Таким образом, формирование крупных государств происходило через устранение вооруженных конкурентов и установление монополии над данной территорией. На рынке, где множество конкурирующих продавцов, ни у одного из них нет монопольного дохода. В государстве, которое можно считать антирынком, обязательно должен быть монопольный доход. Ведь никому, кроме правительства, не позволено собирать с населения дань. Государство устраняет любых конкурентов. Разбойники, грабящие проезжающих купцов, — его конкуренты. Рэкетиры на рынках — тоже его конкуренты. Уклоняющиеся от налогов — тоже конкуренты, ибо посягают на то, что безраздельно принадлежит государству. И оно будет безжалостно преследовать их. Если оно достаточно сильно.
Правда, для этого ему надо вооружиться тем, что на научном языке именуется монополией на законное насилие. Что такое насилие, объяснять, видимо, не надо. Законным оно считается, если закреплено в конституции государства. А там действительно так и записано: на данной территории имеют право применять физическое насилие только уполномоченные государством специальные органы, в частности полиция и армия. Ситуации, когда оно используется, строго оговорены. Стало быть, всех конкурентов оно должно устранить. Преступники — конкуренты, так как не признают монополии государства и самостоятельно используют насилие. Мощное государство способно восстановить свою монополию, слабое ее отдает. Тогда в стране устанавливаются правовой беспредел, хаос, бандитизм.
Итак, у государства должно быть минимум два вида монополии — фискальная монополия (сбор налогов) и монополия на законное (легитимное) насилие. Без этих монополий не обходится ни один тип государства, будь оно монархией, республикой, тиранией, олигархией и т. п.
А вот третий вид монополии — монополия на свободу слова — может прибавляться «по вкусу». Некоторые очень любят ее, а другие нет. В США нет монополии государства на свободу слова. Как только оно пытается ее ограничить, так ему сразу же по рукам: не тронь чужого. В СССР свобода слова считалась привилегией государства. Граждане не могли говорить все что им вздумается, ибо на Руси почему-то чаще всего думается о политике. А политика — прерогатива государства.
В результате мы имеем две обязательные и одну дополнительную монополии государства.
Самым крупным монополистом на свете является государство. В этом с ним никто не способен состязаться. Монополия на таможенные пошлины, монополия на алкоголь и табак, монополия на соль и т. д. Сколько их существует и существовало прежде?! Но и без них нельзя. Стоило российскому правительству отдать теневым дельцам производство и сбыт алкоголя, как казна недосчиталась десятков миллиардов долларов. Ведь чистый доход в этой сфере бизнеса составляет 2000%. До революции и в советское время «пьяные деньги» составляли треть государственных доходов. А куда они шли? На социальные программы — на помощь бедным и престарелым.
Первое, что сделал в 9 г. н. э. Ван Ман, бывший регент, министр, племянник императрицы Китая, свергший династию Хань и провозгласивший себя новым императором, — это ввел государственную монополию на чеканку монеты, вино, соль и железо. Тогда, кажется, не пили водку, а если бы так было, то и о ней усердный монополист наверняка позаботился бы.
Государство, как консолидированный выразитель воли народа, к своей собственной монополии часто добавляет множество мелких монополий, которые раздаются госслужбам и позволяют обогащать государство, а заодно и свой карман. Своих чиновников оно никогда не обижает. Государство берет пошлину за оформление свидетельств о браке и рождении детей, за выполнение процедуры расторжения брака, за подтверждение права на получение наследства, за принятие жалобы к рассмотрению в суде и т. п. Практически эти пошлины оплачивают те услуги, которые государственные службы оказывают тем, кто к ним обращается, а само государство действует как один из продавцов на рынке. Но продавец удивительный: сначала он устранил с рынка конкурентов, а затем начал свой бизнес. Ведь на все эти пошлины монополия принадлежит государству. Оно себе ее само установило. Частные фирмы не имеют права оформлять документы, подтверждающие вступление в брак, а уж тем более выезд за границу.
Утрата государством своей монополии
Монополии на насилие и на налогообложение — важнейшие функции государства — могут не только приобретаться, но и утрачиваться. И часто это оборачивается национальной трагедией.
Подобная трагедия случилась, как ни странно, после распада самого тоталитарного за всю историю человечества государства — СССР. Переход от социализма к капитализму мыслился нами процессом хотя и не без трудностей, но в целом прогрессивным, способным вывести наше общество на новую ступеньку процветания. Однако на смену плохому обществу пришло худшее. Политический кризис и разгул преступности показали, что государство ослабло.
