В общеполитических дискуссиях и некоторых специальных философских работах справедливость нередко трактуется в качестве синонима общественного блага вообще, порядка, благоприятного (для граждан или государства, или для того и другого одновременно) устройства общества. Такое представление о справедливости имеет широкие смысловые границы и сливается с представлениями о разумности общественного устройства, правоупорядоченности общественных отношений, достоинстве общественных нравов, способности государства разрешать социальные конфликты и обеспечивать внутреннюю и внешнюю безопасность граждан. В философии справедливость понимается уже и, как некоторые думают, строже — как определенного рода предпочитаемый сообществом порядок распределения имеющихся благ и необходимых тягот между его членами и как принципы, устанавливающие этот порядок.
Два понимания справедливости — общее и специальное — выявил уже Аристотель. Для него общее понимание справедливости выражало благую упорядоченность и разумность общественной жизни, а специальное — меру воздаяния и присуждения или обмена благ.
Справедливость, по Аристотелю, — одна из добродетелей. Но справедливость в общем смысле слова представляет собой добродетель особого рода — «совершенную добродетель», «величайшую из добродетелей», «добродетель в целом». Справедливость как бы управляет другими добродетелями. Через закон она предписывает, в каких делах проявляет себя человек мужественный, в каких благоразумный, в каких сдержанный. Так и несправедливость как бы стоит над остальными пороками. Пороки могут быть несвоекорыстными: таковы трусость, злоба или скупость. Но своекорыстие может проявляться в действиях, которые нельзя отнести к какому-либо из пороков, а человека, их совершающего, мы называем подлым и несправедливым.
К справедливости в специальном значении слова относятся справедливость распределительная (или воздающая, дистрибутивная) и справедливость уравнивающая (или направительная, коммутативная). Первая связана с распределением почестей, имущества и других материальных благ между членами сообщества; здесь справедливость заключается в том, чтобы ограниченное количество благ было распределено по достоинству — пропорционально заслугам. Вторая связана с обменом; здесь справедливость призвана уравнять стороны, участвующие в обмене, и достоинство лиц не принимается во внимание.
Выявленное Аристотелем разделение двух смыслов в слове «справедливость» сохраняло свое значение на протяжении всей истории мысли и стало традиционным. Вместе с тем есть основания думать, что с появлением философского понятия «мораль», охватывающего все разнообразие моральных явлений, действительная теоретическая надобность в общем понятии справедливости отпадает, тем более при дополнительных модуляциях понятия «мораль», учитывающих своеобразие «общественной морали» и «индивидуальной морали». При общем и неспецифическом понимании социальная справедливость выражается:
- а) в обеспечении стабильности и развития общества, гармоничного развития способностей граждан, их готовности содействовать общему благу и стремлений к личному благу;
- б) в том, насколько адекватны развитию блага целого успешные стремления каждого к реализации частных интересов;
- в) в процедурах сохранения и увеличения общего блага методами, соответствующими смыслу самой идеи общего блага — без неоправданного ущемления чьих-либо интересов и гуманными, т.е. способствующими развитию частных способностей и интересов;
- г) в степени благотворности общественного этоса для реализации индивидами базовых принципов морали, таких, например, как не вреди, будь солидарным, помогай нуждающимся.
Только создавая условия для действенности этих правил, общество действительно может не покровительствовать своим членам и не опекать их, а содействовать и создавать условия для развития их способностей и благополучия, обеспечения прав и свобод. Однако приходится учитывать, что сколь бы неспециальным ни было общее понимание справедливости, оно имеет место, оно определенным образом включено в массовые ожидания и идеологические высказывания, выстраиваемые в соответствии с этими ожиданиями, оно нормативно и ценностно нагружено и, стало быть, обладает императивной силой.
При строгом понимании справедливость трактуется как принципы и порядок распределения социальных благ и необходимых тягот. Уточним последнее. Дискурс справедливости в основном развивается как единый. При этом выделяется особое содержание, связанное с социальной, политической, юридической справедливостью. Так, предметом социальной справедливости является соблюдение социальных прав (гарантированный минимум жизненных благ, медицинские и образовательные услуги и т.д.), распределение собственности и доходов, привилегий, знаков почета, порядок вознаграждений (включая заработную плату), распределение тягот (в том числе в виде ограничений). Предмет политической справедливости — соблюдение политических прав (самовыражения, объединения, собраний и шествий, участия в политической жизни), распределение в обществе власти (по горизонтали и по вертикали), обеспечение притязаний членов общества на представленность (прямую или опосредованную) в общественных и государственных делах. Предмет юридической справедливости — равенство всех перед законом, правосообразность как таковая (при позитивном понимании права как закона), в частности как она проявляется в назначении и исполнении наказаний; с правовой точки зрения важно, как применяются законы (например, в судебных решениях, праве апелляции по судебным решениям), как определяются размер и условия наложения наказаний, если речь идет об уголовном праве, размер и порядок выплат компенсаций (исполнения компенсирующих действий) за причиненный ущерб, если речь идет о гражданском праве, и т.п.
