О парадоксе времени

Бытие и становление. Ж. Моно: возникновение жизни – это статистическое чудо; жребий, на который человек поставил в космической игре случаев, выпал (!). Но чуда нет: есть обыкновенное перманентное рождение материи в антропогенном качестве, и оно тоже преходяще, а жизнь лишь копирует этот процесс. «Само существование нашей структурированной Вселенной бросает вызов второму началу термодинамики: как мы уже знаем, по мнению Больцмана, единственное нормальное состояние Вселенной соответствует ее «тепловой смерти». Однако, во-первых, «мнение» homo по поводу второго начала весьма субъективно, во-вторых, это «мнение» о «тепловой смерти» тоже из обыденной жизни смердов с белковыми телами. Вместе с тем, и это поучительно, рождение материи из эфира – естественно и даже является интегрально детерминированным процессом, происходящим всегда (в рамках глобальной флуктуации). И опять homo-стийные суждения об антиантропийности процесса рождения физической вселенной вслед за Ж. Моно предлагает А. Азимов.

Необратимость времени  И.Пригожин связывает с наличием трения (с диссипацией энергии) при колебаниях маятника. Рассеяние материи прочь из мест ее рождения – тоже диссипация. Это, однако, привязка сущности време-ни к геометро-физической или химической интерпретации конкретного явления. «Такие ситуации не соответствуют истинно эволюционным процессам» (с. 47). Если флуктуация материи из эфира порождает всё материальное и жизненное вместе с их тенденцией к развитию, то «соответствует» ли этот процесс эволюции? Второе: необратимость времени нужно ставить в зависимость и от становления (рождения материи), и от бытия, продолжающего становление в форме эволюции.

Необходимость понятия «событие», по своему определению не выводимого из детерминированного закона, – не нова: события есть происходящие по неукоснительным законам, а есть случайные. События «маятник оказался слева», «маятник оказался справа» – через полупериод колебаний – детерминированы. И вообще: то, что происходит, происходит непременно – без всяких «вероятностей» и «необратимостей». Событие «не обязательно», пока оно еще не наступило, но в чудесной голове homo присутствуют только предположения о нем. Из закона меры (над континуальными множествами) известно, что есть события невероятные, но все же происходящие на конечном или счетном множестве моментов времени – среди Универсума возможностей. Поэтому «и вероятностного описания оказывается недостаточно», поскольку и аксиоматическая теория вероятностей А.Н. Колмогорова, построенная на базе сомнительной теории множеств Г. Кантора, и весь математический анализ – залежавшиеся продукты античной метафизической мысли.

Вместе с тем позитивизм мыслительного правдоподобия лежит на идиоме «а что, если бы»: по сути, он держится на предположениях, а не на фактах. Так, впрочем, обстоит дело со всеми уравнениями физики и химии, а не только в теории вероятностей. В целом привязка необратимости времени к вероятностной трактовке событий, к их непредсказуемости и случайности – очень субъективна. Хотя внешняя форма связей заслуживает внимания.

«Эволюция должна быть «нестабильной» – природа ничего никому не должна, а эта фраза И. Пригожина лежит в русле увязки им одного понятия с другим, в «берегах» одной и той же частной (и личной) схематизации. «Забывания» системой прежних событий в ходе ее эволюционного процесса, в т.ч. «короткая память» человека, И. Пригожиным описываются, таким образом, на базе обратимого конечномерного времени, тогда как именно локальное необратимое время сопоставляется с памятью (будучи необратимой, память осуществляется в провремени) – на фоне обратимой системы и/или более мощной необратимой системы. Идея обратимого времени терпит фиаско, если естествоиспытатель замечает, что часы, вмятины, печати и зарубки на деревьях постепенно разрушаются сами.

