Что такое художественный образ? Спросите об этом у поэта, живописца, музыканта, и он ответит: «Тайна!».
Спросите у теоретика, и он даст множество определений, порой вступающих в противоречие, но, будем справедливы, чаще дополняющих и уточняющих друг друга.
Попытаемся разобраться сами. Для начала отметим главное: художественный образ есть продукт творческой деятельности художника, человека, обладающего особым даром.
Художественный образ — особая идеальная целостность, в создании и воплощении (материализации, кодировании в материале) которой активно участвуют сверхсознание, сознание, лево- и правополушарное, подсознание и даже досознание.
Разведем два понятия — художественное произведение и художественный образ. Это не синонимы, прежде всего потому, что художественное произведение есть идеальноматериальная целостность, где художественный образ — идеальная составляющая, закодированная в материале.
В материальной своей части произведение стабильно — если не брать во внимание естественные процессы старения материала.
Художественный образ динамичен, он имеет характер процессуальный, потому что развивается в индивидуальном и коллективном сознании.
Первая фаза бытия художественного образа называется творческим актом, или процессом, в свою очередь состоящим из нескольких этапов:
- протообраз, возникающий в сверхсознании;
- осознанный, т. е. проникший в сознание, осмысленный образ-замысел;
- авторский художественный образ завершенного произведения, результат развития замысла в согласной работе лево- и правополушарного мышления и интуиции (в которой проявляется действие сверхсознания) и — подчеркнем особо — творческой практики, протекающей при участии всех сфер высшей нервной деятельности художника.
Значение практики в творческом акте особенно наглядно представлено в изобразительном творчестве — о нем рассказывают зарисовки, этюды, эскизы, в которых фиксируется движение художественного образа, материализуется развитие замысла, его обогащение в динамике смыслопорождающей1 художественной формы. В литературе и музыке о том же свидетельствуют черновики рукописей и партитур. Вспомните, к примеру, черновики Пушкина!
Вторая фаза бытия художественного образа — это его состояние, воплощенное в законченном произведении искусства. В произведении искусства закреплен (закодирован) предшествующий путь формирования и оформления замысла, поиски и находки художника.
Наконец, третья фаза бытия художественного образа — это его последующее развитие в качестве образа-восприятия, индивидуального и коллективного художественного сотворчества.
Рассмотрим образ в его динамике более подробно.
Как рождается замысел?
Самый важный, решающий момент — рождение образа, начало творческого процесса. Он сродни озарению и по значению и мощи, а главное, по природе родствен у художника и ученого («Эврика!»). Так, для В. И. Сурикова зрительное впечатление от рефлексов огонька свечи на белой рубахе стало мощным импульсом: родилась ассоциация, впоследствии выросшая в «Утро стрелецкой казни». Ворона, распустившая черные крылья на белом снегу, послужила зернышком образного решения «Боярыни Морозовой».
К сожалению, немногие художники рассказывают о интимных тайнах своего творчества. Тем более что дальнейший путь развития замысла, ведущий к совершенству художественного решения, тернист и далеко не всякой, даже одаренной личности под силу.
Замысел реализуется и развивается в практике творческого акта, в котором проявляются и природная индивидуальность художественно одаренной личности, связанная с досознательной сферой, и профессиональные навыки, доведенные до автоматизма и «спущенные» в подсознание. И конечно, сознание во всей своей полноте.
Однажды мне пришлось стать свидетелем того, как ученик обвинил своего учителя-скульптора в плагиате, утверждая, что идею одной из своих лучших работ тот похитил у него, своего ученика. Так ли это было, рассудит время. Важно иное: кто знает, была ли бы работа, осуществленная самим учеником, столь же художественно совершенна, как творение мастера? И отнюдь не только потому, что мэтр обладал более высоким профессионализмом! Овеществляемый в творческой деятельности, процесс протекает в бесконечно разнообразном взаимодействии, сопоставлении, сравнении, оценке его результатов. Притом оценке не только, а порой и не столько разумом — художнику совсем не обязательно анализировать результаты своего труда. Неким внутренним чувством, почти ощущением он определяет, «то» или «не то» сотворил, и снова ищет, создает все новые эскизы своей картины, перебирает «тысячи тонн словесной руды» — множество слов в поисках единственно необходимого, самого точного. Если бы можно было в одном месте собрать все эскизы и этюды, которые за два с лишним десятилетия создал Александр Иванов, работая над картиной «Явление Мессии» (ил. 3), получилась бы не выставка, а большой уникальный музей с сотнями экспонатов. Но ведь можно написать сотни бездарных этюдов и эскизов, а в результате получится бездарная мазня. Масштаб личности и ее одаренность — талант имеют решающее значение.
