многочисленных перерождениях Будды («Пробужденного») в Бодхисатт и соответствующих нравственных выводах из этого. В буддизме Четыре Благородных Истины:
- Существование есть страдание.
- Страдание имеет причину.
- Если страдание имеет причину, то оно может быть прекращено.
- Есть Путь, ведущий к прекращению страдания.
Как ни странно, но если задуматься, то предмет криминологии удивительным образом повторяет эти Истины: 1) преступность и преступное поведение и есть то самое существование общества и личности, выраженное в общественно опасном «страдании»; 2) преступность и преступное поведение, как и страдание, имеет и причины, и условия; 3) если они имеют и причины, и условия, то они могут быть «прекращены»; 4) «путем, ведущим к прекращению страдания», в криминологии является профилактика, а также иные формы воздействия на причины и условия преступности и преступного поведения. Буддийские заповеди, как, собственно, и все религиозные учения, несут в себе колоссальный профилактический заряд, являясь концентратами мудрости. Например, в джатаке «О согласии» (33) вывод гласит: «...В ссоре — источник гибели для всех ссорящихся». Возвращаясь к Дхаммападе, следует привести еще строфу 270, где торжествует профилактическая заповедь, направленная против любого насилия: «Он не благороден, если совершает насилие над живыми существами. Его называют благородным, если он не совершает насилия ни над одним живым существом», а также к строфам 246-247, перекликающимся с заповедями христианства и ислама, воспринятым ими: «Кто разрушает жизнь и произносит ложь, хватает то, что не дано ему в этом мире, и ходит к жене другого, человек, который предается пьянству, — подрывает себе корень здесь, в этом мире». Вместе с тем буддизм имеет своих последователей и в современных нелегальных религиозных организациях:
- в псевдорелигиозных, включающих в себя как бы поклонение Будде, самоочищение, снятие стрессовых и фрустрационных состояний, эротические оргии, жертвоприношение (иногда человеческое), самоубийство, иногда массовое и т. п.;
- в альтернативно-религиозных или сатанинских, антибуддийских, включающих поклонение Демону в противовес Будде и др. Их система обучения включает познание различных типов йога, дзэн-буддизма и др.
Христианство. Всем известно, что главной книгой христианства, зародившегося на основе и в борьбе с язычеством и иудаизмом, является Библия, состоящая из Ветхого Завета и Нового Завета Господа нашего Иисуса Христа. Известны и основные профилактические заповеди Библии, хотя каждая ее строфа дышит мудростью. Здесь и «Не убивай...» (От Матфея. V, 21), «Не прелюбодействуй» (От Матфея. V, 27), «Не клянись вовсе» (От Матфея. V, 34), «Не противься злому» (От Матфея^, 39), «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (От Матфея. V, 44) и многие другие. Аврелий Августин (354-430 гг.) в своих теологических изысканиях пришел к выводу: «Зло есть не что иное, как умаление добра... Преступление есть порочное движение души» и определил путь профилактики: «Ведь злым на горе обращаются собственные дела их».6 И христианство сначала имело крестовые походы, Варфоломеевскую ночь, заканчивавшихся массовыми побоищами и убийствами, а затем и того больше — инквизицию в Средние века, повлекшую уничтожение сотен тысяч людей, десятая часть которых были заживо сожжены (правда, все это последствия католицизма). В наше время это также создание псевдорелигиозных организаций, включающих в себя как бы поклонение Христу, снятие стрессовых и фрустрационных состояний и т. п.; а также альтернативно-религиозных или сатанинских, антихристианских, включающих поклонение дьяволу в противовес Христу и пр., также имеющих в качестве последствий человеческие жертвы в виде физического, различных форм психического насилия.
Ислам (араб. — предание себя Богу, покорность). Священная книга ислама Коран создавалась на основе и в борьбе с христианским учением. Состоит из 114 сур, делящихся на аяты, каждая из которых имеет несколько нравоучений. Например, сура 92 «Ночь», имея ярко выраженную антикорыстную профилактическую направленность, гласит: «А кто скупился и обогащался, и считал ложью прекраснейшее, — тому мы облегчим к тягчайшему. И не спасет его достояние, когда он низвергнется». Во многих сурах есть ссылки на наказание Господне и, чем тяжелее прегрешение, тем суровее наказание. Или из суры 39 «Толпы» предупреждение всем преступникам: «И их постигло зло их собственных деяний». Ислам имеет несколько направлений: хариджизм, суннизм, шиизм, суфизм с многочисленными сектами и течениями, и он также не безоблачен в криминальных последствиях своих крайних проявлений, например в ваххабизме, под знаменем которого был, в свое время, объявлен джихад (араб. — усиление) в Чечне, действует терроризм Усана бен Ладена и т. п. На основе изучения криминальных проявлений религий в последнее время возникла криминотеология.
