Все мы знаем, что язык существует и в устной, и в письменной форме. Именно благодаря письменности мы передаем речевую информацию на расстоянии и закрепляем ее во времени. Хотя письменный вариант языка возник много позже, чем устный, но он стал в большинстве обществ не менее важен, чем его устный вариант. Правда, с XIX в. стали появляться и другие, визуальные средства передачи информации: фотография, кино, телевидение, видеоустройства, а также способы передачи информации в устной форме: телефон, звукозапись. Однако роль письма остается значительной, а сейчас, с появлением компьютерных технологий, она даже выросла: общение с помощью компьютера большей частью происходит в письменной форме (об изменениях в языке в связи с этим речь пойдет ниже).
В то же время в целом можно сказать, что письмо изучено хуже, чем устная речь. И исследуется оно чаще всего под иным углом зрения, чем звуковая система. Это происходит отчасти по культурным и идеологическим причинам, отчасти в связи с объективными обстоятельствами. Изучение устной речи требует обращения к современному ее состоянию, вполне доступному для наблюдения; даже в XIX в., когда языкознание считалось исторической наукой, сложилась не связанная с историей языка дисциплина — экспериментальная фонетика. Письменность же по своей природе тесно связана с культурой того или иного народа, возникновение и развитие систем письма — необходимый компонент исторического анализа. Поэтому изучение письма до недавнего времени, а отчасти и сейчас обращено чаще всего в прошлое. Ученые разных стран много и успешно занимались происхождением различных систем письма, их изменениями, разрабатывались филологические методы изучения памятников. Замечательные открытия были связаны с дешифровкой ранее непонятных систем письма. Имена Жана Франсуа Шампольона (1790–1832), понявшего устройство египетских иероглифов, Георгия Фридриха Гротефенда (1775–1853), дешифровавшего древнеперсидскую письменность, Майкла Джорджа Френсиса Вентриса (1922–1956), открывшего структуру древнейшей греческой письменности, Юрия Валентиновича Кнорозова (1922–1999), который расшифровал письмо индейцев майя, прочно вошли в историю науки. Отмечу, что исследования по истории письма велись не только в Европе. Школа национальной науки в Японии в период, когда она была закрытой страной (XVII–XIX вв.), досконально выяснила всю историю создания и развития национальной азбуки — каны — на протяжении тысячелетия. При этом японские филологи ничего не знали о европейской науке; когда с ней в XIX в. познакомились японцы, всё основное в области развития национальной азбуки было сделано. Этот пример (как и многие другие аспекты деятельности этой замечательной школы) опровергает распространенное сейчас мнение о том, что наука — явление чисто европейское, а другие народы могли ее только заимствовать.
Однако такие вопросы, как структура письма, его единицы, функционирование письменности, в современном обществе изучены значительно хуже, чем это сделано для устного варианта. Недостаточно исследовано и соотношение устного и письменного вариантов языка. Дисциплина, занимающаяся письмом в плане его структуры (грамматология), развита намного хуже, чем фонология. Многие ученые, в том числе такие крупные, как Соссюр, игнорировали письменность. Соссюр говорил, что она «сама по себе чужда внутренней системе языка»: это лишь «техника, с помощью которой фиксируется язык»; значение письма в лингвистике именуется «незаслуженным». Вряд ли с этим можно согласиться, но надо разобраться, с чем была связана такая точка зрения.
Одно различие, влиявшее наряду с другими на такие представления, было связано с тем, что, как писал крупнейший в нашей стране исследователь истории письма Игорь Михайлович Дьяконов (1915–1999), «для классификации видов письма важна не форма знаков…, а характер передачи знаками элементов речи». Но фонология, особенно структурная, большое место уделяет именно форме знаков (фонем). Классификация же знаков, к примеру, кириллического или латинского письма по форме мало интересна для лингвистики, поскольку человек, полностью овладевший письменной системой, воспринимает букву как единое целое. Однако она может быть существенной, например, для психологии чтения: какие-то знаки можно спутать из-за сходства их формы, а какие-то нет. Известно, например, что расположение латинских букв на клавиатуре компьютеров далеко не идеально: частотная буква a , скажем, находится на самом краю, тогда как удобнее такие буквы иметь в центре (что соблюдено в кириллической клавиатуре). Но, конечно, у людей уже выработались привычки, из-за которых менять этот порядок не более реально, чем изменить, безусловно, неудобную английскую орфографию. Однако это особый случай.