Порядок и беспорядок. В трактовке неразвитой термодинамики (ее второго начала) «эволюция обретает весьма ограниченный смысл: она приводит к исчезновению порождающих ее причин». Однако в любом эволюционном процессе нить времен не теряется, как не теряются и наиболее веские причины в череде сменяющих друг друга событий, иначе мир предстал бы как ничем не связанные между собой области, разделенные абсолютной пустотой (метафизик Б. Спиноза). Выделенный тезис служит предтечей для водружения знамен агностицизма – в виде пятен неопределенного хаоса как далеко в прошлом, так и далеко в будущем. Но это опять лишь констатация конечных, ограниченных возможностей бесконечно малого образования – homo с его, скажем откровенно, миниатюрными мозгами и средой обитания по сравнению с необъятной Вселенной. Принципиальны не частности с трактовкой и «усовершенствованием» второго начала термодинамики, а подход в целом

Понятие порядка относительно. Если в газе есть температурные неоднородности, то в зависимости от обстоятельств их можно считать беспорядочными. Когда температура по всему объему газа выравнивается, наступает порядок. Обычно в статистических теориях эти состояния газа или другой среды понимаются с точностью до наоборот. Дело в том, что понятия порядка и/или беспорядка зависят от состояния еще одного тела – наблюдателя с его целями. То есть упорядоченные или хаотические состояния среды – релятивные состояния, их определения субъективны. В данном случае с газом равновесное состояние – это высший порядок, а флуктуации температуры до ее выравнивания – вопиющий беспорядок. Но что такое флуктуация? Это нарушение известного, привычного, закономерного хода развития, состояния наблюдаемого объекта. Другое дело, насколько законотворческая инициатива субъекта познания направлена на осознание факта перманентного изменения всего в окружающем его мире. В природе же нет ничего подобного – она всегда одна, она всегда есть, как есть закономерности в соотношениях порядка и беспорядка при целенаправленном ее отражении. «Например, построение сложных биологических молекул становится возможным за счет разрушения других молекул в ходе метаболических процессов» – это «за счет» также закономерно, хотя для гибнущей молекулы или клетки наступает хаос и беспорядок, а довлеющая молекула или клетка новую порцию порядка (усложнения структуры) приобретает.

Действительно, в органике, как и в «неживой» природе, экспансия одних (тел) переходит в агрессию по отношению к другим (телам) – при катаклизмах. В этом суть взаимодействия в материальном мире и органической природе. В последнем случае экспансия органики лишь копирует экстенсивное и интенсивное развитие материального мира  по всем направлениям, которое является интегральным законом (наведенной статистикой), с отдельными «случайными» с точки зрения внешнего наблюдателя конкретными тактическими шагами-пробами. Внешний наблюдатель находится при этом в другой системе отсчета, на другой ступени иерархии всех процессов.

Очевидно, что понятия энтропии и сложности объектов изучения не адек-ватны. Тем более ссылки на большую энтропию реликтового излучения, «рожденного в момент Большого Взрыва», не состоятельны, т.к. при этом вычеркивается процесс остывания реликтов, не говоря уже о противоречивости метафизической ОТО – теории пустой точки, «из которой всё». Однако становление (и зарождение антропного времени), как (анти-)диссипативный процесс, реально и сопоставимо с «платой» за него ценой возрастания энтропии (вдали от областей рождения материи и жизни).

Неравновесные состояния. «В равновесном состоянии газа молекулы имеют малую длину корреляции» – но в целом газ жестко коррелирован по свойствам макрообластей. «В неравновесном состоянии газ молекул имеет большую длину корреляции» – обычно выражаемую через некоторые физико-химические величины, но другие характеристики состояния макрообластей не коррелированы или антикоррелированы, как например пограничные области с разными интегральными векторами скоростей или направлением движения этих областей в целом, соответственно. То есть «грубое различие» между равновесными и неравновесными состояниями проблематично; во всяком случае, параметры, выражающие это различие, не образуют замкнутое множество. Поэтому аргументация И. Пригожина, основанная на примере ячеек Бенара, вновь представляет собой результат только частного взгляда на проблему. В обнаружении вихрей и их устойчивости определяющую роль играет пространственно-временная память наблюдателя (моделирующей системы), поскольку «мгновенные снимки», произведенные демоном, никаких вихрей и круговой корреляции не выявляют.