II курс первого этапа — философский.
Конфуций (551-479 гг. до н. э.) предложил систему пяти постоянств — подчинений: императору — подданного, мужу — жены, отцу — сына, старшему брату — младшего, старшему другу — младшего, что является основой стабильности китайского общества, где уровень преступности колеблется от 500 до 1000; а также — японского и в наше время, где преступность колеблется в пределах от 1,5 до 2 млн ежегодно, а уровень на 100 000 населения составляет в среднем 1500 в год.
Пифагор (ок. 580-500 гг. до н. э.), Демокрит (ок. 460-370 гг. до н. э.), Сократ (469-399 гг. до н. э.) видели путь в борьбе с преступностью исключительно в совершенствовании гражданского воспитания. Демокрит считал, что путем правильного воспитания можно обезопасить от преступных посягательств как самого человека, так и его имущество.10
Платон (428/427-347 гг. до н. э.) устами Протагора (481-411 гг. до н. э.) предлагал «не забывать о том, что в борьбе с преступлениями следует думать о будущем, а не о прошлом». Платон писал также, что установленные законы должны оказывать сдерживающее влияние на побуждающие начала преступных действий и поступков. Он видел корень зла в роскоши и нищете, ибо первая из них развивает изнеженность и безделие, а вторая — низменные чувства и желание делать зло.11 Платон в «Законах» привел результаты, вероятно, первого криминологического исследования мотивов убийств в Афинах по степени их распространенности:
- стремление к богатству;
- честолюбие;
- стремление скрыть ранее совершенное преступление.
Аристотель (384-322 гг. до н. э.) утверждал, что психическое принуждение может предотвратить преступление, ибо закон должен помочь духу господствовать над телом, а разуму — над инстинктами. Аристотель видел главную причину преступлений в испорченных привычках и вкусах людей, противоречащих разуму, или в страстях, его затмевающих. Он писал: «Правонарушения прокрадываются в государственную жизнь незаметно, подобно тому как небольшой расход, часто повторяясь, ведет к потере состояния». Кроме того, он подчеркивал важность воспитания в государственном масштабе: «Никакой пользы не принесут самые полезные законы, если граждане не будут приучены к государственному порядку и в духе его воспитаны».
Надо сказать, что в этих воззрениях, еще стихийных, не оформленных в теорию, не подкрепленных фактами, проявилось гениальное прозрение этих великих философов древности.
Свой вклад в развитие криминологии внесли и философы XIX в. Так, И. Кант (1724-1804 гг.) в своем учении о категорическом императиве обосновывал то, что идея классической школы уголовного права общей и специальной превенции антигуманна по существу: «Наказание по суду... никогда не может быть для самого преступника или для гражданского общества вообще только средством содействия какому-то другому благу: наказание лишь потому должно налагать на преступника, что он совершил преступление; ведь с человеком никогда нельзя обращаться лишь как со средством достижения цели другого лица. Он должен быть признан подлежащим наказанию до того, как возникнет мысль о том, что из этого наказания можно извлечь пользу для него самого или для его сограждан. Категорический императив есть категорический императив, и горе тому, кто в изворотах учения о счастье попытается найти нечто такое, что по соображениям обещанной законом выгоды избавило бы его от кары или хотя бы от какой-то части ее согласно девизу фарисеев: «Пусть лучше умрет один, чем погибнет весь народ»; ведь если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности».14
И. Г. Фихте (1762-1814 гг.) полагал возможным для человечества избавиться от преступности и писал: «Достаточно народу прожить полстолетия при предлагаемом им государственном строе — и сами понятия о преступлении изгладятся из его памяти».
Г В. Ф. Гегель (1770-1831 гг.) писал: «Право государства заключено в самом деянии преступника, которым он сам признает, что его надлежит судить. Будучи убийцей, он устанавливает закон, что уважать жизнь не следует. Он высказывает в своем деянии всеобщее; тем самым он сам выносит себе смертный приговор». Иначе говоря, осуществляется идея тождества наказания преступлению и отрицается частная и общая превенция. Гегель писал также: «Что действительное, то разумно... Но не все, что существует действительно». Он считал: «Цель полицейского надзора и опеки — предоставить индивиду всеобщую наличную возможность для достижения индивидуальных целей. Полиция должна заботиться об уличном освещении, строительстве мостов, установлении твердых цен на товары повседневного потребления, а также о здоровье людей», т. е. он наделяет карательный орган социальными функциями — общесоциального предупреждения преступности. С одной стороны, это разумно, так как кто больше полиции заинтересован в снижении преступности? Но, с другой стороны, как полиция может эти функции реализовать практически — при помощи каких подразделений, в лучшем случае выставить посты и патрулирование неосвещаемых улиц, установить контроль в сфере реализации товаров повседневного потребления, проверять пункты скорой помощи по поводу заявок о причинении вреда здоровью и осуществлять оперативную проверку и т. п.
