Теория деструктивности Э. Фромма

Книга «Анатомия человеческой деструктивности», опубликованная, когда автору было уже за семьдесят, стала своеобразным итогом научного творчества выдающегося исследователя. Как признается автор, материал для этого издания он собирал более 40 лет. Сопереживание человечеству подвигло ученого взяться за решение столь сложной проблемы: «Я занялся изучением агрессии и деструктивности не только потому, что они являются одними из наиболее важных теоретических проблем психоанализа, но и потому еще, что волна деструктивности, захлестнувшая сегодня весь мир, дает основание думать, что подобное исследование будет иметь серьезную практическую значимость». В работе «Анатомия человеческой деструктивности» Фромм дал целостную картину самых разнообразных проявлений агрессивности.

Фромм обобщил идеи и положения реформированного, социокультурного психоанализа, показал специфику философско-антропологической рефлексии. Это — первый том задуманной ученым многотомной систематизации психоанализа. Энциклопедический характер книги позволяет раскрыть широкую панораму биологических, социально-психологических, антропологических учений. Деструктивное и агрессивное в человеке философски переосмыслено Фроммом как проблема зла в индивиде, в социуме, в истории, в жизни человеческого рода.

Проблема деструктивности вытекает из феномена бегства от свободы, занимающего важное место в творчестве Фромма. В наиболее известной книге «Бегство от свободы» рассматривается механизм такого «бегства», который «состоит в тенденции отказаться от независимости своей личности, слить свое Я с кем-нибудь или чем-нибудь внешним, чтобы таким образом обрести силу, недостающую самому индивиду»'. Само нежелание принять свободу имеет многочисленные следствия. Вовсе не свобода порождает разрушительность, как предполагалось ранее. Воздержание от собственной воли, неготовность пользоваться плодами человеческой субъективности парадоксальным образом приводят к деструктивности. Задушенная внутренняя свобода рождает синдромы насилия. Фромм усматривает рождение разрушительности не в первородном грехе, не в человеческом своеволии, а в предумышленном отказе человека от самого себя, от собственной уникальности. Опасна не сама свобода как особый дар, а воздержание от нее. Фромм считает, что деструктивность не врожденное понятие, и обосновывает это и психологически, и социально. Человеческие страсти носят не столько изначальный, соприродный характер, сколько являются продуктом человеческого творчества. Психологическое истолкование обретает историческое измерение.

Разносторонность и разнообразие идей, выдвинутых Фроммом, говорят о том, что этот мыслитель состоялся не только как философ, социолог и культуролог, но и как оригинальный социальный психолог, попытавшийся выявить наиболее сложные и значимые механизмы человеческой психики. «Обратиться к творчеству Фромма тем более уместно, — пишет отечественный философ Л.Н. Вечернов, — что он может рассматриваться как один из создателей аналитической дисциплины... которая действительно утвердилась благодаря его трудам как социальная психология». Фромм в своих исследованиях исходит из тезиса о первичности психических процессов, которые во многом определяют структуру социальных феноменов. Исследователь видит перед собой не обособленного, внесоциального индивида, как у Фрейда, а человека, включенного в реальный социально-исторический контекст. Это позволило Фромму превратить психоанализ в социальную философию, перейти от истолкования индивидуальных переживаний и психологических механизмов к философскому размышлению о человеке и обществе. Фроммовский психологизм ориентирован не только на постижение интимного мира человека. Неповторимый экзистенциальный склад личности вписывается в социокультурное окружение, оказывающее воздействие на индивида, преображая его потребности. Начиная рассматривать проблему деструктивности, Фромм подчеркивает, что исходит из биосоциальной точки зрения.

Феномен деструктивности — проблема философско-соци-ально-антропологического характера. В значительной степени Фромм пытается метафизически опростить проблему зла, избавить ее от спекулятивных абстракций. Тема разрушительности рассматривается не абстрактно, а конкретно антропологически. Деструктивность — это свойство, рожденное человеком. Нет никаких оснований полагать, что человек приговорен к разрушительности. Она результат выбора человека, экзистенциальное™ человека.

