Стремление вернуться к первоначальным установлениям и нормам религиозной жизни существовало в мусульманстве давно. В разные периоды истории ислама отдельные лидеры выступали с призывами ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, на праведных предков, выступая против позднейших нововведений, начиная с методов символико-аллегорической трактовки Корана и заканчивая всевозможными новшествами, привнесенными в мусульманский мир его контактами с Западом. Это движение называется «салафия» и означает «понимание религии в том виде, в котором ее понимал пророк и его сподвижники», «возвращение к Корану и Сунне» в интерпретации шариатских положений. Строго говоря, во всех проявлениях так называемого фундаментализма это самая характерная черта. В настоящее время, в условиях постколониализма, течение, декларирующее необходимость возвращения мусульман к строгому соблюдению требований Корана и других священных в данной религии книг, а также освобождения мусульманских земель от колонизаторов, принято называть исламским фундаментализмом. Это, однако, не внутренний для ислама термин, а внешний.
Политический ислам, основанный на идеях исламского фундаментализма, называют исламизмом.
Теория и практика исламского фундаментализма отличается разнообразием, а данное движение характерно как для суннитского, так и для шиитского направления ислама. В отдельных государствах фундаменталистам удалось добиться принятия своей идеологии в качестве господствующей. В ряде других стран фундаменталистские движения действуют как оппозиция существующим светским или традиционным государственным институтам, в борьбе с которыми отдельные группировки фундаменталистов используют методы терроризма. Политический ислам, основанный на идеях исламского фундаментализма, называют исламизмом. Категорическое отрицание ряда ценностей Запада и склонность к радикальным методам борьбы против того, что Усама бен Ладен и другие исламисты называли «вторжением неверных» и «оккупацией арабских земель», привели к появлению термина «исламофашизм». Френсис Фукуяма в 2002 году утверждал, что сегодняшний «конфликт цивилизаций» — это не просто борьба с терроризмом и не борьба с исламом как религией или цивилизацией, а скорее борьба с исламофашизмом, то есть с радикально нетерпимой и антимодернистской доктриной, отрицающей ценности западной цивилизации, которая недавно получила распространение во многих частях исламского мира (Рашкофф Д., 2003, с. 299-322; Дугин А., 2007, гл. 4.). Евгений Примаков выступал против этого термина, поскольку фашизм строится на национализме, а в данной ситуации вполне уместно говорить об исламском экстремизме.
Для фундаментализма во всех религиях характерны: буквализм в понимании и толковании сакральных текстов; страх перед процессами обновления, борьба с модернизацией; доминирование идеологии в вопросах веры, стремление препятствовать всяческим проявлениям секуляризации, клерикализация; тенденция насильно насаждать благочестие; страх перед необходимостью диалога — христианского межконфессионального и тем более межрелигиозного; крайняя нетерпимость к инакомыслию и либеральным тенденциям; национализм, перерастающий в шовинизм; расизм и антисемитизм; антидемократизм.
Еще в конце ХХ века общество могло беспокоить, что сохранялся конфликт сциентистской веры в прогресс материализма, разрушающего мораль, с одной стороны, и обскурантизмом и скептическим отношением к науке, с другой стороны. Но «11 сентября напряженные отношения между секулярным обществом и религией были взорваны совершенно иным образом, — замечает Юрген Хабермас. — Решившись на самоубийство, убийцы, превратившие гражданские транспортные средства в живые снаряды и направившие их на капиталистические цитадели западной цивилизации, мотивировали свои действия религиозными убеждениями (об этом мы знаем из “Завета Атты” и из собственных уст Усамы бен Ладена). Символы ставшего глобальным модерна воплощали для них Великого Сатану» (Хабермас Ю., 2002, с. 117). Ю. Хабермас не рассуждает об определении понятия фундаментализм и заявляет, что «твердолобые ортодоксы есть и на Западе, и на Ближнем и Дальнем Востоке; они встречаются и среди христиан, и среди иудеев, и среди мусульман. Тот, кто хочет избежать войны различных культур друг с другом, должен помнить об открытой, незавершенной диалектике своего собственного, западного, процесса секуляризации. “Война против терроризма” — это вовсе не война; в терроризме находит свое выражение и столкновение миров, роковым образом онемевшее... Мы сможем правильно измерить риски “сбившейся с правильного пути” той секуляризации лишь тогда, когда уясним, а что означает секуляризация в наших постсекулярных обществах» (там же).