Хозяйственная единица, сельскохозяйственное, промышленное или торговое предприятие служат не только целям извлечения прибыли для своего владельца, но и «общественному благу». Поэтому желательно, чтобы социальная функция хозяйственной единицы продолжала действовать и после смерти ее владельца. Было бы контрпродуктивно, если бы хозяйственные единицы, являющиеся инструментами организованной жизни общества, умирали вместе с людьми, которые ими руководили, и должны были бы создаваться заново новыми людьми. Поэтому в каждом обществе должна быть урегулирована процедура признания нового владельца хозяйственной единицы вместо умершего. Каждому обществу необходим «порядок правопреемства».
Индивидуалистической формой порядка правопреемства является наследственное право. Как и право собственности, наследственное право также зиждется на идее предустановленной гармонии между личными и общественными интересами. Интерес наследодателя согласно завещанию и семейные интересы согласно наследованию по закону также должны следовать общественным интересам. Иллюзорный характер этого предположения и стремление получить надежную гарантию для социальной функции еще менее взаимосвязаны в том, что касается наследственного права, чем в отношении собственности. Это можно объяснить тем, что современное наследственное право представляет собой довольно неопределенный компромисс между противоположными системами и принципами, что оно объединяет такие разные формы наследования, как свобода завещания и наследование по закону без завещания, принудительный раздел наследства и столь же принудительное единство наследственного имущества, что в нем личные, общественные и семейные цели (последние в зависимости от преобладания индивидуалистических или надиндивидуалистических взглядов на семью) крайне запутанным образом переплетаются между собой.
Индивидуалистический принцип наследственного права это свобода завещания. Она представляет собой свободу распоряжения собственностью уже после смерти. Если тем самым произвольный порядок наследования выступает как первичная форма наследования, то в отсутствие завещания предполагается, что закон, устанавливая ближайших родственников в качестве наследников первой очереди, следует невысказанной воле наследодателя.
Но наследование по закону, являясь правом на обязательную долю наследства, исходит из индивидуалистического принципа, правда, не с точки зрения наследодателя, а самого наследства. Во времена, когда не ощущалось настоятельной необходимости в экономических переменах, имели обыкновение ссылаться на то, что потребности, стиль жизни, личности домочадцев наследодателя строились на основе его имущественных отношений, что, как следствие этого, его имущество было своего рода семейным имуществом и что поэтому семья с ее «благоприобретенными притязаниями» имела полное право с позиций общества того времени продолжать пользоваться имуществом главы семейства уже после его смерти4. Если бы со всеми этими доказательствами из «жизни, лишенной риска» и можно было бы согласиться, то они были бы верны только в отношении узкого круга проживающих с главой семьи и пользующихся его помощью ближайших родственников. И наоборот, не подходили бы для обоснования современного права наследования по закону, не ограничивающего степень родства наследников, не связанных с наследодателем, так называемых «смеющихся наследников». С окончанием эры «больших семей», объединяемых кровнородственными связями под одной фамилией, за исключением редких дворянских и еще более редких буржуазных отцов семейств, «была потеряна питательная среда для неограниченного права наследования по закону».
Семейную функцию наследственного права можно понимать не только в индивидуалистическом, но и надындивидуалистическом смысле. Семья не только совокупность межличностных отношений родственников, но и стоящее над ними надличностное целое, которое не ограничивается кругом личных отношений, связывает воедино вне времени и степени родства нынешние и прошлые поколения, близких и дальних родственников. Символом такой надындивидуалистически понимаемой семьи служит «незапятнанность честного имени» семьи; индивид должен относиться к нему с уважением и жертвенностью. Но если наследственное право призвано служить материальной основой общественного бытия понимаемого подобным образом семейного союза и обеспечивать «splendor familiale» (великолепие семьи), то наследственное имущество должно оставаться неделимым. И если семейной функцией наследственного права в его индивидуалистической ипостаси предписывается «раздел наследства», то в своей надындивидуалистической ипостаси оно предписывает объединение наследственной массы фидеикомисс, право единонаследия.
Однако здесь демократическая точка зрения на равенство вступает в противоречие с тем, как решен вопрос о фидеикомиссах в ст. 155 Конституции. Но большое количество лишенных наследства возникает не только изза фидеикомиссов наследственного права меньшинства. Наследственное богатство порождает свою противоположность наследственную бедность. В наследственном праве, по словам В. Ратенау, «вся суть расслоения нашего общества, вся закостенелая и неспособная к изменениям система распределения национальных богатств. Приливы и отливы жизненной энергии, определяющие круговорот в природе, щедрые пожертвования денежных мешков все бледнеет перед рукотворной силой человеческой судьбы. Она обрекает пролетария на вечное услужение, богача на вечное наслаждение». На основе приведенных соображений выдвигались требования даже при сохранении частной собственности ограничить или отменить частное право наследования. Если обход таких законов можно предотвратить, например, посредством дарения среди живых, то отмена частного наследственного права способствовала бы объединению народного достояния в обозримом будущем в руках государства и создавала бы предпосылки для социализма.
Но в пользу индивидуалистического наследственного права, а также в пользу принудительного объединения наследства приводят, наряду с «семейно социалистическими», еще и социальные доводы. Мы видели, что правопреемство необходимо для функционирования действующих хозяйственных единиц уже после смерти их создателей. Сознание того, что они будут продолжать жить в своих предприятиях сильный побудительный мотив в сфере экономики и культуры. Принцип понимаемого таким образом правопреемства гласит: «К наследству может быть призван лишь тот, кто продолжает дело реализации истинных целей собственника». В ком, спрашивается, могло бы дело наследодателя найти свое лучшее продолжение, как ни в тех, кто достиг больших успехов в сфере деятельности наследодателя и вместе с ним, или в тех, кого он сам подготовил в качестве своих последователей и в ком видел своих наследников по закону или по завещанию?
Совершенно очевидно, что эти социальные обоснования наследственного права не подходят для действующего наследственного права, принудительного раздела наследственной массы, случайностей неограниченного наследования по закону. Но не только с точки зрения наследников, но и наследства наследственное право утрачивает свою социальную функцию. Наследство в наши дни представляет собой в подавляющем числе случаев не единую имущественную массу, подчиненную определенной хозяйственной цели, массу, которая не могла бы быть ликвидирована без потерь, а конгломерат, сумму, бесформенную массу ценностей. Мы уже проследили в параграфе «о собственности» процесс развития от собственности к имуществу, от качества к количеству. Случайные нагромождения ценностей, сейф, набитый разнообразными акциями, облигации, государственные займы и залоговые расписки это не то, что требуется для поддержания функционирования хозяйственной единицы. Именно потому, что наследство имеет преимущественно количественный характер, становится возможным принудительное разделение наследства. Хозяйствующие субъекты, деятельность которых должна продолжаться при смене руководителей, в условиях обезличенной экономики, когда на смену эпохи индивидуальных предприятий приходят юридические лица, показывает сферу действия наследственного права.
Таким образом, проблемы, рассматриваемые в области вещного и семейного права, в сфере наследственного права приобретают особую остроту. Вся современная проблематика индивидуалистического наследственного права выражена в ст. 154 Конституции Веймарской республики: индивидуалистическому наследственному праву противостоит доля государства в наследственных имениях, индивидуалистической функции наследственного права его социальная функция, а над самим наследственным правом занесен дамоклов меч закона.