Каков наряду с социальным, политическим и правовым предмет моральной справедливости и вообще имеет ли смысл говорить отдельно о моральной справедливости или специальном этическом содержании справедливости? У ответов на этот вопрос два аспекта. Во-первых, предметом этики являются сами принципы, на основе которых выстраивается понимание справедливости в той или иной области. Во-вторых, названные частные области справедливости не отражают в полной мере важную сторону человеческого морального опыта, который традиционно переживается и осмысляется как имеющий непосредственное отношение к справедливости.
Некоторые ученые выделяют следующие основополагающие принципы справедливости: заслуга, потребность и равенство 1. Принцип заслуги предполагает: человек способен понимать, какая деятельность (на ниве образования или в производстве товаров и услуг) ценна и что благодаря ей достигаются преимущества разного рода. Заслуга может быть обусловлена добродетелями индивида, его социально значимой продуктивностью и творческими достижениями, его компетентностью и т.д. Как критерий справедливости заслуга может противоречить правам человека: например, право на наследство может получить человек, не имеющий никаких заслуг ни перед оставившим наследство, ни перед обществом; однако справедливость будет заключаться именно в обеспечении права наследования. Принцип потребности предполагает взаимопонимание относительно того, что нужно для минимально удовлетворительного образа жизни. Он может противоречить принципу заслуги: наиболее нуждающиеся, как правило, имеют наименьшие заслуги.
Принцип равенства неоднозначен в трактовке справедливости: иногда он может требовать распределения благ пропорционально заслугам и потребностям людей, а иногда — безусловно равного распределения. В разных условиях люди должны договариваться относительно общих правил распределения. В практике обществ заслуга, потребность и равенство являются взаимодополняющими принципами (критериями) справедливости. Но характер их взаимодополнительности неоднозначен и подлежит согласованию. Сама по себе возможность участвовать в таком согласовании и влиять на него есть показатель справедливости общества.
Связь справедливости и равенства существенно уточнил Джон Ролз, автор наиболее выдающегося современного труда по этой проблеме — «Теория справедливости» (1971). Для Ролза справедливость — это принцип социальной организации, первая добродетель общественных институтов. Идея равенства включена Ролзом в определение справедливости наряду с идеей неравенства. Можно сказать, что справедливость выступает мерой равенства и мерой неравенства между людьми. Люди, безусловно, должны быть равны в правах, и это равенство должно быть закреплено законом. Они должны быть равны при распределении социальных ценностей. Однако справедливым будет и неравенство, если это такое неравное распределение, которое дает преимущество каждому. Соответственно определение справедливости состоит из двух тезисов:
- каждый человек должен обладать равным правом в отношении наиболее обширной системы равных основных свобод, совместимой с подобными свободами для всех остальных людей;
- социальные и экономические неравенства должны быть организованы таким образом, чтобы (а) они вели к наибольшей выгоде наименее преуспевших, (б) доступ к должностям и положениям был открыт для всех при условиях равенства возможностей.
Иными словами, принципы справедливости Ролза гарантируют равные свободы, компенсируют различия и обеспечивают равенство шансов. Ролз принимает во внимание имеющиеся в любых условиях объективные, не зависящие от людей неравенства — в стартовых позициях (как в способностях, так и в степени достатка), в образовании, профессионализме и т.д. Поэтому необходим порядок, предоставляющий людям равные возможности в социальном продвижении.
Очевидно, что равенство не всегда и не для всех выступает приоритетом и является предпочтительным. Так, не может считаться благом равенство в социально-экономической сфере, достигаемое ценой ограничения экономической активности и принудительно низким уровнем жизни большинства граждан. Наоборот, справедливо неравенство в богатстве, если оно служит основой компенсирующих преимуществ для каждого человека. В каком-то отношении такое положение вещей близко принципу справедливости, признанному марксистами по отношению к идеальному коммунистическому обществу: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Этот принцип справедливости понимался так: люди получают неравное количество благ, но принцип получения этих благ равно применяется к каждому — «по потребностям». Отличие заключается в том, что первая часть формулы как бы гласит: «от каждого (налогов) сообразно доходам», а вторая — «каждому неимущему столько, сколько общество может себе позволить распределить для обеспечения социального минимума благосостояния». Однако при тех же условиях такое неравенство будет несправедливым по отношению к богатым налогоплательщикам, если высокий уровень компенсирующих преимуществ не будет мотивировать социально-экономическую или хозяйственную активность тех, кто получает эти преимущества.
Итак, соотношение равенства и справедливости должно быть уточнено: справедливо равенство в распределении прав и обязанностей и конструктивное неравенство — в распределении благ.
Принцип Сократа. Принцип справедливости имеет отношение к людям не только как к членам сообщества и в качестве таковых обладающим определенным статусом, наделенным обязанностями и правами, но как к личностям в их собственном качестве независимо от социального, профессионального или семейного статуса. В таких отношениях справедливым считается распределение социальных ценностей в соответствии с взаимными обоснованными ожиданиями на основе равенства и по меньшей мере отказ от своевольных притязаний на благо другого, возможно даже ценой собственного блага.