Первоначальный выбор «того», единственно возможного решения происходит, как считает Симонов, не на уровне сознания и объективной самооценки, а интуитивно, при помощи сверхсознания, той «базы данных», которая в нем хранится. Но отбор может идти и на уровне сознания, и с помощью стереотипов, заложенных в профессионально вышколенном подсознании, когда происходит «подгонка» нового под уже имеющееся старое. Так что учтите на будущее: вдалбливание азбучных и «вечных» истин художнику-уче-нику не менее вредно, нежели его «недоучивание». Трудно, но необходимо найти меру и в собственном творчестве, и в педагогической работе, чтобы не помешать, а помочь творческому развитию художника.
Есть немалое число художников, перед чьим внутренним взором с самого начала возникает будущий образ, с которым они в дальнейшем и работают.
Таким был И. Н. Крамской, чьи письма и статьи об искусстве отличаются замечательной глубиной. По природе, обстоятельствам и школе портретист И. Н. Крамской, по его словам, и картины свои писал методом «портретным», но «списывал» их (так этот метод обозначали теоретики XVIII в. в отличие от «сочинения» сложных многофигурных композиций) не с натуры, а со сложившегося у него детального образа-представления. В письме В. М. Гаршину1 художник раскрывает процесс работы над прославленной своей картиной «Христос в пустыне» (ил. 4). Замысел ее возник на основе «ряда впечатлений», породивших «очень тяжелое ощущение от жизни», понимание всеобщности «страшной драмы» выбора пути: «Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье — пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или не уступать ни шагу злу». Так сформировалась «страшная потребность» рассказать другим «о своих мыслях и переживаниях». И тогда он ощутил толчок, импульс к творчеству, глубоко отличный от суриковского, о котором упоминалось выше. Замысел Крамского сразу возникает в виде образа, явленного внутреннему взору: «вдруг увидел фигуру, сидящую в глубоком раздумье».
С каждым днем, по словам художника, образ прояснялся, обретал все более определенные, конкретные черты, словно фокусируясь. И все глубже художник проникал в состояние «увиденного» человека, аналитическим разумом осмысливал первичный образ: для него неподвижность сидящей фигуры человека свидетельствовала о том, «что его душа была также серьезна и глубока», а локти прижаты к телу инстинктивно «из-за наступившего внутреннего холода». «Губы его как бы засохли, слиплись от долгого молчания, и только глаза выдавали внутреннюю работу, хотя ничего не видели». Образ в конце концов обретает такую конкретность, что художник утверждает: «Я его видел...» Притом это внутреннее видение пропущено через сердце — сопереживание герою, и это сочувствие таково, что, вольно или невольно, Крамской придает образу Христа заметное автопортретное сходство.
Переоценив возможности внутренней работы над образом, который затем, практически готовый, должен быть всего лишь перенесен на холст (воплощен в материале), не любивший «возни» с эскизами и этюдами, Крамской, по собственному мнению, не справился с задуманным многофигурным полотном «Хохот (Радуйся, царь Иудейский!)», замысел которого мучил его много лет. Картина так и не была завершена.
Впрочем, и Александр Иванов, десятилетия отдавший картине «Явление Мессии», оставил незавершенным свое творение. Работа над грандиозным полотном — это подвиг великого художника. Несчетное количество эскизов, этюды фигур и голов — следование разработанной Ивановым «методе сличения и сравнения», которая помогает уточнить, отшлифовать каждый образ его картины. Десятки пейзажей сливаются в планетарный образ в грандиозном полотне. Материалы свидетельствуют о немыслимой сложности творческого процесса истинного художника.
Подчеркнем главное: работа над произведением не есть просто воплощение того или иного заданного и изначально понятного художнику замысла, вовсе нет! Где-то в глубинах его души, как ребенок в материнском лоне, развивается художественный образ — вместилище многих смыслов, проясняются его очертания и от него идут непрестанные импульсы, требующие преображения материи — их носительницы. Эта работа протекает как динамика формы — формы смыслопорождающей. Работая над эскизами и этюдами, доводя форму до совершенства, художник добивается все более очевидного приращения смысла — с каждым истинно глубоким произведением искусства знание человечества о мире и о себе становится богаче, ярче, глубже.
Являясь результатом развития смыслопорождающей формы, художественный образ, в работе над которым действовало не только сознание, но и в полной мере неосознаваемое психическое автора, представляет собой неразгаданную тайну даже для самого создателя. Не случайно умница Крамской уже цитированное выше письмо к Гаршину завершает вопросом, обращенным к самому себе: Христос ли изображен в его картине? И отвечает: «Не знаю!»
В своем творении художник запечатлел чувства и мысли, свое духовное и физическое состояние — то, что им было осознано и осмыслено, и то, что для самого творца осталось скрытым. Потому-то прочтение смыслов истинного шедевра длится бесконечно, меняясь и обогащаясь от поколения к поколению, и каждое поколение, как каждый зритель, создает на основе авторского художественный образ-восприятие. Именно поэтому годами бьются исследователи, пытаясь реконструировать первоначальный смысл того или иного артефакта. Но об этом речь впереди.