Как пишет Дьяконов, «существует 4 основных вида письма: идеографический, словесно-слоговой (логографически-силлабический), собственно силлабический и буквенно-звуковой (алфавитный)». Идеографический вид передает некоторое значение независимо от фонетики и грамматики. Такое письмо было ограничено в своих возможностях, существуя как переходный этап от чисто рисуночного (пиктографического) письма к более развитым его видам. Так писали, например, в Шумере в начале 3 тысячелетия до н. э.
Следующий этап — иероглифика в обычном своем виде. Наиболее известны иероглифические системы: египетская с конца IV тысячелетия до н. э., шумерская с середины III тысячелетия до н. э., китайская с II тысячелетия до н. э., майя с I тысячелетия до н. э. Из них китайская — единственная система, известная в течение более трех тысячелетий и существующая по сей день. Китайский иероглиф одновременно выражает некоторое значение и обозначает слово или корень с этим значением. Иероглиф вовсе не является неразложимой «картинкой». Все иероглифы, кроме немногих самых простых, состоят из элементов, соединенных определенным образом, и каждый из них может входить в состав большого числа знаков. Некоторые из этих элементов указывают на чтение иероглифа, другие — на класс его значений. Например, иероглифы, обозначающие птиц или рыб, включают в свой состав определенный элемент, который значит птица или рыба . Еще около двух тысяч лет назад китайская лингвистическая традиция началась с каталогизации элементов, из которых они состоят, благодаря этому был установлен порядок расположения иероглифов в словарях.
Древнекитайский язык имел особую структуру, частично сохранившуюся в современном языке: там не было морфологических показателей, а слово почти всегда состояло из одного слога; как правило, иероглиф соответствовал слогу и слову. В современном языке распространены и сложные слова из нескольких корней и нескольких слогов; в таком случае иероглиф соответствует односложному корню. В VII–IX вв. китайская письменность была приспособлена к японскому языку, обладавшему иным строем: там имеется большое количество грамматических показателей. Вместе с иероглифами было заимствовано много китайских слов и корней. Однако исконно японские слова неудобно было фиксировать только иероглифами, которыми нетрудно записывать корни, но не грамматические элементы. Поэтому из упрощенных начертаний иероглифов в IX–X вв. сформировались несколько типов фонетического письма — каны, употреблявшихся наряду с иероглифами; по аналогичному пути с XV в. пошли и в Корее, где также разработали фонетическое письмо. Во всех странах, где используют иероглифы, их филологическое изучение находится на очень высоком уровне.
В настоящее время только иероглифами пишут лишь на китайском языке во всех странах его распространения. Китайский язык, однако, теперь уже нельзя признать состоящим только из знаков, употребляемых по значению: новые заимствования, в основном из европейских языков, пишутся знаками, подбираемыми по звучанию независимо от смысла. Смешанное письмо используют в Японии и Республике Корея (Южной Корее); в последней иероглифами сейчас пишут лишь китайские заимствования, и то все реже. Попытки перевести китайское письмо на латиницу предпринимались в 1930-е гг. для советских китайцев и в 1950-е гг. в КНР, но не дали результата. Не удались подобные попытки и в Японии. Но иероглифы отменили во Вьетнаме в годы, когда он был колонией Франции, и в КНДР при Ким Ир Сене. Во Вьетнаме их заменили латиницей (сохранившейся и при независимости), а в КНДР — корейским фонетическим письмом.