Исходной посылкой фроммовской теории деструктивности является положение о некорректности сравнения человека с животным. «Человек отличается от животных именно тем, что он убийца. Это единственный представитель приматов, который без биологических и экономических причин мучит и убивает своих соплеменников и еще находит в этом удовольствие». Ученый открывает человечеству нелицеприятную правду:
По мере цивилизационного прогресса степень деструктивности возрастает (а не наоборот). На самом деле концепция врожденной деструктивности относится скорее к истории, чем к предыстории. Ведь если бы человек был наделен только биологически приспособительной агрессией, которая роднит его с животными предками, то он был бы сравнительно миролюбивым существом; и если бы среди шимпанзе были психологи, то проблема агрессии вряд ли беспокоила бы их в такой мере, чтобы писать о ней целые книги.

Фромм критикует расхожий тезис, согласно которому агрессивное поведение людей имеет филогенетические корни, оно запрограммировано в человеке, связано с врожденным инстинктом. При такой постановке проблемы возникает опасность потери зоны индивидуальной ответственности: можно возложить вину за собственные поступки на биологическую природу или исторический опыт. Поэтому столь важен анализ Фромма человеческой природы.

Анализируя обширную социологическую и психологическую литературу по проблемам насилия и агрессии, Фромм обнаружил две, казалось бы, диаметрально противоположные точки зрения. Одну позицию он определяет как инстинктивистскую, возводящую все разрушительное в человеке к досознательному, докуль-турному, животному началу. Другую позицию Фромм определяет как бихевиористскую, всецело выводящую деструктивность из социального окружения. Фромм убедительно критикует эти два крайних научных направления. Но он не склонен толковать эти установки как альтернативные и предлагает соединить их в контексте биосоциального существования человека. По мнению исследователя, одинаково заблуждаются какте, кто видит истоки агрессивности лишь в биологических инстинктах, так и те, кто отрицает значимость этих инстинктов и интерпретирует человека как марионетку социальной среды. Ученый считает, что агрессивность — весьма сложный феномен, компоненты которого имеют разную генетическую природу и различную причинную обусловленность: «Если обозначать словом "агрессия" все "вредные" действия, т.е. все действия, которые наносят ущерб и приводят к разрушению живого или неживого объекта (растения, животного и человека в том числе), то тогда, конечно, поиск причины утрачивает свой смысл, тогда безразличен характер импульса, в результате которого произошло это вредное действие. Если назвать одним и тем же словом действия, направленные на разрушение, действия, предназначенные для защиты, и действия, осуществляемые с конструктивной целью, то, пожалуй, надо расстаться с надеждой выйти на понимание "причин", лежащих в основе этих действий».

Огромную методологическую ценность имеет дифференциация Фроммом феномена агрессии на доброкачественную, которая отчасти восходит к миру человеческих инстинктов, и злокачественную, которая коренится в человеческом характере, в человеческих страстях и за которыми стоят побуждения отнюдь не природного, но экзистенциального свойства. Проявления злокачественной агрессии — человеческая страсть к абсолютному господству над другим живым существом и желание разрушать. Фромм называет это качество деструктивностью и полагает, что ее природа социальна. Истоки деструктивности — особенности культуры и образа жизни человека. Ни у животных, ни у далеких предков человека (первобытных охотников и собирателей) деструктивность не выявлена. В отличие от животных человек бывает деструктивным независимо от наличия угрозы самосохранению и вне связи с удовлетворением потребностей.

Доброкачественная агрессия. Поведение, связанное с обороной, ответной реакцией на угрозу, Фромм называет доброкачественной агрессией, потому что смысл, сверхзадача, заложенная в нее природой, заключается в сохранении жизни. Механизм доброкачественной агрессии передается человеку генетически, у человека и у диких зверей он практически аналогичен. Согласно наблюдениям биологов, данный вид агрессии весьма редко ведет к уничтожению соперника (ее главная функция в отпугивании нападающего).

Вообще под термином «доброкачественная агрессия» Фромм понимал три различные категории поведения: защитное поведение; псевдоагрессия; поведение, которое подразумевает нанесение вреда другому, но изначально не мотивировано этим.

Рассматривая первую категорию защитной агрессии, Фромм считает, что все виды должны иметь филогенетическую программу ответа на угрозу. Существует два ответа: гнев (ярость и атака); страх и бегство. Фромм, опираясь на данные физиологии, приходит к выводу, что особая часть головного мозга мобилизуется, когда животному или человеку что-то угрожает. Оба ответа биологически адаптивны и необходимо реактивны. Фромм не верит во внутренний драйв в агрессии. Потенциальные возможности для сражения или бегства появляются только перед лицом непосредственной угрозы. Когда она возникает, в живом существе рождается беспокойство — обеспокоенность за свои жизненные интересы. Это агрессивное поведение не мотивировано разрушением ради разрушения. Основной мотив — защитить себя. По Фромму, защитная агрессия встроена в животный и человеческий мозг и служит функцией защиты жизненных интересов.