П. И. А. Фейербах (1775-1833 гг.) обосновал необходимость выделения в качестве самостоятельных научных направлений философии наказательного права, криминальной психологии, уголовной политики. Он развивает идею специальной превенции, утверждая, что наказание должно в значительной степени превосходить преступление: «Сила желания совершить поступок прекращается тем, что после дела его неминуемо последует зло, гораздо большее той неприятности, какая от неудовлетворенного побуждения произойти может».19 Кроме того, он делит наказания на угрожающие (страхом от наказания) и причиняющие (демонстрация действенности закона).
III курс первого этапа — политологический.
При этом этот курс развивался не только теоретиками, но и практиками — государственными деятелями. Так, в IV в. до н. э. правитель Древнего Китая Гунсунь Ян (390-338 гг. до н. э.) высказывал в «Книге правителя области Шан» оригинальные мысли о соотношении закона и народа и о подходе к людям или как к добродетельным, или как к порочным: «Если управлять людьми как добродетельными, они будут любить своих близких; если же управлять людьми как порочными, они полюбят эти порядки. Там, где к людям относятся как к добродетельным, проступки скрываются; там, где к людям относятся как к порочным, преступления жестоко караются. Когда проступки скрываются, — народ победил закон; когда же преступления строго наказываются, — закон победил народ. . Наводить порядок в стране следует еще до того, как вспыхнут беспорядки. Там, где людей сурово карают за мелкие проступки, проступки исчезают, а тяжким преступлениям просто неоткуда взяться.»
В Древнем Риме в период консульства Помпея был предпринят первый крупномасштабный криминологический эксперимент, когда пиратов не казнили, а поселяли в места, отдаленные от моря, наделяя землей. Плутарх так представляет этот эксперимент: «Помпей исходил из убеждения, что по природе своей человек никогда не был и не является диким, необузданным существом, но что он портится, предаваясь пороку вопреки своему естеству, мирные же обычаи, перемена образа жизни и места жительства облагораживают его. Даже лютые звери, когда с ними обращаются более мягко, утрачивают свою лютость и свирепость. Поэтому Помпей решил переселить этих людей в местность, находящуюся вдали от моря, дать им возможность испробовать прелесть добродетельной жизни и приучить их жить в городах и обрабатывать землю».21 Надо сказать, что этот эксперимент был успешным.
Император Древнего Рима Юлий Цезарь в целях профилактики ввел оригинальную и довольно эффективную в то время систему наказаний: «Он усилил наказания преступникам; а так как богатые люди оттого легче шли на беззакония, что все их состояние оставалось при них, он стал наказывать за убийство гражданина лишением всего имущества, а за иные преступления — половины. Особенно строго соблюдал он законы против роскоши».
После Цезаря был император Октавиан Август, который для предупреждения разбоев ввел караулы легионеров, патрулировавших улицы. Тиберий, его преемник, воспринял этот опыт и усилил его: «Более всего он заботился о безопасности от разбоев, грабежей и беззаконных волнений. Военные посты он расположил по Италии еще чаще прежнего».
При этом в рассматриваемом, политологическом, курсе огромное звено образуют социалисты-утописты.
Т. Мор (1478-1535 гг.) в «Утопии» (1516) видел источник преступности в любой собственности (и не только в частной, но и в личной). Он писал, что бедность обращает в воров, а также бродяжничество и праздность. Поэтому он предлагал из золота и серебра не только в общих дворцах, но и в частных домах — «повсюду делать ночные горшки и всякие сосуды для нечистот». Преступников в его «Утопии» обращают в рабство и облачают в золото, дабы «золото и серебро были у них в бесславии». Каким образом Т. Мор предлагает наказывать преступников, исполнять уголовные наказания и наказывать за вновь совершенные преступления во время исполнения уголовного наказания? Он пишет: «Почти все особо тяжкие преступления караются обычно осуждением на рабство. Утопийцы полагают (т. е. жители предполагаемого Мором острова Утопия. — О. С ), что в этом не меньше страха для преступников и больше выгоды для государства, чем если бы стали они торопиться убить виновных и сразу от них избавиться. Ибо своим трудом они принесут больше пользы, чем своей смертью, а их пример на более долгий срок отвратит других от подобного злодейства. Если же и при таком осуждении они примутся снова бунтовать и брыкаться, то их, наконец, убивают как свирепых зверей, которых ни тюрьма не может унять, ни цепь». Пожалуй, это первые криминопенологические воззрения.
