В Соединенных Штатах история партий начинается с созвания в 1787 году конституционного конвента в Филадельфии. Во время проходивших там прений о проекте Конституции обнаружились две противоположные тенденции, вскоре получившие более широкое развитие на местных конвентах, которым были представлены на утверждение новые основные законы. Это были тенденции центробежная и центростремительная: одни хотели сохранить в отдельных Штатах индивидуальную свободу граждан, независимость законодательства, администрации, судопроизводства, и вообще свободу во всем, за исключением только того, что касалось иностранной политики и национальной обороны; другие, напротив, хотели подчинить Штаты нации и предоставить центральной союзной власти широкие права.
Нападки на Конституцию за то, что она нарушала права отдельных Штатов, так взволновали умы, что некоторые Штаты согласились утвердить конституционный проект лишь с тем условием, чтобы в нем были сделаны некоторые поправки, — что и было исполнено в течение следующих трех лет. Когда новый механизм управления был пущен в ход с избранием Джорджа Вашингтона президентом республики и состоявшимся в то же время избранием членов Сената и Палаты представителей, две противоположные тенденции снова заявили о своем существовании не только в конгрессе, но и в министерстве: секретарь казначейства Александр Гамильтон советовал держаться такого образа действий, для которого требовалось предоставление союзному правительству широких полномочий, а государственный секретарь Джефферсон желал ограничить деятельность союзного правительства иностранными делами. Защитники центральной власти стали получать название федералистов и действовать почти всегда сообща, а одно важное событие, которое скрепило связывавшие их узы, окончательно побудило и их противников организоваться в особую партию. Этим событием было учреждение Французской республики и объявленная ею война Англии. Возмущенные ужасами террора 1793 года, федералисты советовали держаться нейтралитета; они стали еще более прежнего дорожить принципом авторитета и желали предоставить федеральной власти широкую сферу деятельности. Партия Джефферсона, вышедшего в то время в отставку, увлекалась своими симпатиями к французским идеям, относилась враждебно к Англии, по-прежнему оскорблявшей американцев своим высокомерием, старалась ограничить вмешательство центрального правительства в дела отдельных Штатов и желала устранить все, что могло стеснять независимость Штатов, общин и каждого из граждан. Эта партия усвоила название республиканцев или демократических республиканцев и была предшественницей теперешних демократов. Само собой разумеется, что обе партии были привязаны к республиканской форме правления, то есть не хотели монархии. Но приверженцы Джефферсона относились с большим доверием к народным массам и желали, чтобы все делалось без всякого внешнего гнета; при этом они относились с меньшим уважением к правительственной власти; поэтому можно сказать, что главные характеристические особенности двух партий заключались в том, что одна из них выдавала себя за защитницу свободы, а другая была представительницей принципа порядка.
Эти тенденции стали вступать между собою в борьбу не только в сфере иностранной политики и законодательства, но также в том, что касалось объяснений и практического применения Конституции. Подобно всяким другим законодательным актам и в особенности таким, которые были продуктом целого ряда компромиссов между противоположными воззрениями, эта Конституция допускала различные истолкования, а приверженцы двух враждебных партий спешили воспользоваться для своих целей тем, что было в ней неясного или двусмысленного. Проницательный ум Гамильтона расширял смысл тех ее постановлений, которыми предоставлялись широкие права федеральному конгрессу и президенту республики, и старался ввести такую систему управления, которая применяла бы те постановления на практике в их самом широком смысле; напротив того, Джефферсон и его приверженцы отстаивали принцип индивидуализма, возбуждавший горячее сочувствие в народе, и, не осмеливаясь предлагать поправки в тексте Конституции, протестовали против всяких расширений его смысла и против всяких захватов со стороны федеральной власти, для которой такое расширение смысла Конституции могло бы служить оправданием. Таким образом, каждая из двух партий создала для себя самостоятельные принципы, стала повиноваться своим вождям и стала руководствоваться своими симпатиями и антипатиями; а взаимная между ними вражда дошла до такого ожесточения, что даже не пощадила благородную личность Вашингтона, которого республиканцы стали осыпать оскорблениями тем более неприличными, что официальное положение президента республики не позволяло ему вступать с врагами в полемику.