Следующий этап — слоговой (силлабический), при котором знак передает звучание, а не слово. Однако на этом этапе знаки не всегда соответствуют тому, что мы привыкли называть звуками. В наибольшей степени такие письменности сохранились в Индии и сопредельных с ней странах, в Японии и обеих Кореях. В индийских письменностях простые знаки передают слоги, состоящие либо из одного гласного, либо из слога типа «согласный + гласный а »; если в слоге другой гласный, то знак видоизменяется, для передачи отсутствия гласного в конце слова используется особый значок. В японской кане выделяются не слоги в нашем понимании, а особые единицы: слог, состоящий из согласного и гласного (или одного гласного), пишется одним знаком каны, но вторые части дифтонгов и долгих гласных, а также немногочисленные в этом языке конечнослоговые согласные требуют отдельного знака. Именно эта единица (он , буквально «звук»), а не заимствованная позже из европейской науки фонема является главной звуковой единицей для японцев. И когда говорят, например, что японские стихи в жанре танка состоят из 31 слога, это неточно: там такое количество онов , а слогов в нашем понимании может быть меньше. В японской кане 46 «букв», то есть их больше, чем в кириллице или латинице, но ненамного. Надо учитывать значительные ограничения на состав слога в японском языке. Именно из-за сложившихся представлений о звуковых единицах в Японии с большим трудом осваивалась латинская письменность: от знакомства с ней до ее полноценного освоения прошло более столетия. Делить последовательность «согласный + гласный» на две части японцам всегда было трудно.
Наконец, дальнейшее развитие письма привело к появлению алфавитных письменностей. Промежуточным звеном стали консонантные системы письма, где обозначаются лишь согласные звуки — или долгие (но не краткие) гласные. Первой такой системой, которая считается первичной для всех алфавитов, было древнесемитское (финикийское) письмо, появившееся в восточном Средиземноморье во второй половине 2 тысячелетия до н. э. Семитские языки обладают особой чертой в своем строе: там корни состоят из согласных, между которыми вставляются гласные с грамматическим значением. В связи с этим консонантное письмо распространилось среди носителей семитских языков. До сих пор им пользуются для арабского языка, иврита и ряда других языков. Однако для иного по строю идиша были придуманы способы обозначения гласных, а для тюркских и иранских языков, где с распространением мусульманской культуры было принято арабское письмо, в начале ХХ в. предлагались реформированные письменности с обозначением гласных, которые, однако, были в СССР вытеснены латиницей, а затем кириллицей.
Первым письмом, где обозначались как согласные, так и долгие и краткие гласные, стало греческое, происшедшее из финикийского; оно сформировалось в VIII–VII вв. до н. э. От него произошли другие европейские алфавиты, в том числе латинский и кириллический. Эти письменности используют буквы, которые в качестве общего правила соответствуют фонемам, однако такое соответствие далеко не взаимно однозначно: в русской письменности последовательности из четырех фонем йул'а на письме соответствует графическое слово из трех букв (одна из которых к тому же прописная) Юля . Конечно, учение о фонеме было разработано значительно позже, чем сложились основные алфавитные письменности, но, как уже говорилось, «стихийные фонологи» учитывали свои интуитивные представления о лингвистически значимых свойствах звуков, а в ХХ в. происходило и научное конструирование алфавитов на основе фонологических концепций.
Отмечу, кстати, что и кириллическая, и латинская письменности являются, как и, например, японская и в меньшей степени китайская, смешанными иероглифо-фонетическими. Языков, совсем не пользующихся иероглифами, видимо, не бывает. Мы постоянно пользуемся иероглифами, то есть знаками, используемыми по значению, а не звучанию (в большинстве, но не на 100 % одинаковыми для кириллицы и латиницы), например: 4, %, + (см. верхний ряд клавиатуры компьютера, состоящий из иероглифов и знаков препинания). Даже такое, казалось бы, экзотическое для нас, но широко используемое в Японии подписывание сбоку или сверху иероглифа его прочтения, когда оно, возможно, не всем известно, может встретиться и у нас. Мне пришлось видеть в Москве надпись у входа в поликлинику во время эпидемии гриппа, где людей с повышенной температурой просили проходить через отдельную дверь. Там к иероглифу, состоящему из латинской буквы t с кружком вверху справа — t° , было приписано его чтение: температурой.