Посткоммунистическая трансформация предстала как глубочайший кризис Российского государства. Монополия на легитимное насилие и соответствующая этому монополия на налогообложение в пределах определенной территории у государства были перехвачены частными фирмами, не важно, называем мы их мафией, организованной преступностью, коррупцией или как-то еще.
Группа, эффективно контролирующая применение насилия, правильно считает В. В. Волков, служит также монопольным гарантом соблюдения законов и общих правил гражданской жизни. Следовательно, государство, которое в значительной мере утратило указанные важнейшие монополии, можно считать слабым.
Два фундаментальных процесса, отмеченных питерским социологом, характеризуют ослабление посткоммунистического государства: его приватизация и фрагментация. «С 1987 г. сочетание ряда факторов вызвало активную приватизацию Российского государства — процесс, при котором функции защиты юридических и экономических субъектов по преимуществу стали выполняться криминальными группами, частными охранными предприятиями или подразделениями государственной службы безопасности и милиции, действующими как частные предприниматели. Данный процесс вылился в скрытую фрагментацию государства — на территории, находящейся под его формальной юрисдикцией, появились конкурирующие и неподконтрольные этому государству источники насилия и инстанции налогообложения».
Сокращение государственного бюджета, массовое уклонение от налогов, расстройство механизма исполнительной власти, ощутимая утрата легитимности властных институтов вообще и другие кризисные явления — все это, по мнению В. В. Волкова, обусловило приватизацию организованного насилия. Кроме сбора налогов (дани за охранные услуги), криминальные структуры взяли на себя также обеспечение контрактных отношений и арбитражные функции, подрывая еще одну важнейшую государственную монополию — гарантировать справедливость.
Фрагментацией государства он называет процесс создания и количественного роста частных или автономных от государства организаций, использующих реальное либо потенциальное насилие для извлечения дохода на территории, находящейся под формальной юрисдикцией Российского государства. Фрагментация государства тождественна диффузии насилия, налогообложения и арбитражных функций.
Прямыми индикаторами диффузии насилия можно считать быстрое распространение в обществе технических средств насилия и их накопление негосударственными организациями и группами. Если в 1982 г. было зарегистрировано 158 случаев кражи или захвата оружия с военных складов, то в 1991 г. отмечено 773 случая, а в 1992 г. этот показатель достиг 1139 случаев, не считая более 25 тыс. похищений, зарегистрированных на территории Чечни. К этому, конечно, следует добавить трудно фиксируемую нелегальную продажу оружия с военных складов.
В 1991—1993 гг. наблюдается чрезвычайно интенсивный рост вооруженных нападений и убийств — оба показателя за данный период ежегодно удваивались. Численность же организованных преступных групп возрастала так: 952 — в 1991 г., 4300 — в следующем и 5691 — в 1993 г. (Для сравнения: этот показатель в 1988 г. составлял 38 организованных групп.) Соответственно, численность преступлений, совершенных организованными группами, возросла с 144,4 до 187,1 на тысячу в периоде 1991 по 1992 г. и достигла 240,2 в 1993 г. В целом практически все показатели активности таких криминальных групп демонстрируют чрезвычайно высокую степень роста в 1992—1993 гг. и незначительное уменьшение в последующие годы. Согласно данным опросов именно в середине 1993 г. проблема преступности и насилия была впервые поставлена на первое место в ряду проблем, которыми озабочено население России, отодвинув на второе место проблему роста цен.
В политике пряная линия — кратчайшее расстояние между двумя несчастьями.
Джеймс Джефри Рош
Многие исследователи объясняют взлет преступности в начале 90-х гг. борьбой за контроль над бывшей государственной собственностью в процессе быстрой ее приватизации. Сможет ли Российское государство централизовать использование насилия и вернуть утраченные монополии на насилие, налогообложение и обеспечение правопорядка? Или же диффузное состояние будет длиться еще долго и приведет к появлению некой новой модели государства, отличающейся от классической современной модели?
В конце 90-х гг. наблюдается другой процесс — реконструкция государства. Под этим В. В. Волков предлагает понимать совокупность политических, экономических, организационных мер, используемых как правительством, так и общественными организациями для усиления контроля за легальной силой, т. е. возвращение государством потерянной монополии на насилие. Важнейшими мерами являются, видимо, происходившие в 2000—2001 гг. укрепление властной вертикали, собирание земель, подчинение разбежавшихся по региональным квартирам органов МВД и ФСБ, их переподчинение центру, кадровая ротация региональных лидеров и соответствующая этим процессам перестройка законодательной базы государства.