Сначала федералисты одерживали верх, потому что недовольство бессилием старой Конфедерации, замененной Союзом, внушало благоразумным людям готовность подчиняться сильной центральной власти. Хотя сам президент республики и не принадлежал ни к какой партии, но сила обстоятельств и влияние Гамильтона побуждали его придерживаться на практике принципов федералистов. Но при преемнике Вашингтона, Джоне Адамсе, федералисты сделали крупные ошибки. Когда пришлось в 1800 году выбирать нового президента республики, красноречивые воззвания Гамильтона к благоразумию нации производили менее сильное впечатление на умы, чем искусство и энергия, с которыми Джефферсон умел пользоваться народными симпатиями и предрассудками. Республиканцы одержали верх на выборах: их вождь занимал пост президента республики в течение 8 лет (он был вторично выбран в 1804); его заменил его друг Мэдисон, занимавший пост президента республики также в течение восьми лет (он был выбран в 1808 и вторично выбран в 1812), а Мэдисона заменил также на восемь лет его ученик Монрое (избранный в 1816 и вторично избранный в 1820). Эти люди были обязаны продолжительным занятием президентской должности не только своим личным заслугам, — потому что ни Джефферсон, ни Мэдисон не могли похвастаться своей успешной иностранной политикой, — сколько совершенному бессилию своих противников. Федералисты никогда не могли поправиться от неудачи, постигшей их на выборах 1800 года. Они лишились Гамильтона, скончавшегося в 1803 году. Они не нашли другого, столь же даровитого, вождя, действовали очень неосмотрительно в критический период времени от 1810 до 1814 года и окончательно сошли со сцены после вторичного заключения мира с Англией в 1815 году. <...>
Можно сказать, что этот период (1788—1824) составляет первый акт драмы в истории американских партий. Народ, прежде привыкший заботиться о местных интересах, научился ценить новые национальные учреждения и применять их на практике. Он близко ознакомился и с содержанием Конституции подобно тому, как участники промышленного предприятия обращаются для разрешения возникших недоразумений к содержанию того компанейского условия, на основании которого должно вестись предприятие. Он пришел к убеждению, что существование центральной федеральной власти не мешает существованию Штатов, и поэтому перестал опасаться ее учреждения. Он также заметил, что есть такие не предусмотренные Конституцией общественные нужды, — как, например, учреждение банков и введение однообразной ходячей монеты, — удовлетворение которых усиливает власть федерального правительства. Различия во взглядах и в стремлениях вызвали образование партий, но эти партии образовались не только на основе общих принципов, а также под влиянием выдающихся личностей, временных целей, местных интересов и предрассудков. Мелкие фермеры и южане большей частью становились под республиканское знамя, которое гордо красовалось над обширным штатом Виржинией, а силы федералистов сосредоточивались в Новой Англии и в центральных штатах, подчинявшихся руководительству то Массачусетса, то Пенсильвании. Коммерческие интересы были на стороне федералистов, а стойкая привязанность всех классов населения к пуританизму подчинялась влиянию духовенства. <...>
Исчезновение федеральной партии в промежуток времени между 1815 и 1820 годами оставило правительственную власть в руках республиканцев. Но когда в Соединенных Штатах исчезают старые партии, взамен их появляются новые. Среди тех людей, которые единодушно подавали в 1820 году свои голоса за Монрое, скоро возникли разномыслия, а под влиянием личной вражды между Генри Клэ и Эндри Джексоном (выбранным в 1828 президентом республики) снова образовались (около 1830 года) две большие политические партии, к которым по прошествии нескольких лет примкнули мелкие политические группы. Одна из этих двух партий стала, под названием демократов, отстаивать догматы и традиции Джефферсоновских республиканцев. Она вступилась за права отдельных Штатов и придерживалась буквального смысла Конституции; она находила для себя опору преимущественно на юге и вообще в земледельческих классах населения, поэтому сочувствовала свободе торговли. Другая секция, усвоившая сначала название национально-республиканской, а впоследствии название партии вигов, придерживалась некоторых воззрений прежних федералистов, так, например, она требовала введения тарифа для покровительства промышленности и расходования общественных сумм на внутренние улучшения. Она желала увеличения армии и флота и, подобно федералистам, находила для себя главную, но далеко не единственную опору в торговых и промышленных провинциях, то есть в Новой Англии и в центральных Штатах. Между тем возник новый вопрос, сильнее всех других возбуждавший умы и грозивший республике серьезными опасностями. Когда Миссури обратился в 1819 к конгрессу с просьбой о его принятии в состав Союза в качестве Штата, то в конгрессе возникли горячие споры о том, может ли быть допущено существование невольничества внутри нового