Было бы несправедливо сказать, что науки об образовании обидели интеллект. О нем многое известно. Психологи даже набирались окаянства и "подряжались" формировать не только понятия, но и мышление, умственные действия с заранее определенными, так сказать, наперед заданными свойствами. Как будто кто-то за другого может решить, какой интеллект ему в жизни пригодится. (Замечу в скобках, что это "еще цветочки" по сравнению с задачами формирования "нового человека", которые ставились при полном забвении и без понимания того, что собой представлял при всем его неблагополучии добрый старый человек). Вернемся к мышлению.
С одной стороны, сама возможность постановки задачи формирования интеллекта говорит о том, что нам известно о нем не так уж мало. Хотя я уверен, что, пока человеческий интеллект имеет шансы развиваться, знания о нем никогда не будут достаточными. Он еще будет преподносить нам сюрпризы.
С другой стороны, в образовании для формирования мышления учащихся используется преимущественно легко определимый технологический, а не интуитивно чувствуемый смысловой образ интеллекта. Так проще. В этом повинна и психология, которая вслед за логикой, а затем и за компьютерной наукой увлеклась изучением технологии мышления, его оперативно-технологическими аспектами. Вспомним увлечения программированным обучением, его алгоритмизацией, потом повальной компьютеризацией, сегодня — повальной диагностикой умственного развития. При этом психологи, педагоги, добавлю, и психиатры весьма смутно представляют себе, что такое живой интеллект и еще более смутно, что такое его норма.
До сих пор не устарели превосходные определения интеллекта, данные в 20—30-е годы Э. Торндайком и Э. Борингом:
Интеллект — это то, чем Платон, Аристотель и Фукидид отличались от афинских идиотов своего времени
Э. ТорндайкИнтеллект — это то, что измеряется с помощью тестов на интеллект
Э. Боринг.
Но сейчас речь идет не о вине той или иной науки, не удосужившейся дать строгого определения.
Живое вообще трудно поддается концептуализации. Мы не имеем определения таких фундаментальных понятий как "живое вещество", "живое движение", "живое знание", хотя редко ошибаемся, отличая живое от неживого, умного от глупого. Речь идет об экспансии технократического мышления на сферу изучения человека, сферу образования, наконец, на сферу изучения самого мышления. К несчастью, это замкнутый самовоспроизводящийся процесс.
Конечно, здесь нет фатальности. Этот круг время от времени рвется. И, между прочим, не в последнюю очередь за счет душевных качеств и таланта учителя, за счет с трудом признаваемого гения учащихся, их чудом сохраняющейся непосредственности и целостности души:
Ребенок — непризнанный гений Средь буднично серых людей.
М. Волошин
Хотя душе и таланту трудно противостоять государственным и в их числе образовательным институциям, число заинтересованных, способных, талантливых учащихся всех ступеней не уменьшается. Но их судьба могла бы быть и получше.
Несмотря на раздающиеся время от времени Голоса Разума (одними из последних были голоса М. К. Мамардашвили, Ю. М. Лотмана, А. Ф. Лосева), общая проективная тенденция сохраняется. Она касается проектирования интеллекта, деятельности, реже — человека в целом, новых образовательных систем и технологий и т. д. и т. п. Справедливости ради нужно сказать, что эта тенденция не приобретение нашего времени. В XX веке, благодаря его технологической и информационной мощи, лишь была реализована артикулированная еще в античности идея tabula rasa. Как бы ее ни квалифицировали (например, М. К. Мамардашвили назвал идею проектирования нового человека одной из самых глупых и трагических в XX веке), с этой идеей и тенденцией трудно бороться. Да и устали мы от борьбы. Но демонстрировать ее опасность и последствия тотального проектирования всего и вся, напоминать, что развитие общества, как и развитие образования, — это естественно-исторический процесс, все же необходимо. В этом процессе имеются неизвестные нам, следовательно, неподвластные проектированию законы самоорганизации.
Я это сделаю на примере технократического мышления, лежащего в основе нашей проективной эпохи. Не забудем, что однажды уже
...телегою проекта
Нас переехал новый человек.
Б. Пастернак
С этой эпохой, с нашим веком почему-то не хочется становиться наравне не только в просвещении. Наш век — "век-волкодав"; "И до крови кроил наш век-закройщик". Уже на излете он продолжает демонстрировать верх человеческой жестокости, порождает ощущение трагической бессмысленности и бессилия, подрывает веру в человечность и в историческое развитие. И вообще, с кем становиться наравне, с кем спорить, если неизвестно, "какое, милые, тысячелетье на дворе"?
Но спорить надо. Работа у нас такая. Попробую это сделать без избыточного энтузиазма и запальчивости, руководствуясь мудрым заветом А. Фета:
Что такое день иль век
Перед тем, что бесконечно?
Хоть не вечен человек,
То, что вечно, — человечно.