Восьмой день творения

Дарвин, если верить его собственному признанию, был невежда,  может и прочие ученые туда же, только не признаются? В силу “естественного невежества науки ”, разоблаченного Бергсоном, наивно думает наука, что мир был сотворен (если был сотворен) где-то 13-14-15 миллиардов лет тому назад. Между тем в религиозных книгах иудейских четко написано, что сотворение мира произошло  всего лишь 5772 года назад.  Некоторые “хитрые” евреи, когда хотят соединить свою религию с наукой, измышляют, что де библейский год – это не год, а некая глыба времени, не объясняя при этом, почему мы, евреи меняем календари так же часто как и гои.

Что же до чистых ученых, они над еврейским летоисчислением подтрунивают. 

Не правы и те и другие, Мыч (мыслящий читатель) еврейское летоисчисление совершенно точно.

 – Вы действительно уверены, что акт творения состоялся пять с чем-то тысяч лет тому назад, какого же возраста по вашему дино, ихтиозавры и прочие там птеродактили?

 Да я уверен, Мыч, но смотря о каком творении речь.

- В библии речь идет о сотворении мира.

- Вы уверены, Мыч?

- Не можно сомневаться, мессир, книга пред нами. 

- Вчитайтесь внимательно и поймете: в одном рассказе об одном, якобы, творении содержатся  два весьма различных и даже друг друга отрицающих творения,  первому объявленному миротворению  посвящено несколько стихов, второму скрытому “нелегальному” – посвящена библия вся.

“И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю... и был вечер и было утро: день шестый.”

“Плодитесь и размножайтесь” - вот она первая жизнеутверждающая заповедь господня людям!

   И все, шесть дней творения завершены, почему же через несколько строк, мы снова застаем Господа за тем же (греховным как вскоре выяснится) занятием  людодейства. На сей раз господу недостаточно волеизъявления, нужен еще и материал – прах земной..? А ведь земля - это действительно прах мириадов живых существ живших и умиравших на планете миллиарды лет, прошедших со времени первотворения? Во второтврении создает Бог только мужчину, лишь потом, впервые критически оценив содеянное, говорит господь: "не хорошо человеку быть одному" и сотворяет женщину из и для мужчины, как существо вторичное. Это второе творение, творение уже не мира, а общества, и не какого-нибудь, а жесточайше патриархального – вот это творение и совершилось 5772 года тому назад, исчисление это вполне вероятное, видимо точное и потому очень ценное. Теперь общество приходит в то состояние, при котором жестокий отец-патриарх владеет всеми женщинами рода, властно отстраняя сыновей от сладкого занятия, которое для этой цели и подается как смертельный грех. Вот вам  вторая как бы антисексуальная (для других), а на самом деле очень даже сексуальная (для себя) заповедь монотеизма:

”... от древа познания добра и зла,  не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь.” Значение запрета понимаем вполне, когда он нарушен и получается: вторая всевышняя заповедь полностью дискредитирует первую. И есть она заповедь тройной  кастрации вновь созданного и возлюбленного чада господня: кастрация сексуальная, кастрация умственная (не познавай), кастрация моральная (не знай что есть добро и зло). Все это подается к тому же как рай божий, но изгнание из рая – это скорее бегство из него. И вот она высоченная моральная ценность – “свет для гоев”, что принес с собой монотеизм, и вот оно кредо. Садогенный характер второй заповеди очевиден дальнейшее – лишь разверстка идеи в историко-географическом пространстве-времени, во множестве вариаций, “национальных по форме, садоморалистских по содержанию”.

“Плодитесь и размножайтесь” – “не ешь от древа” – эти две друг друга отрицающие заповеди, на века полягут в основу фальшивой сексуальной морали, по которой человек – подобие Бога, а его тело – вроде как подобие сатаны; морали, что предпишет обрезания, отрезания, кастрации,  костры,  самоистязание аскетов и разнузданный разврат пап, бессрочные тюрьмы гаремов и просто тюрьмы для секс меньшинств, переполненные и активно пополняемые по сей день.

Но что же произошло в день седьмой, что изменило заповедь господа на прямо противоположную – вот вопрос вопросов!  А ответ достаточно очевиден: подобная идейная революция может произойти исключительно и только вместе с революцией политической, сменой власти. Революция эта и произошла  в день седьмой, когда господь безмятежно почивал на лаврах. (Это с той лишь оговоркой, что мы говорим бог, подразумеваем – патриарх-властитель, который и которые ведь всегда говорят именем бога, и каждый говорит тем внушительней, чем больше у него власти.)

