В западной политической элите приоритетом выступает социальное происхождение, определяющее стартовые возможности, условия и ориентиры первичной и вторичной социализации, в отличие от российской, где место этого фактора занимает предшествующая связь с номенклатурной элитой и приверженность лидеру-руководителю. Иными словами, корпоративное происхождение.
Американский политолог Ф. Шмиттер рассматривает корпоративизм «в качестве одного из возможных механизмов, позволяющих ассоциациям интересов посредничать между своими членами (индивидами, семьями, фирмами, локальными сообществами, группами) и различными контрагентами (в первую очередь, государственными и правительственными органами)». Корпоративизм органично вписывается в демократический правопорядок, о чем свидетельствует распространение данного феномена в странах с развитыми демократическими институтами и, со значительными рецидивами, — в странах неконсолидированной демократии. Особенно негативно он проявляет себя в политической сфере.
Политическая корпоративность означает господство в политической системе совокупности лиц, объединившихся для достижения, реализации и удержания государственной власти. Взаимодействие политических корпораций позволяет им поделить рынок власти, не допуская к нему представителей широких слоев населения. Между корпорациями действует механизм «увязки» и согласования интересов. Корпорации могут строиться по социально-классовому, профессиональному, родственно-земляческому и иным признакам, но в их основе всегда лежит единство интересов. Политическая система современной России представляет собой пример взаимодействующих между собой корпораций.
Политические корпорации, чтобы быть действенными, должны обладать в определенной степени монополией на представительство интересов. Это необходимо с точки зрения влияния на принимаемые политические решения, поскольку государственная власть, формируя цели и задачи своей деятельности (особенно в переходный период, когда из множественности интересов оформляются ведущие их группы), неизбежно принимает в расчет лишь те группы интересов и корпорации, которые располагают соответствующими ресурсами, то есть в состоянии мобилизовать и контролировать значительные группы населения. Тем самым складываются определенные корпоративистские представительства, а государство становится «корпоративистским государством». В основании его политики в этом случае лежит не «общественный интерес», а интерес той политической корпорации, чьи представители в данный момент находятся у руля государственной власти или обладают на нее наибольшим влиянием.
Наиболее могущественные корпорации в современной России те, которые основываются на фундаменте финансово-промышленных групп, обладающих огромными финансовыми ресурсами, контролирующими самые важные предприятия и производства, монополизирующие постепенно рынок средств массовой информации и тем самым способные влиять на процесс принятия решений по правительственным и парламентским каналам.
Особенность корпоративистской системы в России состоит в том, что она строится на основе взаимозависимости наиболее влиятельных заинтересованных групп и государства и носит договорный характер. Так, например, бывшее правительство В. Черномырдина, покровительствуя корпорации «Газпром», получало взамен возможность с его помощью решать проблемы в социальной политике. Государственная власть в России, побуждаемая необходимостью преодоления кризиса, предоставляла возможности для подобной монополизации интересов в обмен на политическую и финансовую поддержку. Поэтому корпорации следует рассматривать в качестве главной опоры политического режима в России в 1990-х гг.
Т. И. Заславская отмечает, что «в результате “рыночного” реформирования базовых институтов государство растворилось в частных политико-финансовых корпорациях... За каждой группой министерств, регионов, производственных комплексов России стоит определенный правящий клан».
В качестве одной из разновидностей политической корпорации можно рассматривать окружение Б. Ельцина во время второго президентского срока, получившее название «семья» (этот термин был впервые употреблен О. Крыштановской в 1996 г.). Ее появление стало следствием регентства — формы временного правления, возникающей в случае длительного отсутствия или болезни монарха. Во время болезни президента (после президентских выборов 1996 г.) происходила борьба за доступ к первому лицу государства, чтобы можно было повлиять на государственные решения. В конечном итоге образовалась сплоченная коалиция, общий интерес которой сводился к сохранению у власти президента, дееспособность которого была под вопросом. В состав этой коалиции входили близкие родственники президента, банкиры, охранники, доверенные чиновники. Деятельность этой неформальной структуры дестабилизировала ситуацию в стране, пыталась заполнить вакуум власти своим привилегированным положением и сохранить статус-кво в то время, когда страна нуждалась в переменах.
Как отмечал В. Никонов, «по многим вопросам такой внеинституциональный центр власти, как ближайшее окружение Ельцина, которое принято было называть “семьей”, играло куда большую роль, чем все предусмотренные Конституцией институты вместе взятые».
В результате деятельности политических корпораций государственная власть может оказаться заложником группы политических и экономических монополистов и подвергаться целенаправленному давлению со стороны представителей частных интересов, что может привести к олигархизации политического режима и усилению социальной напряженности в стране.
В 2000-е гг. появилась новая корпоративистская структура, связанная с принадлежностью к спецслужбам. В этой структуре существует корпоративный дух единения, присущий сотрудникам безопасности. Высказывание президента В. Путина: «Бывших чекистов не бывает» — служит подтверждением корпоративного духа спецслужб, который цементирует власть. В такой элите главенствует солидарность.
Как считает О. Крыштановская, несмотря на то что «вся страна становится ареной оперативной работы», «...такая власть вдвойне устойчива, тем более, что она скреплена идеологией патриотизма, разбавленного, правда, либеральными экономическими идеями».
Российский ученый С. П. Перегудов, суммируя рассуждения Ф. Шмиттера о корпоративизме, выделил несколько основных позиций, которые смогли бы сделать корпоративизм «новым», не подрывающим, а укрепляющим демократию и социальный мир. «Во-первых, это наличие самостоятельных, независимых от государства групп интересов и их нацеленность на взаимодействие с ним ради укрепления социального партнерства и повышения экономической эффективности. Во-вторых, это та или иная степень институционализации указанного взаимодействия и способность государства “навязывать” в ходе переговорного процесса приоритеты, диктуемые общенациональными интересами. И наконец, в-третьих, это соблюдение всеми сторонами взятых на себя обязательств и соответствующая система контроля за их выполнением». Данные принципы, переложенные на политическую сферу, могли бы предотвратить или ослабить негативные последствия политического корпоративизма.