Одна из ранних формулировок справедливости как принципа взаимоотношений между людьми принадлежит Сократу, утверждавшему, что в ситуации выбора между возможностью причинить несправедливость другому или самому перенести несправедливость он, несомненно, выбрал бы второе:
«Я не хотел бы ни того, ни другого. Но если бы оказалось неизбежным либо творить несправедливость, либо переносить ее, я предпочел бы переносить».
Это высказывание примечательно как само по себе, так и в общем контексте эволюции морального сознания и этико-философской мысли.
В понимании справедливости Сократ еще находится в рамках полисной, т.е. общественной, морали: для него справедливость — это исполнение законов. Но он уже переносит центр тяжести в моральном рассуждении с полиса на личность. В греческом сознании классического периода справедливость остается соотнесенной исключительно с законом. Когда Сократ говорит: нужно, чтобы каждый больше всего остерегался, как бы самому не совершить какую-нибудь несправедливость, понимая, что это причинит ему довольно много зла, то суть зла усматривается именно в нарушении закона. Осторожность в отношении с другими и воздержание от причинения несправедливости, пусть и случайной, предусматриваются как ради предотвращения зла в отношении другого, так и ради самого поступающего несправедливо человека. Совершивший несправедливость должен как можно скорее очиститься от зла и употребить все свои силы, чтобы понести наказание по суду с тем, чтобы к своему смертному часу подойти очистившимся от несправедливости. Ведь быть справедливым, по Сократу, — это не все благо, важно еще и становиться справедливым, искупая вину наказанием. За несправедливость, полагает Сократ, должна следовать кара суда, и в честном, хотя и суровом, приговоре судьи он находит панацею от безнадежного растления души.
Принимая какое следует наказание, человек должен «сам быть первым своим обвинителем», и своим, и своих близких. Речь у Сократа идет не о совести, а об обвинении в буквальном смысле: быть обвинителем не в сердце своем, но на суде. Потоэму Сократ требует от совершившего зло употребить все свое красноречие: чтобы преступление было до конца изобличено и тем самым виновный, неся наказание, избавился от величайшего зла — от несправедливости.
Надо также добиваться, чтобы совершившие несправедливость родные или друзья понесли заслуженное наказание и в результате освободились от зла. Наоборот, если недруг совершит несправедливость, нужно содействовать тому, чтобы он остался безнаказанным и не попал к судье и, стало быть, принял свою смерть не очистившимся от несправедливости и оказался обреченным на муки в Аиде — царстве мертвых, где им выносится последний приговор. Выходит, совершить несправедливость, по Сократу, хотя и зло, но не наибольшее. Самое большое зло заключается в том, чтобы совершить несправедливость и остаться безнаказанным. Удерживаясь от несправедливости, человек, по Сократу, гораздо более вредит своему недругу, чем сопротивляясь причинению им несправедливости себе. Дать врагу возможность причинить себе несправедливость, а потом скрыть это, значит способствовать тому, чтобы он был осужден на муки в загробном мире. Позор и побои же нужно переносить спокойно, ведь достойному и преданному добродетели человеку от них ничего дурного не будет. Гораздо важнее не причинять самому несправедливости другим и тем самым утверждать свою благость.
Об этом принципе Сократа мы знаем благодаря Платону. Но идея, отраженная в этом принципе, прослеживается и в мотивах другого персонажа Платона, одного из собеседников и по-своему антиподов Сократа — афинского оракула Евтифрона. Тот подает в суд Афин иск против своего отца, невольно ставшего причиной смерти наемного работника. Евтифрон в первую очередь не желает находиться под одним кровом с убийцей — своим отцом, так как общение с убийцей оскверняет человека. Но вместе с тем, обращаясь в суд, он хочет не только себя очистить от скверны, но очистить своего отца от вины убийства: «Ведь ты подвергаешься осквернению не меньше, чем он, если будешь общаться с таким человеком, зная о его провинности, и не очистишь себя самого и его, обратившись в суд»1.
Позиция Сократа довольно близка той, что получила развитие в древнем иудаизме. Заповедь любви была воспринята христианством из давней иудейской этической традиции (требование любви к соплеменникам и пришлым формулируется уже в Торе). Но и в заповеди любви к врагам получили развитие нравственные трансформации, явно наметившиеся в книгах Пророков. В мудрости иудейского царя Соломона (предположительно 970-931 до н.э.) содержатся наставления, очевидно созвучные заповеди любви к врагам, например: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою...» (Пр. 25:21). Идея, заключенная в этом наставлении, не столько этическая, сколько эсхатологическая*: не твое дело разбираться с врагом, оставь это Господу. Благожелательность в отношении врага подкрепляется именно обещанием последующей помощи Бога: «Ибо делая сие, ты собираешь горящие угли на голову его, и Господь воздаст тебе» (Пр. 25:22).
Получается, что и желание зла врагу у Сократа, и благорасположение к врагу у Соломона имеют в своей основе близкие предположения эгоистического по своему внутреннему смыслу свойства: человеку предлагается заботиться о собственном спасении; разбирательство с врагом передается высшему суду.