Т. Кампанелла (1568-1639 гг.) в «Городе Солнца» (1623 г.) также видел корень зла в любой форме собственности, «в крайней нищете» и призывал, чтобы не люди «служили вещам, а вещи служили им». В его городе Солнца действуют несколько уголовных наказаний, в том числе «изгнание, бичевание, выговор, отстранение от общей трапезы, отлучение от церкви и запрещение общаться с женщинами». Кроме того, есть смертная казнь, которая «исполняется только руками народа», и осуждение к самоубийству. «Тюрем у них нет, — пишет он, — кроме только башни для заключения мятежных неприятелей и др.»
Морелли (полагают, что это псевдоним Дени Дидро) в 1755 г. в Амстердаме выпустил книгу «Кодекс природы», в которой писал, что «основная причина всех их (людей. — О. С.) зол — собственность». Морелли предложил, по его терминологии «Основные и священные законы, которые уничтожили бы в корне пороки и несчастья общества». Эти его законы содержат и развернутую систему правовой и социальной профилактики не только преступности, но и аморальности. Он предлагал назначать и исполнять следующим образом уголовное наказание. «Всякий гражданин, без различия ранга и достоинства, хотя бы это даже был глава нации, который окажется — страшно подумать! — настолько извращенным, что лишит жизни или смертельно ранит кого-нибудь, или же попытается посредством интриги либо иным путем уничтожить священные законы с целью ввести проклятую собственность, — будет судим Верховным сенатом и, по признании виновным, заключен на всю жизнь, как буйный помешанный и враг человечества в построенную на кладбище пещеру». При этом его лишат гражданства, родные от него отрекутся. Примерно подобное наблюдалось в период культа личности И. В. Сталина (Джугашвили).
Г. Бабеф (1760-1797 гг.) вслед за ними восклицает: «Сколько преступлений можно поставить в упрек крупной собственности!»28.
Таким образом, человечество в своих теологическо-религиоведческих, философских, политологических изысканиях с древнейших лет до наших дней интересовалось проблемой преступности и преступного поведения, их источников, средств воздействия на них и предлагало ряд интересных уголовно-политических, криминологических идей, не утративших своей актуальности и сегодня.
II этап — создание цельных криминологических теорий.
Криминология еще не сформировалась как наука, еще не были проведены эмпирические исследования заключенных в тюрьмах, статистические изыскания преступности, но ряд ученых уже в то время пытались создать цельную криминологическую концепцию. Учеными, впервые сформировавшими именно криминологическую теорию, считают Ш. Л. Монтескье (1689-1755 гг.) (его трактат «О духе законов») и Ч. Беккариа (1738-1794 гг.) (его первый цельный уголовно-политический трактат «О преступлениях и наказаниях», о котором русский ученый (представитель социологического направления в криминологии и уголовной политике) С. К. Гогель сказал: «. к тому же оно так невелико, что прочтение его для каждого юриста, имеющего претензию быть образованным, совершенно обязательно»).
Ш. Монтескье сформулировал основной тезис правовой и общесоциальной профилактики: «Законодатель будет менее заботиться о наказаниях за преступления, чем о предупреждении преступлений, он постарается не столько карать, сколько улучшать нравы». И далее он продолжает анализ удивительных метаморфоз уголовных наказаний, применявшихся человечеством: «В умеренных правлениях хорошему законодателю все может послужить наказанию. Не удивительно ли, что в Спарте одно из главных наказаний состояло в запрещении ссужать свою жену другому, получать в ссуду чужую жену и в необходимости видеть у себя дома только девственниц? Одним словом все, что закон назовет наказанием и будет действительно наказанием» и т. д. Кроме того, он считал, что преступления и наказания относительны, поскольку они всегда являются функциями общественно-исторических отношений.
Ч. Беккариа в своем произведении «О преступлениях и наказаниях» писал: «Чем скорее следует наказание за преступлением, чем ближе к нему, тем оно справедливее, тем оно полезнее» или «Наказание должно по возможности быть сходным с самой природой преступления» и др. Но главным средством предупреждения он считает усовершенствование воспитания: «Воспитание — это самое верное, но и самое трудное средство»35.
Ж.-П. Марат в своем труде «План уголовного законодательства» выявил социально-экономические корни преступности, преступление рассматривал как нарушение общественного порядка.