Штата; тогда почти все представители северных Штатов подали голоса против рабовладения, а почти все представители южных Штатов — за рабовладение. Эта распря могла бы сделаться опасной для прочности Союза, если бы не состоялось в следующем году соглашение, на основании которого рабовладение было дозволено в Миссури, но на будущее время было запрещено в странах, лежащих к северу от 36°30' широты. Опасность, по-видимому, миновала, но она была грозной уже только потому, что была совершенно неожиданной. По словам Джефферсона, которому было в то время более семидесяти лет, она поразила его подобно набату, раздавшемуся среди ночной тишины. После 1840 года положение дел сделалось более серьезным, потому что до того времени новые Штаты принимались в состав Союза попарно, то есть рабовладельческий Штат служил противовесом для Штата нерабовладельческого, а теперь для всех стало ясно, что для таких порядков настал конец, потому что остальная территория, из которой могли бы образоваться новые Штаты, лежала к северу от 36°30' широты. Так как каждый Штат посылал в сенат по два представителя, то существовавшее до того времени в сенате равновесие между представителями Штатов рабовладельческих и нерабовладельческих неизбежно должно было скоро нарушиться вследствие увеличения числа этих последних. Из опасения такой развязки, которая, вероятно, привела бы к изданию законов против рабовладения, южные Штаты присоединили к себе Техас и стали с недоверием следить за медленно усиливавшимся на севере влиянием аболиционистов. Вопрос о распространении рабовладения на запад от реки Миссури сделался в 1850 году жизненным вопросом, на котором сосредотачивалось все внимание населения Соединенных Штатов, а так как в этом же году Калифорния, организовавшаяся без рабовладения, стала ходатайствовать о ее допущении в состав Союза в качестве Штата, то этот вопрос потребовал немедленного разрешения и расшевелил самые буйные страсти. Но ни одна из двух главных политических партий не рискнула решительно принять ту или другую сторону. Южные демократы опасались разрыва с теми демократами северных Штатов, которые желали положить предел рабовладению. Северные виги, опасавшиеся раздражить южан решительным протестом против постоянно возраставших притязаний рабовладельцев, выжидали более удобной для такого протеста минуты и предлагали компромиссы, которые, в сущности, обращались в пользу рабовладельцев. Они не сознавали того, что, стараясь поддержать существование своей партии, они утрачивали народные симпатии, отталкивали от себя людей, дороживших своими политическими убеждениями, и отнимали у своих приверженцев привязанность к каким-либо принципам, из-за которых стоит труда вести борьбу. Все это скоро обнаруживалось на деле. Демократическая партия почти безусловно подчинилась с 1852 года контролю рабовладельцев и стала отстаивать основное положение, что Конституция не дает конгрессу права воспрещать рабовладение в территориях. Ввиду этого правила оказывалось несогласным с Конституцией соглашение с Миссури, состоявшееся в 1820 году. Вожди вигов сами уронили себя в общественном мнении тем, что Генри Клэ составил в 1850 году проект соглашения, который допускал вступление Калифорнии в состав Союза в качестве нерабовладельческого Штата, а притязания южан удовлетворял изданием закона о беглых рабах. Они потерпели решительное поражение на президентских выборах 1852 года, а остатки их партии окончательно рассеялись в 1854 году вследствие неудачной попытки провести билль об организации из Канзаса территории, в которой вопрос о существовании невольничества был бы предоставлен народному решению; — этот билль был очевидным нарушением соглашения с Миссури. Два великих оратора этой партии, Генри Клэ и Даниель Вебстер, умерли в 1852 году, истощивши свои силы в борьбе и обманувшись в честолюбивой надежде достигнуть звания президента республики. Вместе с Кальгоуном, умершем на два года раньше, они были украшением своего поколения и хотя не могут равняться с Вашингтоном или с Гамильтоном, но стоят выше всех государственных людей следующего поколения, за исключением только одного1. С ними закончился второй период в летописях американских партий, который занимает промежуток времени от 1820 до 1856 года и во время которого возникла и пала партия вигов. Происходившая в то время борьба представляет теперь только исторический интерес. Но, кроме демократизации политических учреждений, она привела к следующим трем важным результатам. Во-первых, Соединенные Штаты перестали вмешиваться в дела Старого Света; во-вторых, одновременно с усиливавшимся желанием рабовладельцев выделиться из Союза, усилилось, в особенности в северных и западных Штатах, сознание национального единства; в-третьих, достиг полного развития сложный механизм партийной организации и установился главный принцип, служивший основой для того механизма, — тот принцип, что на общественные должности следует назначать только приверженцев президента республики и только на тот срок, на который выбирается он сам.
