Конечно, в жизни бывают случаи, когда человек колеблется в своем определении знаковой ситуации: он не может решить, знак перед ним или не знак. Девушка обронила носовой платок. Случайно ли? Или она хотела проверить внимательность (и воспитанность) своего спутника? Или же хотела завязать знакомство? Входящий в зал человек (когда собрание уже началось) втягивает голову в плечи и слегка сутулится. То ли инстинктивно «прячется», не хочет привлекать к себе внимание, то ли это, наоборот, знак извинения: «простите, что опоздал».
Но есть сфера жизни, в которой каждый элемент, каждая единица стремится стать знаком. Это — искусство. Если заведомо известно, что перед нами произведение искусства, с особой — эстетической — функцией, то каждая его составная часть «хочет» получить свое содержание. Ничего случайного, незначимого здесь быть не должно. Если на сцене, по Чехову, в первом акте висит ружье, в последнем оно должно выстрелить, иначе нечего было его туда вешать. Если герой фильма по ходу действия достает из кармана пуговицу и смотрит на нее, зритель теряется в догадках: что бы это значило? Ведь зачем-то это показали. Один маленький мальчик, посмотрев фильм про войну (пример из книжки Н. Носова «Мой друг Игорь»), спросил: «А почему белогвардейцы не ели, и вообще никто ничего не ел?» Ответ, неведомый ребенку, для нас прост: потому что это ничего не значило бы. Прием пищи обыден и привычен для нас, он никак не характеризует героя. (А вот для маленького мальчика это, наверное, важная часть жизни, одно из основных его «дел».)
Произведение искусства наделяет знаковой функцией каждый свой элемент. Вот потому-то в художественном произведении может быть сказано намного больше, чем в таком же по объему нехудожественном тексте, здесь возникает как бы дополнительная глубина, «третье измерение». Попробуйте пересказать «своими словами» какое-нибудь классическое произведение литературы, скажем «Отелло», — получится довольно банальная история о любви и ревности, о верности и предательстве. А под пером Шекспира это стало одной из вершин мировой литературы!
Когда Льва Толстого спросили, что он хотел сказать своим романом «Анна Каренина», он ответил: «Если бы я хотел сказать словами все то, что я имел в виду выразить романом, то я должен был написать роман тот самый, который я написал сначала».
Что же такое искусство? Для художника — это способ выразить себя, свое отношение к миру; для зрителя (слушателя, читателя) — источник эмоциональной, эстетической, нравственной информации, возможность приобщиться к истине в «концентрированной» форме, испытать то, что древние греки называли катарсисом (очищением). В целом же искусство — поиск гармонии, порядка в изначальном хаосе и случайности. В этом художник оказывается подобным Творцу.
Искусство можно рассматривать в общем ряду знаковых систем потому, что оно:
- предполагает наличие отправителя и получателя,
- реализуется в материальных объектах, предназначенных для передачи информации,
- подчиняется общим законам функционирования знаковых систем.
Вместе с тем, трактуя произведение искусства как сообщение (текст), надо иметь в виду, по крайней мере, две его важные особенности.
А. Сообщение в искусстве становится полноценным уча-стником(ане посредником) общения. Связь между творцом и получателем (зрителем, слушателем, читателем) прерывается. Произведение искусства как бы заслоняет собою его автора. Если я читаю роман Льва Толстого, то фактически общаюсь не с Толстым, а с его героями (и с рассказчиком, «вплетенным» в ткань повествования). И уж тем более нельзя предполагать, что Толстой именно для меня, мне писал этот роман. Когда я смотрю на живописное полотно или слушаю музыкальное произведение, то очень часто понятия не имею о том, кто его написал, — какое уж тут может быть общение между отправителем и получателем! Нормальное речевое общение предполагает обратную связь между говорящим и слушающим, это практически всегда диалог. Автор произведения искусства не может рассчитывать на непосредственный ответ, он посылает свою информацию неопределенному множеству получателей, вдобавок отдаленных от него неопределенным временем. Итак, трехчленная семиотическая цепочка: «отправитель — сообщение — получатель» разрывается тут на две двучленные: «отправитель (художник) — произведение искусства» и «произведение искусства — получатель (зритель и т.п.)».
Б. Для произведения искусства (в отличие от сообщения на естественном языке) принципиально важно средство выражения, это значит — сама материальная форма и ее возможности. Конечно, можно одну и ту же идею воплотить разными средствами. Скажем, одна и та же тема — «художник и его создание» (Пигмалион и Галатея)* — вдохновляла писателей и композиторов, скульпторов и живописцев, режиссеров и актеров... Но получавшиеся в результате произведения — пьеса, картина, скульптура, мюзикл, фильм и т.д. — оказывались разными, несводимыми друг к другу. И в значительной степени эти различия зависели от вида искусства и материала, в котором данная идея воплощалась. Итак, форма, материал произведения искусства влияет на его содержание, можно даже сказать — становится здесь частью содержания.
Возьмем, к примеру, широко известную картину К.С. Петрова-Водкина «Купание красного коня». Вряд ли нужно специально доказывать, что ее содержание не сводится к теме и сюжету: мальчики купают в озере коней.
Информация, которую несет это полотно, гораздо шире и глубже, и значительная часть ее (форма, композиция, цветовая гамма) обусловлена принадлежностью к данному виду искусства. Весь передний план картины занимает огромный и округлый силуэт красного коня, срезанный внизу. На коне (в правой части полотна) — золотисто-желтая фигура мальчика, удлиненная и угловатая. Фоном служит густо-синяя водная гладь с белыми барашками... Но и это еще не все, что видит зритель данной картины. За сюжетом, формой, цветом встает богатый культурный фон: совокупность исторических, психологических, фольклорных ассоциаций. Фантасмагоричность и «дикость» коня, античность и «интеллигентность» мальчика, столкновение красного, желтого и синего цветов вызывают в сознании зрителя различные другие образы и мотивы: «человек и стихия», «языческий Бог огня (солнца)», «противоборство добра и зла» (вспомним традиционный сюжет русской иконописи: «Георгий Победоносец убивает змея»), даже «предчувствие революции и крови» (картина, между прочим, написана в 1912 г.)...
Так что искусство — это знаковая система особого рода. Точнее сказать, это знаковые системы особого рода. Есть свои языки у живописи, у архитектуры, кино или балета... А существует ли отдельный язык художественной литературы, отличный от обычного «человеческого» языка — русского или английского, башкирского или литовского? Или же здесь два языка — язык искусства и язык человеческий, естественный — совпадают в одном?