Определенную связь с типом письма имеет и роль, которую письмо играло и играет в разных культурах. Особенно это относится к культурам Дальнего Востока. В Китае сложность иероглифов требовала обращать на них особое внимание. Кроме того, звуковые различия между так называемыми китайскими диалектами настолько велики, что их носители не понимают друг друга. Но в пределах всего Китая имелись единая письменность и основанный на ней язык культуры — вэньянь. Затем его место занял новый язык — путунхуа; однако и он долгое время распространялся в основном в иероглифическом виде. Мне еще в 1993 г. приходилось наблюдать в Гонконге, как высокообразованные, но умевшие говорить лишь по-пекински российские китаисты не могли разговаривать с местным населением, поскольку там распространен иной диалект. Зато читать им было несложно. Лишь после образования в 1949 г. КНР началось активное распространение через школу, радио и телевидение пекинского произношения. Отчасти та же ситуация была и в Японии: хотя там фонетическое письмо играет более значимую роль, звуковые различия диалектов и там велики.
Такая роль иероглифов требовала их исследования, и, как уже упоминалось, китайская лингвистическая традиция была с самого начала связана с изучением письма. Иероглифика вызывала особое почтение и ощущение ее эстетической значимости как в Китае, так и в Японии, Корее и Вьетнаме. Искусство каллиграфии играет заметную роль в дальневосточных культурах. Не так давно видный японский социолингвист Т. Сибата (1918–2007) писал: в Европе слово — прежде всего, нечто произнесенное, но для японца оно в первую очередь осознается как нечто написанное. И эти представления воспитываются у японцев с детства. Специалисты отмечают, что японские дети лучше и быстрее воспринимают визуальный компонент телевидения, а их американские сверстники более ориентируются на вербальный компонент и плохо реагируют на передачи без звука. При этом надо учитывать, что в визуальный компонент входит не только внеязыковое изображение, но также письменные тексты, роль которых на японском телевидении из-за иероглифики значительнее, чем в других странах. И иностранные наблюдатели замечают, что японцы, припоминая какое-нибудь слово, пишут пальцами в воздухе соответствующий иероглиф и лишь после этого произносят не столько слово, сколько его чтение.
Противоположная ситуация, как выше уже отмечалось, сложилась в индийской культуре, где даже лингвистические труды создавались и передавались устно. Европа находилась где-то посередине. С одной стороны, грамотным в обычном смысле, но далеким от лингвистики человеком письменная речь воспринимается как более важная по сравнению с устной. Как отмечала первая у нас женщина — профессор общего языкознания Розалия Осиповна Шор (1894–1939), для таких людей «основной единицей речи обычно представляется графическое слово». Звуки постоянно воспринимаются через буквы, хотя их соотношение, как уже сказано, далеко не однозначно. Вот пример: в газетном интервью актриса рассказывает, как ей пришлось по роли произносить слова по-испански, но, выйдя на сцену, она все забыла. Но «к счастью, память в последний момент включилась, и текст я произнесла, перепутав только одну букву». Ясно, что она перепутала не буквы, а звуки, но она представила себе письменный текст на неизвестном ей языке, по которому учила роль. Звуки и буквы постоянно смешивали и лингвисты, даже Гумбольдт; окончательно их разграничили в европейской науке лишь во второй половине XIX в.