Мы отлично знаем из последующей истории, что всякая религия, власть, да и мы с вами норовим освятить день своего рождения, вот почему из всего семицветия дней творения наша религия выбрала один цвет – белый: шабат, он как белое пятно на карте – ничего не происходит (???) мысленно все же можно пятно это заполнить.

Итак в седьмой день творения другой человек – брат, или сын господствующего, объявляет себя богопатриархом. Теперь  перед нами единство и борьба двух богов фигурирующих под одним именем. Смещенный или уходящий бог –  создатель природы, посему можно видеть в нем бога-властителя языческого, ведь язычество – религия одухотворения природы. Новый же патриарх сугубо монотеистичен. Эта наша интерпретация условна, ведь всякой революции предшествует эволюция, монотеизм конечно же вызревал постепенно, в той или иной степени был присущ и богу "смещенному".

   На революцию 7-го дня  косвенно указывают и другие детали мифа, то, например, что в первой главе торы бог фигурирует под именем Элогим, во второй же главе вместо имени Элогим (что по-существу означает не бог, а божества) употребляется двойное имя  Иегова Элогим. В имени «Иегова» – угадывается гибрид двух слов: гове  – настоящее, еги – будь, ( יהווה = הווה + יהי ) что-то вроде русского «ныне и присно», тут нет прошлого – "размежевание" богов, религий, обществ, потом и народов. Но двойное имя означает также и наследование, речь явно о конфликте внутри семейном типа Авеля и Каина, возможно даже, что это тот же конфликт дан в разных временах и в разной интерпретации ведь речь идет о конфликте весьма и весьма архетипическом. Новый властитель ныне и присно, и во веки веков будет воплощать двуединую идею жесткого патриархата и столь же жесткого монотеизма, связь меж двумя аспектами ясна: один отец, один властитель - один бог! Общая противоречивость рассказа связана опять-таки с тем, что тут действуют два героя в одном образе.

Есть все основания полагать, что вслед за седьмым днем следует восьмой день творения,  в этот день – то бишь в следующей главе торы сотворен новый человек –  новое общество, а то что оно отождествляется с сотворением мира не должно нас смущать,  общества все страдают, нет наслаждаются манией величия.

Обожествленный патриарх начинает с духовно сексуальной кастрации подопечных, а подопечные с восстания. Подстрекателем восстания оказывается змий, у некоторых язычников – символ жизни (благодаря его сходству с фаллосом).  А говорит  змий чистейшую правду: “...в день, когда вкусите их (плодов запретных) откроются глаза ваши, и вы будете как боги...”. (Обратите внимание на множественность богов, змей он персонаж языческий.) Действительно, чем еще отличается патриарх от ”простых смертных”?  Прерогативой на это дело!?

Первой на агитацию языческого змия поддается женщина и конечно не случайно, ее союз со змием – бунт  уходящего матриархата.

- В противостоянии с Богом женщина, конечно, терпит поражение?

- Нет, побеждает, “ибо она стала матерью всех живущих”(?). Но в дальнейшем женщина подавлена и подчинена, не Богу, ей ведь нельзя и в синагогу, подчинена она мужчине.

- А почему  папа победил маму не с самого начала истории, а много погодя – всего около шести тысяч лет назад?

- Ваш исторический вопрос адресуйте историкам, я же позволю себе высказать пару спекуляций главным образом для того, чтоб подчеркнуть специфичность своего подхода. Я почти как  Маркс верю в то, что история движима производством, но не столько промышленным, сколько биологическим, и в этом смысле история человечества где-то сводится к истории семьи, ибо семья – это некая ячейка-система,  функция которой экзистенция и продолжение рода.

Био и пром производство взаимодействуют весьма, я сказал бы даже слишком плодотворно.  Плодотворность  эта выражается в том, что оба плодоносят бурно, но в качественном смысле семья, а с ней органическая целостность сообществ с какого-то момента  деградируют и это, быть может, центральный конфликт истории.

Если вы понимаете матриархат, Мыч, как некий негатив-копию патриархата, то, думаю, такого не было, власть женщины не была столь же ультимативной, каковой будет впоследствии власть мужчины. Материнская семья –  это, в сущности, семья полигамная: при полигамии отец неизвестен, и, естественно, доминирует мать. В какой мере доминирует? Сказать трудно, но и не в этом дело, дело в том, что первичная семья полигамна, и в этом быть может универсальная семейная правда на будущее?