«В сильно неравновесных необратимых системах могут появляться новые различные коррелированные структуры» – другой момент: могут «появляться» также крах этой системы, полная неопределенность и хаос. Более того, в описанном численном эксперименте И. Пригожин упускает из виду то обстоятельство, что в идеализированных компьютерных условиях реализации процессов для поддержания возникающих коррелированных структур «черпается» бесконечная энергия из аналогично априорно-идеализированных мыслей программиста, воплощенных в алгоритме. Фантастика порою «работает» с бесконечными скоростями и энергией.
 
Самоорганизация. Вдали от равновесия система становится чувствительной по многим факторам, которые в равновесии на нее влияния не оказывали (ячейки Бенара и гравитация). Эта чувствительность, в т.ч. к собственным флуктуациям, приводит систему к неустойчивости. Возникают непредсказуемые состояния, связываемые с нахождением системы в точках бифуркации. «В этом случае мы можем иметь дело только с вероятностями, и никакое «приращение знания» не позволит детерминистически предсказать, какую именно моду [направление развития, эволюции] изберет система» (с. 61).

Заявление категорическое. Но читателю уже известно, из какого социокультурного пласта явились субъекту познания пресловутые вероятности вместе с их теорией. Субъект познания конечен, но эволюционирует. Это означает, что возможности его органов чувств и приборов возрастают. Значит, накапливаются и качественно улучшаются знания. Если сегодня человек не может понять и объяснить, куда ринется сложная система по зигзагам и лабиринтам своей эволюции, то завтра это он будет сделать уже в состоянии, – поскольку всё вокруг homo взаимодействует, и происходит это благодаря как явным, грубым, так и неуловимым, тонким силам. Здесь опять принципиальный агностицизм, втискиваемый в сущность природы и разумной жизни, не проходит. А следующее высказывание И. Пригожина прямо противоречит его принципиальному индетерминизму: «Наш духовный мир, ландшафт нашей дифференцированной чувствительности находятся в состоянии постоянной эволюции». Продолжение данной мысли неоднозначно: «Как же мы можем в таком случае априори решать, что человек «стал»…?». Человек на самом деле вовсе не «стал», а «присел», т.к. объем его мозга со временем отнюдь не увеличивается, а стал даже меньше, чем у первобытного человека; мозг у современного человека меньше по объему, чем у некоторых животных.

Аттракторы. Разделение простого и сложного – тоже чисто субъективистская уловка. В природе всё едино и всё разнится. И сложное, и простое могут быть как контролируемы или неконтролируемы, так и вполне контролируемы или вполне неконтролируемы. Нужен пример? Пожалуйста: простак-диктатор, да еще наделенный страшными пороками (вроде Нерона), – нечто, не контролируемое подчиненными. В то же время тиран контролируем всем закономерным ходом эволюции человека от рождения и болезней до смерти, всем набором условий существования, достаточных и адекватных среде обитания. Он становится вполне неконтролируемым после низвержения, например возмущенной армией, если он не «стал», а его не «стало».

Аттракторы (в системах с трением) есть точечные. Они бывают также цик-лическими. В геометрической интерпретации странный аттрактор – фрактален. Если размерность пространства обычного аттрактора определяется числом независимых параметров, которыми он описывается, то для странного аттрактора напрашивается зависимость между параметрами, которая может быть переменной во времени и пространстве. Но странный аттрактор вместо фиксированного количества неизменных параметров описывается параметрами, которые имеют, в свою очередь, зависимость от новых параметров, часто пока неизвестных. Временные изменения и непредсказуемость эволюции странного аттрактора лежат на благодатной почве для вероятностных гаданий, «удобрениями» которой служат отсутствие информации и особенный, волнующий трепет индивида перед тайнами, т.е., в конечном итоге, перед своим невежеством. Таковы подоплека романтических эмоций и психология homo sensus, усиленные действием программы врожденного любопытства. Но связывать идею времени со своей беспомощностью представляется преждевременным и неоправданным.