Сознание разделяет человека и животного, поэтому формируются разные механизмы защитной агрессии. У человека более значимы сознательный и эмоциональный уровни. Если животные воспринимают только настоящую опасность, то человек наделен даром предвиденья, может осознать надвигающуюся опасность. Человек иногда реагирует и сопротивляется навязываемым идеям, пропаганде. И наконец, человек имеет более широкий, чем другие виды, уровень жизненных интересов, распрастраняю-щихся от необходимости в пище и крове до необходимости защиты своих ценностей и идеалов. Поэтому Фромм относит защитное агрессивное поведение к доброкачественной агрессии.

Во вторую категорию доброкачественной агрессии Фромм выделяет псевдоагрессию (непреднамеренная агрессия, игровая агрессия, агрессия как самоутверждение). Он пишет: «Под этим понятием я понимаю действия, в результате которых может быть нанесен ущерб, но которым не предшествовали злые намерения». Эти действия включают непредумышленное причинение вреда в спорте или в игре и агрессию самоутверждения. Последний термин соотносится с желанием людей двигаться к заданной цели без колебаний, сомнений и страха. По Фромму, агрессия самоутверждения больше характерна для мужчин, чем для женщин. С тех пор как мужская способность выполнять сексуальную функцию стала основным требованием для выживания видов, можно предположить, что природа обеспечила мужчину некоторым агрессивным потенциалом. «Главное различие между мужчиной и женщиной заключается в их разных функциях во время полового акта». Обширные данные из области биологии, физиологии, генетики привели Фромма к размышлениям, что мужчинам внутренне присуще быть охотниками, генералами, хирургами, а женщинам учителями и докторами. Необходимость и желание достигать возможно большего характеризует в первую очередь мужчин.

Третью категорию немногие решатся назвать доброкачественной агрессией. Она включает в себя: конформистскую агрессию, инструментальную агрессию и войну. Фромм писал: «К конформистской агрессии относятся раличные агрессивные действия, которые обусловлены не разрушительными устремлениями нападающего, а тем, что ему предписано действовать именно так, и он сам считает своим долгом подчиняться приказу...» Источник конформистской агрессии коренится в иерархической социальной системе ценностей. Послушание и подчинение — самые яркие черты человеческого общества. Послушание всегда ассоциировалось с добродетелью, непослушание — с грехом. Фромм приводит пример из библейской истории, когда Авраам готов покорно принести в жертву своего единственного сына Исаака. Или: солдат убивает и калечит людей, исполняя свой долг, выполняя приказ. В таких ситуациях поступками людей не обязательно руководят деструктивность и жестокость.

Инструментальная агрессия характеризуется тем, что «разрушение само по себе не является целью, оно лишь вспомогательное средство для достижения подлинной цели». Важнейшим случаем инструментальной агрессии является война. Почему Фромм выводит за рамки злокачественной агрессии такой человеконенавистнический и разрушительный социальный феномен, как война? Войны не возникают вследствие деструктивных побуждений. Источник войн — сложный комплекс мотиваций, берущий начало в широком спектре интересов людей, человеческом поведении и эмоциях. Фромм жестко критикует тех, кто дает упрощенное объяснение войны: «Утверждение, что причины войн следует искать в человеческой агрессивности, не только не соответствует действительности, но и является вредным». Фромм считает абсурдным видеть причину войны в человеческом инстинкте разрушения, во врожденной склонности к ведению войн. Сама история опровергает этот тезис. «Первобытные охотники и собиратели вовсе не отличались воинственностью, кровожадностью или разрушительностью, как таковой... по мере развития цивилизации возросло не только число захватнических войн, но и их жестокость. Если бы причина войн коренилась во врожденных деструктивных импульсах, то все было бы как раз наоборот»1. Фромм отмечает парадокс истории: чем ниже уровень цивилизации, тем реже и менее кровопролитны войны. Это свидетельствует о том, что природа агрессивности и деструктивности человека и общества чрезвычайно сложна. Научные основания инстинктивизма слишком шаткие, когда пытаются объяснить социальные феномены. Не надо путать историю с биологией. В своей работе Фромм цитирует известного психоаналитика д-ра Мичерлиха, который сказал, что история «выбросит на помойку все наши теории, если психоанализ не повернется в сторону социальных проблем».

