Не возможно изъяснить форму, но возможно наметить самый общий подход к ее пониманию, попробуем рассмотреть форму в абстрактном плане, наметить что-то вроде азбуки форм, где аз – это линия, а буки – масса, пятно, замкнутая форма. Эти две «буквы» в свою очередь делятся на бесчисленное количество знаков, но это и тема бесконечных исследований, наша задача наметить только подход – азбучные основы азбуки форм.
Линия воплощает движение, а масса хранит в себе инерцию покоя.
В геометрии линия не имеет толщины, но в искусстве она всегда толщину имеет, а иногда это широченный мазок. Линию мы понимаем как движение руки художника: карандаша, кисти, резца…отсюда понятно, что линия в искусстве первична, ибо все начинается с движения руки художника. Линия наиболее непосредственно выражает и движение души художника, она экспрессивна по своей сути. Надо сказать, что модернизм заново оценил экспрессивную мощь линии, интенсивный мазок становится одним из важнейших элементов его языка.
Как пример линейного движения в искусстве возьмем музыку, но именно для того, чтобы подчеркнуть, что это не геометрическая, не имеющая толщины линия, музыка – это движение целого мира, т.е. она имеет объем, чьи границы не объять и все-таки она движется и это движение влечет, доставляет нам наслаждение.
Как пример массы возьмем реальную массу – глыбу камня, и тут очень важно отметить, что эта глыба воспринимается нами как внутренне одухотворенная, ассоциируется с головой или с фигурой. Так в принципе воспринимаются замкнутые формы вообще. Вот почему мы видим живых существ в клубах облаков:
И когда заклубится закат по углам золотея,
Пусть опять и опять предо мной проплывут наяву,
Синий буйвол и белый орел и форель золотая.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
Лучше Окуджавы не скажешь. Эти биологические ассоциации, сосредоточенность в себе, органическая одухотворенность замкнутых форм очень важны в искусстве, и искусство часто пренебрегая деталями, оперирует массами. Некоторые еврейские художники из религиозных соображений, а иные из соображений чисто художественных рисуют головы без лиц, что создает особого рода выразительность.
Джорджо де Кирико. Разрисованные одежды фигур впечатляют меньше безликих голов.
Особенно важна масса в скульптуре, ваятель, работая в камне, бережно относится к энергии массы, часто преувеличивая объемность фигур. Микеланджело с этой целью ваял фигуры особенно мощные, оставлял иногда необработанный камень в своих композициях, а Антонио Канова, создававший чрезмерно ажурные формы много теряет в сравнении с Микеланджело. Глыба камня обладает внутренней энергией и это воспринимается как энергия духовная, в которой неподвижность и движение находятся в каком-то вечном единстве. По отношению к вытянутой форме, к линии, масса выступает как воплощение статической инерции и устойчивости. В то время как сами вытянутые формы устойчивы менее или не устойчивы совсем. Что же до внешнего пространства, то оно воспринимается как область свободного движения, и даже зов к полету, ибо масса жива, а живое движется. Аристотель даже определял через самодвижение саму жизнь. Таким образом, в визуальном искусстве можно различить два типа движения: внешнее, явное линейное, экстравертное движение, и внутреннее интравертное, скрытое качественно иное не материальное движение, оно увлекает нас внутрь образа. Но это не третье, это «пятое измерение», потому что ведет в иной, духовный мир, объект становится субъектом. Масса парадоксально связана в нашем восприятии с духовной эфемерностью. И поскольку статика в восприятии не вполне статична, можно сказать, что в искусстве, как и в реальности, движение первично и абсолютно, статика вторична и относительна.
Диалектику массы и линии можно проследить в картинах Кандинского. Черно-фиолетовое солнце-планета в верхнем углу, оно весомо, тяжело и чуть ли не переворачивает композицию, однако линии в центре не подчиняются тяготению массы, они уходят в открытый космос. Это характерно для Кандинского, у него движение преодолевает статику и часто разрывает пятна своей экспрессией. В этом смысле живопись Кандинского сродни додекафонии в музыке, которая разрывает устойчивый классический лад.