Хаос и информация. Мера неустойчивости и хаоса определяется на основе детерминированных математических формул – нонсенс? Вновь у синергетика в его теории фигурирует отсутствие памяти и информации системы о своем прошлом, в котором задаются начальные условия. Если си-стема находится в «теперь» (где она находится всегда) и испытывает определенное эволюционное развитие, то ее состояния в прошлом неопределенны; непредсказуемо ее состояние и в будущем. И господин Случай вместе с его сестрой Вероятностью незамедлительно вступают в свои права.

Вещество (молекулы и элементарные частицы, звезды и планеты) – дитя необратимости процессов, структурирующих генерируемую из эфира материю и берущих корни в ее диссипации после рождения. Движение по инерции или под действием сил гравитации также является выражением необратимости, присущей материальному миру. Для перехода в обратимое движение (вспять) нужно затратить энергию. Это достигается применением внешней силы, внешних воздействий. То есть обратимая система должна быть открытой. В пределе обратимость достигается на идеализированном априорном горизонте явлений. Но И. Пригожин отказывается от этого предела введением как «забывчивости» системы, так и ее «непредсказуемости». Вместо этого им вводится новый, ин-детерминированный предел, на котором и с помощью которого идентифици-руются неопределенность и хаос. Необратимость времени – родная их сестра. Здесь замкнутость системы определяется ее состоянием в расширенном «теперь», границами которого служат дальность приемлемого прогноза и глубина памяти. Система субъективно-функционально замкнута, а синергетик объявляет ее открытой. В замкнутой системе необратимость времени соизмерима с не-обратимыми процессами. Открытость же системы, обусловленная действием внешних влияний, приводит к понятию обратимого времени. Так обстоит дело, например, в классической механике: в эпистолярном позитивизме, с одной стороны, можно менять знаки у бездушного параметра t, выдаваемого за физическое время, а с другой стороны без всяких хлопот умозрительно можно обращать механическое движение вспять. Формульный неопозитивизм подкрепляется позитивизмом правдоподобных суждений и предположений.

Определение количества информации, данное К. Шенноном, идентично мере неожиданности, т.е. невероятности события или совокупности событий. И это тоже в замкнутой системе, на границе которой хаос, неопределенность и… вероятность, т.е. опять информация. При определении количества информации через вероятность получается, что информация имеет границу – тоже информацию. Итак, информация «держится» на границе доступного человеку мира и этот мир ограничивает. С другой стороны, если мир есть и он таков, то никакой информации о нем нигде не содержится: это достоверно для всех, кроме субъективных идеалистов. Отсюда следует, что все высокие рассуждения об информации и попытки совместить с нею время – лишь продукты ума заблудившегося в лабиринтах познания субъекта. Не потому ли в синергетике упорно проводится идея слияния субъекта познания с объективным миром?

Если мирок субъекта познания замкнут его агностицизмом, то вся информация может появиться вдруг на бетонных стенах, отгораживающих этого ученого от остальной Вселенной. Тогда получается: стихийное событие дает пищу для размышлений о стихийной природе времени. Если среда обитания субъекта познания открыта, то «уколы» из внешнего пространства (и времени!) приводят к самым различным суждениям о природе времени – смотря по тому, каковы последовательности внешних воздействий и их структура, в т.ч. их верифицируемость.

Формальное определение количества информации должно быть дополнено данными, в т.ч. качественными, о состоянии кибернетической системы, о ее целях и способностях теоретически и практически использовать информационные потоки. Отсюда тоже следует, что понятие информации субъективно в той же степени, что и понятие вероятности и увязываемого с нею времени.