На примере Первой мировой войны Фромм доказывает, что она была вызвана экономическими интересами и политическими амбициями элиты ведущих мировых держав, а не необходимостью различных наций дать выход своей агрессии. Война — это не только стратегия достижения экономических и политических целей. Она обеспечивает воюющие стороны очень тонкими и сложными эмоциональными мотивациями, приводит к серьезной переоценке ценностей, позволяет уйти от рутинной повседневной жизни. На первое место выходят такие чувства, как альтруизм, солидарность и многие другие. «Это некий вариант косвенного протеста против несправедливости, неравенства и скуки, которыми пронизана общественная жизнь в мирные дни»2. О причинах войн Фромм пишет: «...войны прошлых эпох были обусловлены не накопившейся энергией биологической агрессивности, а инструментальной агрессией политических и военных элитарных групп». Он подтверждает это данными о частоте войн — от первобытных культур до высокоразвитых. Поэтому неправильно и слишком примитивно возлагать ответственность за деструктивность и агрессивность на человеческие инстинкты. Причины деструктивности носят сложный социокультурный характер и непосредственно связаны с развитием цивилизации.

Для обоснования своей концепции Фромм использует обширную аргументацию из разных областей науки — нейрофизиологии, психологии животных, палеонтологии, антропологии. К данным нейрофизиологии ученый прибегает для того, чтобы опровергнуть сложившееся под влиянием фрейдизма расхожее мнение, будто имеющийся у человека инстинкт агрессивности является главным наряду с сексуальностью и попытки ограничить этот инстинкт с помощью культурных импульсов часто обречены на неудачу (этим объясняется изобилие насильственных преступлений). Опираясь на исследования нейрофизиологов, Фромм опровергает данное мнение. Экспериментальные исследования особенностей функционирования различных зон мозга показывают, что как реакция на угрозу мозгом генерируются не только импульсы агрессивности, но и импульсы бегства. Существенно и то, что бегство является более распространенной формой реагирования на опасность (не считая тех случаев, когда возможность бегства исключена и животное вступает в бой ради выживания). «На уровне физиологии мозга оба импульса имеют совершенно одинаковую степень интеграции, и нет никаких оснований предполагать, что агрессивность является более естественной реакцией, чем бегство. Почему же исследователи инстинктов и влечений твердят об интенсивности врожденных рефлексов агрессии и ни словом не упоминают о врожденном рефлексе бегства?»

Данные нейрофизиологии говорят о том, что человека в одинаковой степени правомерно оценивать как агрессивное существо и как существо, уклоняющееся от конфликтов. «Если рассуждения этих "теоретиков" о рефлексе борьбы перенести на рефлекс бегства, то едва ли не придется констатировать следующее: человека ведет по жизни врожденный рефлекс бегства; он может попытаться взять его под контроль, но это даст лишь незначительный эффект, даже если он найдет способы для приглушения этой "жажды бегства"». У хищников импульсы агрессивности преобладают над импульсами бегства. Однако к хищникам относятся лишь представители семейств кошек, гиен, волков и медведей. Ни человек, ни его предки, ни приматы вообще к хищникам не относятся. Палеонтологические исследования также не дают никаких оснований считать хищником первобытного человека.

Исследователи психологии животных констатируют весьма значимый научный факт: «Нет ни одного доказательства того, что у большинства млекопитающих якобы существует спонтанный агрессивный импульс, который накапливается и сдерживается до того момента, пока "подвернется" подходящий повод для разрядки». «Человек — это единственная особь среди млекопитающих, способная к садизму и убийству в огромных масштабах».

В плане исследования деструктивности особый интерес представляет изучение поведения животных в неволе. Биолог Ганс Куммер установил, что агрессивность обезьян в зоопарке значительно выше, чем в естественных условиях: у самок в 9 раз, у самцов в 17,5 раза. Наблюдаемая в неволе агрессивность не проявляется у тех же животных в естественных условиях. «Наблюдения показывают, что приматы на воле малоагрессивны, хотя в зоопарке их поведение нередко деструктивно. Это обстоятельство имеет огромное значение для понимания агрессивности человека, ибо на протяжении всей своей истории, включая современность, человека вряд ли можно считать живущим в естественной среде обитания. Исключение составляют разве что древние охотники и собиратели да первые земледельцы до V тысячелетия до н.э. "Цивилизованный" человек всегда жил в "зоопарке", т.е. в условиях несвободы или даже заключения разной степени строгости. Это характерно и для самых развитых социальных систем»3. Процессы урбанизации противоречат человеческой природе: «Обитатели клетки превращаются в злобную массу: напряженность в ней никогда не ослабевает, никто никогда не выглядит довольным, постоянно слышны шипение, рычание».