Чувство движения, даже если мы движемся физически, родственно чувству эстетическому, оно слишком глубоко укоренено в нашей психосоматике, чтобы не соединиться с другим глубинным чувством – эстетическим. Наше чувство движения начинается уже в утробе носящей матери, и это чувство, что тебя несет какая-то добрая благотворная сила, окрыляет нас в дальнейшей жизни. Родившись, младенец любит качаться в колыбели, потом на качелях, кататься в коляске, на самокате и на чем угодно, и «какой же русский не любит быстрой езды!», а турок и датчанин не любят? Поэтому мы любим соединять эстетическое переживание музыки с физическим движением в танце.
А для чего литературе потребовалась рифма, создавшая целый род литературы – поэзию? Рифма – это ритм и это опять-таки движение. В литературе господствует слово и его значение, но оказывается что легкое ритмичное покачивание стиха столь же важно как покачивание младенческой колыбели, ибо все это идет из колыбели природной – движение в природе периодично-ритмическое. Ритмическое движение настраивает, сонастраивает, заражает, увлекает, усиливает значение слов, поэтому поэтическая строка всегда звучит афористично. Не поэзия отделилась от прозы, а наоборот проза от поэзии, ибо в древности вся словесность была поэзией, читалась нараспев под звуки лиры, потому и названа лирикой. Проза отделилась от поэзии по мере того как общее мифо-поэтическое мышление вытеснялось мышлением рациональным. Именно музыкальная составляющая словесности дает ей эстетическое-гедонистическое качество. Ослабление ритмо-динамического начала ведет к прозаизации текста, а проза она подстать статике в изоискусстве, меньше увлекает нас своим ритмом и движением, не поднимает в небеса, она земная, влечет во внутрь своего повседневного мира.
Фигуративная форма в композиции работает и как форма абстрактная, как пятно, масса, линия. Так в картине Пикассо «Девочка на шаре» взаимодействуют тяжелая масса сидящего справа гиганта и легкая, гибкая, линейная и крайне неустойчивая фигура девочки.
Большой художник и теоретик В. Фаворский противопоставлял внутреннее движение-жизнь образа внешнему его движению. Он сравнивает неподвижного языческого идола с подвижной куклой и говорит, что внешняя подвижность куклы лишает ее внутреннего духовного движения-содержания. Вот почему в портретах Рембрандта люди лишены активного движения, но их внутренний мир богат и глубок. Таковы, например, его портреты евреев, они сидят неподвижно, позируют, но полны внутреннего духовного содержания.
А, скажем, портрет Наполеона кисти Жана-Антуана Гро, в котором герой запечатлен в резком и героическом движении, не отличается психологической глубиной.
Внутреннее движение я отождествляю с духовностью, потому что оно наполняет форму жизнью, но жизнь – это движение бесконечно сложное, для его понимания и описания категорий самого движения недостаточно, необходимы категории духовности. Схематично можно сказать, что линия – это движение, но искривляясь и замыкаясь она создает некую целостность, которая уже имеет внутреннее и внешнее пространство – такова диалектика линии и формы, они переходят друг в друга, но двух и трехмерность уже относительно статична и тем статичнее, чем компактней. В вытянутых формах усиливается внешнее движение.
Глыба камня, как сказано. ассоциируются с головой или фигурой. В меньшей степени это можно сказать о двумерном круге, но и он как бы хранит в себе потенции жизни. Достаточно добавить: «точка, точка, запятая – вот и рожица кривая». Ассоциация замкнутой формы с головой, с живым существом неустранима, она идет изнутри нашего опыта и интуиции и предшествует восприятию.
Музыка – чистое движение, но она охватывает, окружает нас сразу своим пространством, мы сразу же внутри, а несемся в небо, в космос (экстраверсия). Так душа, освобождаясь от тела, стремится к богу, таким образом, мы переживаем в искусстве жизнь в этом и ином мире. Мелодия – линейное движение, аккорды – пространственные элементы, они как пространство и время взаимодействуют, переходят одно в другое, также как в живописи линия сплетена с двух и трехмерными формами, которые воплощают застывшее – вечное время. Завершая можно сказать, что душа всегда в плену у тела, музыкальное же движение в искусстве душу освобождает к ее радости – это эстетическое наслаждение.