С другой стороны, собственно изучение графики в отличие от изучения фонетики не играло в европейской традиции большой роли. Видимо, причиной послужила относительная простота фонетического письма (в начале книги я упоминал, что в античном мире обучение грамоте считалось ремеслом). А престиж, которым до того всё же пользовалось письмо, резко упал в эпоху романтизма, в первой половине XIX в. Тогда распространилось представление, согласно которому настоящее бытие язык имеет только в устной форме, поскольку устную речь используют все, а письменную — только сравнительно узкий круг образованных людей. Письмо стали считать «искусственной» формой, ограниченной в своем функционировании. Такое представление, появившееся в период, когда в Европе было еще много неграмотных, сохранялось и тогда, когда грамотность стала всеобщей. По-видимому, отсюда происходит смешение двух разных противопоставлений в языке: устного письменного и разговорного книжного, о чём дальше пойдет речь. С этим было связано и другое мнение: письменность — лишь вспомогательная перекодировка устной речи, практически необходимая, но не играющая самостоятельной роли. Так, как мы видели, считал в начале ХХ в. и Ф. де Соссюр. Лингвисты приравнивали письмо к другим, действительно вспомогательным системам коммуникации вроде сигнализации флажками и телеграфной азбуки Морзе, считая, что язык при разных способах реализации (как иногда это называют лингвисты, в разных манифестациях) остается тем же самым. Так вслед за Соссюром считали в большинстве своем и структуралисты.
При этом многое не учитывалось, хотя, безусловно, в разных языках соотношение устного и письменного вариантов языка может быть различным. Значительнее всего оно в языках с иероглифической письменностью. Рассказывают о таком случае. 15 августа 1945 г., когда император Хирохито выступил по радио (впервые в истории страны) с заявлением о капитуляции, многие слушатели его не поняли, а некоторые даже решили, что он объявляет о победе в войне. Дело было, прежде всего, в том, что в японском языке, особенно среди многочисленных заимствований из китайского языка, весьма распространена омонимия, снимаемая на письме благодаря иероглифам, но неустранимая в устной речи. Когда в Японии в 1920-е гг. появилось радио, первоначально в радиопередачах просто читали уже написанные тексты, например статьи из газет, которые отличались сильно выраженной книжностью с громадным количеством китаизмов, и статьи эти невозможно было адекватно воспринять на слух. А император читал именно письменный текст.
И сейчас в Японии можно постоянно наблюдать, как, например, письменный текст научного доклада, розданный участникам конференции, не вполне соответствует тому, что говорится с трибуны или кафедры. Термины (в большинстве составленные из китаизмов), записанные последовательностями иероглифов, заменяются в устном тексте либо описательными выражениями, либо словами, взятыми из английского языка: на слух это понятнее. А на телевидении, если диктор читает новости, принято их дублировать на табло или бегущей строкой: если зритель что-то не поймет на слух, то сможет прочесть. Однако тексты вовсе не идентичны: обычно устный текст новостей более развернут, письменный же — сжат и содержит только главную информацию.
В японском языке играют важнейшую роль и формы вежливости (этикета), упоминавшиеся в разделе о говорящем и слушающем. Эти формы по-разному функционируют в устной речи и на письме. В письменном тексте при изложении точки зрения какого-нибудь уважаемого ученого может не быть никаких форм вежливости, но при чтении текста эти формы почти обязательно добавляются: при устном общении правила этикета намного жестче. В устном тексте могут добавиться и не обязательные в письменном докладе этикетные формулы по отношению к собеседникам.
Русский язык, казалось бы, не имеет столь больших расхождений. Но, разумеется, мы ощущаем, что наиболее привычные для нас разновидности письменных текстов (деловые, газетные, научные и др.) имеют отличия от типичных устных текстов, отличающихся непринужденностью и чаще связанных с бытовыми темами. В связи с этими отличиями говорят о разговорных и книжных текстах. Предполагается, что разговорные тексты должны иметь устную реализацию, а книжные — письменную; исключение составляет разве что имитация разговорной речи в диалогах художественной литературы. Для разграничения разговорной и книжной речи, по-видимому, значимы темы общения (для разговорной речи бытовые, для книжной — интеллектуальные) и разное отношение к языковой норме (норма эксплицитнее и выдерживается строже в книжной речи). Разговорная речь обычно спонтанна и направлена на определенного собеседника (выше это было названо индивидуальным общением), а книжная заранее подготовлена и связана с массовым и квазииндивидуальным общением. Книжный текст обычно синтаксически сложнее, чем разговорный, и содержит специфическую книжную лексику.