Когда партия вигов сошла со сцены, демократы, по-видимому, по-прежнему завладели полем сражения. Но у них скоро появились новые противники. Возраставшая отвага землевладельцев начала тревожить северное население, когда ему стало известно решение верховного суда по делу Дред Скотта, основанное на теоретическом правиле, что конгресс не имеет права нигде запрещать рабовладение, и что рабовладелец может повсюду привозить с собой своих невольников, представляющих нечто иное, как собственность, обладание которой обеспечено Конституцией1 2. Это обстоятельство ускорило образование новой партии, составившейся из остатков партии вигов и получившей в 1856 году название республиканской; вместе с тем оно возбудило внутренние раздоры среди демократов. В 1860 году эти последние не могли прийти к соглашению касательно выбора кандидата на должность президента республики; их южные приверженцы выставляли одно имя, их северные приверженцы выставляли другое имя, а отделившаяся от них группа не вполне надежных приверженцев выставила третье имя. Благодаря такому разномыслию республиканцы одержали верх над своими противниками, выбравши в кандидаты Авраама Линкольна, а немедленно вслед за этим избранием одиннадцать рабовладельческих Штатов выделились из Союза.
Республиканская партия, начавшая свою деятельность протестом против решения по делу Дреда Скотта и провозглашением права конгресса не допускать распространения рабовладения, отстаивала в течение всей междоусобной войны и необходимость Союза, и необходимость сильной федеральной власти, которую пришлось в то время расширять до небывалых размеров. После окончания междоусобной войны пришлось заново организовать побежденные Штаты и обеспечить положение только что освобожденных негров. Насилия, совершавшиеся в некоторых из южных Штатов и над неграми, и над белокожими переселенцами, потребовали нового вмешательства со стороны федеральной власти и снова выдвинули вопрос о пределах этой власти, потому что старая демократическая партия, почти вовсе не возвышавшая голоса во время войны, снова выступила на арену для того, чтобы отстаивать права отдельных Штатов и протестовать против всякого присвоения федеральным правительством незаконных прав. Тогда было признано необходимым отвергнуть решение по делу Дреда Скотта и окончательно разрешить все вопросы касательно рабовладения и политической равноправности рас посредством внесения в Конституцию трех важных поправок. Волнения мало-помалу стихли на юге, и северные войска были оттуда выведены. Вопросы, поднятые междоусобной войной и освобождением невольников, уже не интересовали население во время президентских выборов 1876 года, несмотря на воззвания, с которыми республиканцы обращались к избирателям.
Избранием Линкольна закончился третий период, во время которого образовалась и достигла преобладания республиканская партия. Эта партия, организовавшаяся с целью препятствовать распространению рабовладения, достигла его уничтожения, была вынуждена обстоятельствами усилить центральную власть до небывалых размеров и, таким образом, приведя в исполнение свою программу, исполнила свое первоначальное назначение. Старые цели были достигнуты, но еще не были заменены новыми, потому что хотя и стали возникать новые проблемы, но республиканская партия еще не успела приготовиться к их разрешению. Демократическая партия также исполнила свое назначение, отстаивая права заново организованных Штатов и протестуя против крайних мер, к которым прибегала исполнительная власть; но и она не хотела браться ни за разрешение новых вопросов, возникавших после окончания междоусобной войны, ни за разрешение тех старых вопросов, которые снова всплывали наружу с наступлением внутреннего спокойствия. Старые партии еще сохраняли свою прежнюю организацию и по-прежнему выдавали себя за представительниц того или другого принципа. Но их принципы не имели непосредственного применения к тем вопросам, которыми интересовалась нация и относительно которых она не была одного мнения. Наступила новая эра, требовавшая или возникновения новых партий, или преобразования старых посредством усвоения таких принципов и воззрений, которые соответствовали бы нуждам того времени. Но в течение этого четвертого периода, начавшегося с 1876 года, мы до сих пор еще не видели такого преобразования партий; вот почему, — когда мы приступим к рассмотрению теперешнего положения партий, — мы найдем, что, несмотря на могущественную организацию республиканцев и демократов, и те, и другие страдают недостатком настоящих жизненных сил.