Роль духовных факторов в политике отнюдь не ограничивается воздействием на людей идеологических доктрин и программ. Не менее, а нередко и более существенное значение для политики имеет другая форма политического сознания – политическая психология. Она представляет собой совокупность по преимуществу эмоционально-чувственных ощущений и представлений людей о политических явлениях, складывающихся в процессе их (людей) политического поведения и непосредственного взаимодействия с институтами.
Признание такого духовного образования ориентирует научные исследования на переход от рассмотрения человека как носителя определенных политических функций, статусов, прав и доктрин к анализу его конкретных чувств и психологических механизмов, которые управляют поведением индивидов, групп и массовых общностей. В этом отношении учитываются уже не свойства абстрактного «человека политического», а конкретные способности индивидуальных или групповых субъектов к межличностному (межгрупповому) общению и сплоченности, особенности их восприятия (перцепции) политических явлений, интенсивность ожиданий, особенности темперамента (общительность, чуткость, тревожность сознания), механизмы привлечения внимания (аттракции) и внушения (суггестии), подражания и заражения, структура предпочтений (социометрическая структура) и другие психические реакции.
О принципиальном значении политических чувств и эмоций в политике говорили многие ученые. Например, Аристотель, полагая политику как форму общения государства и гражданина, писал, что правителям «...нужно знать настроения лиц, поднимающих восстания, ...чем собственно начинаются политические смуты и распри»; Декарт писал о шести чувствах, которые движут человеком в мире и власти; Макиавелли, утверждавший, что «править – значит заставлять людей верить», специально указывал, что различия в настроениях выступают основной причиной «всех неурядиц, происходящих в государстве».
Многие ученые были уверены в существовании «души народа» (В. Бунд, Г. Лебон), описывали «психические эпидемии» (например, во время революций), приступы народного самосуда, опьянение людей свободой или жаждой мести, массовые психозы и т.д.
Политическая психология обобщенно характеризует подобные (от индивидуальных до массовых) аффекты. При этом она включает в себя как универсальные чувства и эмоции человека, специфически проявляющиеся в политической жизни (например, гнев, любовь, ненависть и др.), так и те ощущения, которые встречаются только в политической жизни (чувства симпатии и антипатии к определенным идеологиям или лидерам, чувства подвластности государству и т.п.). Однако различная роль этих чувств и эмоций предопределяет двоякое значение психологии в политической жизни.
С одной стороны, она выступает тем духовным явлением, которое опосредует все разновидности политического мышления и поведения человека, придает форму всем субъективным проявлениям его мыслительной и практической активности. В этом отношении политическая психология представляет собой тот внутренний механизм преобразования человеческих представлений, который органически вплетен в политический процесс, но при этом может и не играть никакой самостоятельной роли в поведении человека.
Неустранимость из политической деятельности универсальных психических способов взаимодействия и общения людей превращает психологию в своеобразный универсальный измеритель всей политики в целом. Иными словами, власть, государство, партии, разнообразные политические поступки субъектов, а также другие явления политики представляются как те или иные формы психологического взаимодействия людей. В связи с этим в политологии сложилось целое направление, представители которого абсолютизируют роль психологических факторов. Они однозначно сводят все причины возникновения революций и тираний, демократизации или реформирования государства и общества к психологическим основам политического поведения людей. Даже массовые политические процессы объясняются психологическими качествами индивида или малой группы (Э. Фромм, Г. Олпорт, Е. Богарус и др.). В этом случае «человек политический» понимается как продукт личностных психологических мотивов, перенесенных в публичную сферу (Г. Лассуэлл). Сама же политика практикуется как «явление психологическое в первую очередь, а потом уже идеологическое, экономическое, военное и др.».
С другой стороны, политическая психология представляет собой генетически первичную, эмоционально-оценочную реакцию политического сознания и тот специфический духовный фактор, который оказывает самостоятельное воздействие на выработку мотивов и политическое поведение человека, отличаясь при этом от влияния, например, его рациональных или ценностных побуждений. Как писал И. Хейзинга, «непосредственные проявления страсти», создавая внезапные эффекты, способны «вторгаться в политическую жизнь в таких масштабах, что польза и расчет... отодвигаются в сторону».
Общеизвестно, что спокойствие чувств, эмоциональное привыкание людей к складывающейся в государстве ситуации является главным фактором устойчивости режимов. Не случайно, как отмечает ряд российских ученых, «власть интересуют не мнения общества... а настроения», которые «могут охватывать миллионы. ...Настроения, охватившего массу, достаточно, чтобы все изменилось».
Но особенно ярко влияние психологических факторов проявляется в переломные для государства периоды. Например, в условиях революционных изменений на политическую арену приходит множество людей с повышенным эмоционально-чувственным фоном, а то и просто неуравновешенных и даже психически больных. Как писал С. Сигеле, «...число сумасшедших всегда велико во время революций или возмущений не только потому, что сумасшедшие принимают в ней участие, но и потому, что общество делает сумасшедшими тех, кто только был предрасположен к сумасшествию». История дала немало убедительных примеров и того, как в эти периоды психически эволюционировали многие политические лидеры-революционеры. Например, Робеспьер и ряд других известных его соратников по мере развития революционных процессов превращались из радостных, многоречивых романтиков в подозрительных, неприязненно относящихся к несогласным с ними людям, а затем и вовсе эволюционировали в личностей, не терпящих возражений, замыкавшихся в себе, мнящих повсюду заговоры и предательства. В результате, как писал Г. Лебон, «трогательный гуманизм» Французской революции, «начав идиллией и речами философов, кончил гильотиной».
Рассмотрение политической психологии как специфического фактора политического процесса позволяет раскрыть ее особые отличительные свойства, продемонстрировать политические чувства и эмоции как наиболее подвижный и динамичный элемент политического сознания, который организует и определяет субъективные образы лидеров, государства, власти, складывающиеся у человека. Именно чувства заставляют человека оценивать политические явления в зависимости от того, какими они отражаются в его сознании, а не от их реального содержания. Например, недоверие к той или иной партии, к режиму в целом формируется у человека по преимуществу не в результате анализа их программы и действий, а за счет отношения, скажем, к неэтичному поступку их лидера или просто на основе неведомым образом возникшей антипатии или симпатии. Таким образом, человек воспринимает политическую реальность чаще всего такой, какой она представляется его чувствам и эмоциям, которые, действуя по собственным законам, вполне могут и неадекватно отражать окружающий мир.
Зная законы формирования психологических образов, можно определять их структуру и направленность, тем самым успешно влияя на отношения граждан к государству и на их индивидуальное поведение. В истории немало примеров того, как отдельные правители, создавая очаги временного психологического возбуждения у населения, подавляли структуры его рационального мышления или, используя приемы манипулирования сознанием, заставляли людей испытывать чувства единения с государством и ненависти к его врагам, объединяться вокруг лидера и переживать при этом массовое воодушевление, утрачивать ощущение реальности или понижать внимание к тем проблемам, которые невыгодны власть имущим.