Матриархат отлично работал в эпоху расселения людей по земле, когда свободные пространства помогали регулировать межродовые отношения. По сей день у вполне культурных народов живет поверье, что новый дом помогает обживать кошка. Кошка в данном случае – наш тотем, символ женщины, и ее способности создать очаг новой жизни на новом месте.

Родственная связь мать - дети в отдельно взятой “безотчей” семье – абсолютна, эта связь сильна в небольших содружествах подобных же семей, но по мере естественного роста сообществ родственная эта связь  оттесняется на второй план. На первый выбиваются отношения власти как таковой –  управленческой, военной – меж или над семейной, а тут физически сильному, относительно свободному от семьи мужчине карты в руки.

Тот же естественный рост сообществ делает невозможным общее их хозяйство, собственность “приватизируется”. И тут мужчина быстро проталкивается вперед, впервые задавая себе вопрос: а кто - унаследует все мое, кто собственно мои сын, дочь? Ответ на “духовный” этот поиск сыскался гениально простой: чтоб напрочь свое присвоить, нужно среди прочего, или в первую очередь, присвоить саму женщину! Так совершилась глубочайшая из мировых революций – патриархальная,  последствия ее роковые и даже “раковые” прямо и косвенно составляли и составляют предмет наших диалогов.

Неправда, не умерли Адам и Ева, вкусив от древа познания добра и зла, но вкусили и того и другого. Чрезвычайно знаменательно то, что и добро и зло тора связывает в первую голову с сексом.

На утре юности далекой я вспоминаю  яростные споры сверстников (тогда только появились первые, громоздкие и туповатые ЭВМ) спорили о том, сколько битов информации в секунду нужно компьютеру, чтоб сравнялся он по интеллигенции с человеком, и даже такового превзошел. А я все поражался, почему ни на одном высоконаучном диспуте, никто ни единого слова не сказал о чувстве, элементарнейшем ощущении приятно - неприятно, хорошо - плохо, больно а-аааа! А ведь без этого ни души, ни духа, ни интеллигенции, ни простейшего знания – нет. И вот дожили, сподобились мы узреть на рубеже тысячелетий как битами набитый компьют  превзошел-таки самого Карпова в шахматной игре... Карпов огорчился, компьют не обрадовался, для него нет хорошо и плохо, нет добра и зла, они связаны только с хотением – вот этому и учит нас тора.

Еще стоит вспомнить, что злосчастный фиговый лист нацепили на себя прародители сами, без и даже вопреки повелению отца, На этот вопрос не может быть однозначного ответа, ведь в мифе о сотворении мира действуют два бога, два героя в одном образе, путаница неизбежна. Нагишом создал прародителей бог природы, нагота – она природна, не удивительно, что он возмутился фиговым облачением, тем, что Адам и Ева устыдившись своего тела – венца творения, нанесли оскорбление творцу? Но в дальнейшем религия запрещает наготу именем бога - бога восьмого дня творения. Эти и другие разночтения – дань столкновению богов и религий в мифе о сотворении мира.  И прикрывшись фиговым листом, дали нам прародители первый образец - формулу закона, который играл и играет роковую роль в человеческой истории: хотение, любовь легко обращаются в табу, ну а табу логично обращается в ненависть, потому и свершится уже вскоре первое братоубийство.

И еще одна судьбоносная для истории вообще, еврейской особенно формула заключена в мифе о грехопадении. Не умерли грешники, съев запретный плод, наказание - изгнание, а в нем и формула: хочешь жить как хочешь, собирай "манатки" и иди на все четыре стороны! Сколько раз повторится еще эта трагедия изгнания - исхода!? Запомните, Мыч, то первое изгнание свершилось на основе сексуальной, и да не скажут нам, что мы де преувеличили роль секса в истории.

А монаток-то у прародителей все про все было – фиговый лист (самозапрет),  вот что вынесли пращуры из рая и вот что ляжет фундаментом новой фиговой цивилизации. Впрочем нет, напоследок господь шьет изгнанникам одежды из кожи, напутствуя тем, что де “не сексом единым”, и зябко и жарко там в изгнании. И пошли они солнцем палимы на все четыре стороны... четыре реки протекали в раю.

Восьмой день творения – день творения нового общества, день запрета. Обрезание евреи делают младенцу на восьмой день.

Михаил Заборов