Жизнь в социальном зоопарке, где решетки невидимы, но столь же прочны, является некоторым аналогом раскрытой Э. Дюркгеймом аномии:
Человек нуждается в такой социальной системе, в которой он имеет свое место, сравнительно стабильные связи, идеи и ценности, разделяемые другими членами группы. «Достижение» современного индустриального общества состоит в том, что оно пришло к существенной утрате традиционных связей, общих ценностей и целей. В массовом обществе человек чувствует себя изолированным и одиноким, даже будучи частью массы; у него нет убеждений, которыми он мог бы поделиться с другими людьми, их заменяют лозунги и идеологические штампы, которые он черпает из средств массовой информации. Он превратился в A-tom (греческий эквивалент латинского слова «in-divi-duum», что в переводе значит «неделимый»). Единственная ниточка, которая связывает отдельных индивидов друг с другом, — это общие денежные интересы (которые одновременно являются и антагонистическими). Эмиль Дюркгейм обозначил этот феномен словом «аномия».

Концепция перенаселения была впервые выдвинута Мальтусом, который считал панацеей от всех драм человечества уменьшение численности населения (гуманными и негуманными способами). Фромм в отличие от Мальтуса видит решение этой проблемы совершенно в иной плоскости:

От аномии индустриального общества можно будет избавиться лишь при условии радикального изменения всей социальной и духовной структуры общества, т.е. когда индивид не только получит возможность жить в приличной квартире и нормально питаться, но когда его интересы будут совпадать с интересами общества, т.е. когда основными принципами нашей общественной и личной жизни станут не потребительство и враждебность, а дружелюбие и творческая самореализация. А это возможно и в условиях большой плотности населения, но при этом нужны другая идеология и другая общественная психология.

Значительный интерес представляет исследование первобытных культур. Фромм изучил 30 первобытных культур, описанных антропологами, с позиции агрессивности (или миролюбия). Ученому удалось выявить очень важную закономерность: «При изучении 30 обществ сразу обнаруживаются системы трех разных типов (А, В, С)».

Система А — жизнеутверждающие общества. Характерной их чертой является доброжелательность во взаимоотношениях людей. Деструктивность в них отсутствует, фактов убийств люди не знают. Единственной формой конфликта остаются ссоры на почве ревности. Однако серьезного вреда эти ссоры не причиняют. Проблема накопления капитала в таком обществе практически отсутствует. Конфликты из-за собственности являются большой редкостью и быстро улаживаются. Личный авторитет представляет наименьшую ценность. Хорошим человеком считается дружелюбный, мягкий, уступчивый и добросовестный. «В этой системе все идеалы, институты, обычаи и нравы направлены на сохранение и развитие жизни во всех ее сферах. Враждебность, насилие, жестокость встречаются в минимальных проявлениях, практически отсутствуют репрессивные институты: нет ни преступлений, ни наказаний, институт войны отсутствует полностью либо играет минимальную роль. Детей воспитывают в духе дружелюбия, телесные наказания не практикуются».

Система В — недеструктивное, но все же агрессивное общество. Деструктивность в нем также отсутствует, однако в обществе распространены индивидуализм, соперничество, иерархичность, а агрессивность, война считаются нормальными явлениями.

Система С — деструктивные общества. Для членов этих обществ характерны агрессивность, жестокость, разрушительные наклонности. «В обществе царят воинственный дух, враждебность и страх; широко распространены коварство и предательство. Большую роль в целом играет частная собственность».

Дифференцированное исследование феномена агрессии позволило ученому доказать, что у человека биологически запрограммирована лишь оборонительная агрессия. Наиболее крайние проявления жестокости — деструктивность — социальный продукт. Этот вывод имеет огромное методологическое значение для всех социальных наук: если злокачественная агрессия не является врожденной, значит, она не может считаться неискоренимой.

Кроме того, Фромму удалось обнаружить еще один факт, имеющий важное методологическое значение: проявление доброкачественной агрессии у человека гипертрофировано социальными условиями бытия; их изменение также может значительно снизить уровень агрессии.

