Конкурентный рынок отличается эффективным распределением по Парето, когда большая часть изменений улучшает положение одних за счет ухудшения положения других. Вместе с тем имеются нечастые изменения, которые, улучшая положение одних, не затрагивают положения других, называемые улучшением по Парето. Когда нет дальнейших изменений, которые могли бы улучшить положение одних без одновременного ухудшения других, считается, что данное распределение ресурса эффективно по Парето, или оптимально по Парето. Максима, что любое подобное улучшение должно быть использовано, называется принципом Парето.
Имеется ряд логических ограничений осуществления подобного принципа. Каждое изменение в отдельности может не вести к улучшению по Парето, тогда как их совокупность может его обеспечить. Критерий эффективности по Парето индивидуалистичен, и не связан непосредственно с неравенством, поэтому улучшение положения одного, не затрагивающее другого, отвечающее данному критерию, означает углубление пропасти между ними. Соответственно, когда доход богатых растет быстрее, чем доход бедных, нельзя однозначно признать, что положение каждого улучшается. Критерий эффективности по Парето индивидуалистичен и в том смысле, что каждый индивид воспринимает свое собственное благосостояние самостоятельно, на основе суверенитета потребителя, безотносительно к благосостоянию других лиц, что также не является бесспорным. Данный критерий, кроме того, не исключает противоречивых случаев патернализма как «в быту», так и в государстве. Таким образом, принцип Парето не дает какого-либо руководства по проблемам распределения доходов.
Практически же конкурентные рынки при распределении ограниченных ресурсов не приводят к реализации принципа Парето. Существует шесть причин — «недостатки ("провалы", "фиаско") рынка» — объясняющих, почему рыночный механизм не может привести к подобному эффективному распределению:
- несостоятельность конкуренции;
- общественные товары;
- внешние эффекты;
- неполные рынки;
- несовершенство информации;
- безработица.
Кроме того, существуют два дополнительных основания для государственной деятельности в условиях, даже когда рынок эффективен по Парето:
- социально нежелательное распределение дохода;
- ошибки оптимизации собственных интересов, требующие патернализма, — более сильного вмешательства, чем просто информирование, предполагающего обязывание людей использовать так называемые обязательные товары (ремни безопасности или начальное образование, прививки).
В целом природа рыночной несостоятельности дискуссионна, и сам по себе факт существования спроса на государственное обеспечение не предполагает, что имеется рыночная несостоятельность.
В рассмотренном отношении возникает противоречие между эффективностью и справедливостью, для разрешения которого необходимо обращение от рыночного к государственному механизму перераспределения.
Если конкурентная экономика эффективна, то распределение дохода, возникающее в этом случае, может рассматриваться как несостоятельное, и необходима государственная деятельность по изменению распределения доходов. Однако всякое распределение сопряжено с затратами, когда эффективность (общее количество благ) понижается и возникает противоречие со справедливостью: чем больше справедливость, тем ниже эффективность. Соответственно, перед политиками возникает ряд вопросов:
- от какого количества эффективности возможно отказаться;
- какова относительная степень уменьшения эффективности по сравнению с уменьшением неравенства, поскольку должно или минимизировать неравенство независимо от последствий для эффективности; или минимизировать эффективность — главный показатель; или максимизировать экономический рост.
Данную аксиоматику представляется возможным свести к экономическому росту. Экономический рост, вообще говоря, может управляться механизмами рационирования или рынка, центрального управления или голосования. Требование и поощрение быстрого роста экономики имманентно современным демократиям: несмотря на риторику средством смягчения остроты потенциальных конфликтов электората по поводу того или иного распределения, а также остроты негативных последствий ошибок становится рост распределяемого общественного продукта.
Постановка экономического роста в качестве цели означает дискриминацию в отношении тех граждан государства, которые подобную цель не разделяют. Фактически, такая дискриминация имеет место во многих рыночных мероприятиях. Однако она приобретает особую остроту, когда граждане рассматриваются приверженцами образа жизни, ориентированного на рост, тогда как подобный образ не разделяется сторонниками других, альтернативных, образов жизни и потому не может навязываться.
Между тем в отдельных случаях рост в условиях демократии приобретает характер всеобщей цели, которая, казалось бы, и обеспечивает индивидуальную и коллективную идентичность. Эта всеобщая цель, как все государственные цели, должна претендовать на всеобщность. На самом деле, кто же против роста как такового?
Любой человек должен был бы благодаря этому процессу улучшить свое благосостояние. Тогда получил бы разрешение парадокс, что экономическая эффективность обязательно должна питаться социальной несправедливостью. Однако поощрение хозяйственного развития по большей части не достигает цели повышения благосостояния каждого индивида.
Рыночная дискриминация происходит по массовому и маргинальному («средний класс») спросу. Вследствие экономичности крупносерийного производства и связанного с этим удешевления товаров массового спроса в выигрыше оказываются не богатые потребители, а такие, чей платежеспособный спрос приходится на сферу массовых, или обычных повседневных благ. В проигрыше же оказывается спрос на неходовые товары эстетического пользования и товары ремесленного производства.