Однако все эти признаки не всегда соответствуют различию устного и письменного каналов общения. Устный текст может быть заранее подготовлен (лекция, приветственная речь и пр.; крайний случай — воспроизведение текста наизусть), а письменный спонтанен (обмен записками между студентами на лекции, интернет). Массовое общение распространено и при использовании устного канала: лекция, научный доклад, речь на митинге. Наконец, записки или общение в интернете могут быть разговорными, а произнесенный «по бумажке» или даже «без бумажки» научный доклад — книжным. Как писал еще в 1962 г. Панов, «разговорный стиль чаще всего воплощается в устной речи (хотя не только в ней), а книжный — в письменной речи (однако не всегда именно в ней)»
Однако и в русском языке, как и во всяком другом, пусть в меньшей степени, чем в японском, имеются и различия именно устного и письменного вариантов языка, независимые от противопоставления «разговорный — книжный». Они проявляются, например, когда читается вслух написанный текст: книжные особенности при этом сохраняются, а особенности письменного варианта — нет.
Наиболее явный случай — инициалы. В любом письменном тексте от философского трактата до записки на лекции их употребление вполне нормально и стилистически не маркировано. Однако в устной речи их употреблять не принято (их использование здесь воспринимается либо как шутка, либо как плохое владение правилами). Когда мы читаем письменный текст вслух, инициалы либо опускаются, либо заменяются на полные имя и отчество. Это происходит автоматически. Или, скажем, распространенное в устных книжных текстах словосочетание конец цитаты . На письме оно вряд ли встречается, поскольку цитата передается кавычками. Есть и случаи, когда устное функционирование текста практически невозможно: сложные математические формулы могут не иметь полных устных эквивалентов, и часть информации выражается только на письме. Невозможно также в устной речи, даже при чтении вслух, адекватно передать различие между прямым шрифтом и курсивом, прописными и строчными буквами, а в письменной речи — интонационные различия. Всё это не зависит от стиля и жанра. А как еще передать стилистические эффекты в связи с использованием в тексте разных алфавитов? Такое смешение в русском языке бывает реже, чем, например, в японском, но сейчас становится всё более частым.
До недавнего времени всё перечисленное, однако, оставалось более или менее периферийным. Но теперь с распространением переписки по интернету и СМС-сообщений ситуация меняется и в России, и в других странах.
Если книжная устная речь всегда была распространена, то письменная разговорная речь в русском и ряде других языков до недавнего времени встречалась сравнительно редко, так что исследователи могли ее игнорировать. Но теперь по всему миру на многих языках распространились интернет и СМС-сообщения. Это письменные тексты, всегда сохраняющие свои признаки вроде инициалов, но среди них, наряду с книжными, много и разговорных. У одной журналистки я встретил высказывание:
«Интернет-русский — это же типичная запись устной речи».
Но это не вполне так. Здесь стали наблюдаться явления, которые принципиально возможны лишь в письменной разговорной речи. Русские тексты в СМС-сообщениях или социальных сетях, как уже хорошо известно, отличаются не только специфической лексикой, но и намеренными нарушениями орфографии, которые просто не могут иметь эквивалентов в устной разговорной речи. В итоге создаются особые коды, понятные лишь посвященным; здесь ярко проявляется социальная функция языка. Также распространены смешанные кириллическо-латинские тексты. Любопытно и здесь сопоставить русский язык с японским. Там также появляются нестандартные виды письма, распространенные у молодежи, особенно у девушек. Если для русского языка распространены языковые игры с орфографией, но не с графикой, то в японском «девичьем письме» графически видоизменяются письменные знаки (как иероглифы, так и каны). Всё это стало изучаться в лингвистике лишь в самое последнее время.
Таким образом, «устный — письменный» и «разговорный — книжный» — два разных противопоставления, и их различия не следует игнорировать, тем более что в последнее время они для многих языков стали увеличиваться.
Еще один вопрос, который нужно рассмотреть в связи с устройством языка, — вопрос о сопоставлении устройства различных языков.