Доброкачественная (оборонительная) агрессия является фактором биологической адаптации. Нейрофизиологический механизм агрессии сходен у человека и животного. Однако Фромм вскрывает весьма важную особенность: при одном и том же нейрофизиологическом устройстве у человека проявляется более сильная агрессия, чем у животного. Причин этого несколько:

1. Животное воспринимает как угрозу только явную опасность... Механизм оборонительной агрессии у человека мобилизуется не только тогда, когда он чувствует непосредственную угрозу, но и тогда, когда явной угрозы нет. То есть чаще всего человек выдает агрессивную реакцию на свой собственный прогноз.

2. Человек обладает не только способностью предвидеть реальную опасность в будущем, но еще позволяет себя уговорить, допускает, чтобы им манипулировали, руководили, убеждали. Он готов увидеть опасность там, где ее в действительности нет... Только у человека можно вызвать оборонительную агрессию методом «промывания мозгов»...

3. Человек, как и зверь, защищается, когда что-либо угрожает его витальным интересам. Однако сфера витальных интересов у человека значительно шире, чем у зверя. Человеку для выживания необходимы не только физические, но и психические условия. Он должен поддерживать некоторое психическое равновесие, чтобы сохранить способность выполнять свои функции. Для человека все, что способствует психическому комфорту, столь же важно в жизненном смысле, как и то, что служит телесному комфорту.

Отсюда такие дополнительные поводы к агрессии, как унижение или оскорбление, противоречия во взглядах, покушение на объект духовного почитания. Человек ограничивает возможность использования механизма бегства от угрозы из-за желания сохранить свое лицо. Кроме того, экономические основы современного общества посредством создания чрезвычайного изобилия товаров (истинная ценность которых и соответствие человеческой природе весьма сомнительны), а также с помощью их рекламы развивают патологию потребительства. У человека умышленно создают иллюзию, что ему нужно все, производящееся на продажу. Жадность рождает агрессивность. «В нашей культуре жадность значительно усиливается теми мероприятиями, которые призваны содействовать росту потребления... алчущий, у которого нет достаточных средств для удовлетворения своих желаний, становится нападающим».

Социальные условия способствуют подавлению у людей уверенности в себе. Угнетенное психическое состояние может продуцировать беспричинное чувство страха. «Страх, как и боль, — это очень неприятное чувство, и человек пытается любой ценой от него избавиться... одним из самых действенных приемов вытеснения страха является агрессивность».

Важным фактором, сдерживающим агрессию у животных, является нейрофизиологический механизм, который биологи называют «Не убивай!» и который препятствует нерациональному гипертрофированию агрессивности. Внутренний запрет на убийство человека опирается на ощущение общности с другими людьми и сочувствие им. Современное общество, разрушая социальные связи, создает затруднения для функционирования данного механизма. Отчуждение между людьми может быть: спонтанным (негативное следствие процессов урбанизации, научно-технической революции) и сознательно культивируемым.

Развитие индивидуализма в современном обществе также способствует росту агрессии человека. Индивидуализм, развиваясь, трансформируется в эгоцентризм. По Фромму, эгоист — это человек-нарцисс, который интересуется только собой. У него утрачиваются способности к объективной оценке самого себя и окружающих. Ценность чужой человеческой жизни становится все меньше и меньше. В процессе межгрупповых конфликтов (идеологическая обработка солдат на войне или восприятие криминальной субкультуры) используются механизмы деперсонификации человека. Все, кто не входит в группу, деперсонифицируются. Они уже не люди, а объекты. Им присваивают соответствующие прозвища, главное назначение которых затруднить видение в противнике человека.

В отношении оборонительной агрессии Фромм констатирует: поскольку она генетически запрограммирована, то изменить ее биологическую основу невозможно, даже если ее поставить под контроль и модифицировать. Поэтому главным условием снижения оборонительной агрессии является уменьшение количества факторов, реально провоцирующих ее. Материальные условия жизни должны стать такими, чтобы было непривлекательно стремление к господству человека над человеком, одной группы над другой. Данная предпосылка, по мнению ученого, можетбыть в ближайшем обозримом будущем реализована путем изменений в обществе потребления. Человек должен перестать быть «вещью». «Создание системы, которая будет гарантировать удовлетворение основных потребностей населения... Человек не может жить в «условиях зоопарка», т.е. ему должна быть обеспечена полная свобода, а господство и эксплуатация в любых видах и формах должны исчезнуть». Фромм говорит также об опасности идеологического и психологического насилия: «...оборонительная агрессия — это реакция не столько на реальную, сколько на воображаемую угрозу, раздуваемую пропагандистским "промыванием мозгов" и массовым внушением».