Хотя экономический рост увеличивает количество массовых промышленных продуктов, и рыночная конкуренция снижает их реальную цену, однако они не в состоянии повысить количество «позиционных благ», — благ, не подлежащих увеличению по своей сути, и снизить их реальную и относительную стоимость. Удовлетворение стремлений к позиционным, немонетарным благам, например, социальный статус и ранг, все больше наталкивается на границы. Отдельный человек должен платить все больше за те блага, которых он собственно жаждет, по сравнению с товарами массового потребления. Люди получают не то, к чему они стремятся, согласно наделенности разумом и совестью, то есть не позиционные и разумные блага, а лишь все более банальные потребительские товары. Уровень материального благосостояния значительно возрос, феномен насыщения стал очевидным, и социальные изменения, вызываемые экономическим соревнованием, ощущаются острее. В подобном процессе снижаются материальные и социоэкономические издержки, однако повышается социокультурный компонент издержек, рост величины которых носит кумулятивный, общественно взрывной характер при повышающемся уровне развития. Разумеется, из этого следует не призыв к устранению конкуренции, а требование опекать ее и ограничивать, поскольку выявляется разнонаправленное движение компонентов издержек, которое требует регулирования.
Таким образом, эволюция взглядов на государство, обусловленная анализом соотношения рынка и общественных благ, представляет собой движение от представлений о том, что главная функция государства сводится к распределению ресурсов, к представлению о роли выравнивания и распределения доходов. Перераспределение доходов, т.е. снижение доходов богатых и повышение благосостояния бедных, рассматривается как основная задача политики. Рост государственных расходов на образование и здравоохранение также обосновывается тем, что необходимо перераспределение доходов.
Своеобразной логикой отличается кейнсианский подход, который начинается с того, что необходимо поддерживать доходы граждан, и заканчивается тем, что этого можно достичь при наличии мощного госсектора, особенно в периоды циклических колебаний.
Представления о миссии государства, вытекающие из различения в функции общественного благосостояния как максимизации экономического потенциала, так и обеспечении равенства существует постольку, поскольку в обществе наряду с представлениями об эффективности имеются определенные представления о справедливости. Анализ формальных и материальных условий справедливости показывает, что не существует общей формулы или общего критерия справедливости, и наблюдается плюрализм теорий справедливости.
Необходимо учитывать реакцию частного сектора на государственные программы, которая может уничтожить ожидаемые от них результаты. Возникают и довольно отдаленные последствия государственных программ, когда их субъекты изменяют свое поведение в соответствии с новыми условиями.
В современной теории рынков подобные проблемы рассматриваются в теории трансакционных издержек, к которым относятся все издержки, связанные с обменом, поскольку обмен требует информации, сам договор о нем предполагает разработанную юридическую процедуру, которая обеспечивала бы соблюдение условий сделки, предотвращала обман и программировала определенные санкции за ее нарушение, хотя следует отметить что этот подход весьма специализирован. Сторонники этого подхода полагают, что природа человеческая описывается в этих терминах — ограниченной рациональности и оппортунизма — такой, как она известна каждому [Уильямсон, 1993, 48]. Ограниченная рациональность связана с несовершенством информации. Оппортунизм в данном отношении — это то, что связано с несовершенством самого человека, нередко склонного к разного рода формам мошенничества, нечестности и т.п. В итоге, обслуживание сделок поглощает огромные ресурсы, но и позволяет повысить эффективность самого обмена.
В связи с этим определяется тенденция создания сложных институциональных структур, которые ограничивали бы участников и тем самым минимизировали бы потери от вышеперечисленных причин, либо наоборот усиливающих те или иные стороны человеческой мотивации. В результате в современных западных рыночных обществах сложились системы договорного права, взаимных обязательств, гарантий, торговых марок, мониторинга и проведения законов в жизнь [Норт, 1993, 71]. Следовательно, современный цивилизованный рынок предполагает надежно охраняемые и соблюдаемые права собственности.
Рынок как форма хозяйственного общения утверждается именно в ходе становления и совершенствования институтов, а не в ходе непосредственной организации процессов. Особое значение имеет комплексность и взаимосвязанность хозяйственных институтов, их рыночная и общественная адекватность. Важно заметить, что институциональность не сводится к государственности, включая, в частности биржи, организации для защиты групповых интересов и самопомощи (союзы, палаты, ассоциации и др.) и т.д., хотя также не адекватно мнение о преимущественно спонтанном возникновении и развитии рыночных институтов, тем более, что стремление снизить трансакционные издержки рыночного хозяйствования приводит в конце концов к деформации институционального оформления хозяйственных процессов. Вообще говоря, можно выделить еще и автономные, «нейтральные институты», которые сводят трансакции к стандартным процедурам, и представляют собой результаты взаимодействия общественных монополий (профсоюзы и союзы работодателей), в котором не участвует государство и имеются элементы рыночного характера.