Понимание лидерства как процесса, разворачивающегося в групповом взаимодействии (а такое понимание, замечу, в той или иной форме неоднократно звучало в предыдущих параграфах и главах), требует обязательного изучения динамики обсуждаемого феномена, его трансформаций на разных этапах жизни конкретной социальной группы. К сожалению, вопрос этот, особенно в содержательной своей части, разработан пока что довольно слабо.
Как показывает специальный анализ, немногочисленные исследования, в той или иной мере касающиеся динамики лидерства, удобнее нсего сгруппировать по двум основным направлениям.
Одно из них, непосредственно к проблематике лидерства не относящееся, включает работы, лежащие в плоскости анализа закономерностей и этапов группового развития. В рамках этого направления и в зависимости от исходных теоретических представлений относительно развития группы обращение исследователей к лидерству носит двоякий характер, а именно:
- в связи с пониманием его как важного элемента групповой структуры, возникновение и упрочение которого свидетельствует об определенном качественном изменении в динамике группового процесса, о переходе группы на новый, более высокий уровень функционирования;
- в связи с акцентировкой внимания на последовательно сменяющих друг друга на вершине статусной иерархии группы ролях делового и эмоционального лидеров как следствии преобладания соответствующего вида групповой активности -деловой или эмоциональной.
Другое выделяемое мной исследовательское направление связано с проблематикой лидерства непосредственно. Относящиеся к нему работы выполнены главным образом в традициях так называемого ситуационного подхода, трактующего лидерство как функцию групповых ситуаций (см. 1.3). Причем в конкретном эмпирическом исследовании аналогом ситуации чаще всего выступает переменная задачи. Именно изменения «задачного» контекста группы способны, как показывают экспериментальные данные (см. 2.1), значительно влиять на перераспределение позиций в статусной иерархии группы, приводя к периодической смене ее лидеров и тем самым определяя динамику лидерства.
Кроме того, обсуждаемый здесь вопрос частично затрагивался и в ряде исследований, не вписывающихся строго в рамки названных выше направлений. Имеются в виду некоторые факты, полученные, например, при изучении структурно-функциональных аспектов лидерства, а также процессов межличностного влияния в группах.
В целом же, судя по данным обзоров ведущих специалистов, динамика лидерства остается пока далеко на периферии исследовательского интереса. Тем не менее, как будет показано чуть ниже, изучение данного вопроса отнюдь небесполезно: оно позволяет лучше уяснить некоторые моменты функционирования обсуждаемого феномена, а также проверить валидность используемых применительно к нему теоретических схем. С этой целью остановимся далее на отдельных исследовательских данных, относящихся к динамике лидерства в группах стационарного и временного типа.
Динамика лидерства в группах стационарного типа. Имеются в виду группы, существующие достаточно длительное время, т. е. имеющие определенную историю жизни. Динамика лидерства исследовалась в такого рода группах, особенно если их состав достаточно стабилен, - занятие весьма неблагодарное. Дело в том, что сколько-нибудь заметные изменения в структуре лидерства случаются в подобных группах лишь по прошествии достаточно длительного времени. И, как показывает собственный исследовательский опыт, обнаружить их чрезвычайно трудно. Тем не менее на одном из интересных, на мой взгляд, аспектов динамики лидерства в стационарной группе стоит все же остановиться.
Речь пойдет о феномене «генерализации статуса, впервые описанном М. Уэбстером и Д. Дрискеллом. Суть феномена состоит в том, что статусные характеристики индивидов, связанные с членством в других социальных группах и первоначально внешние к ситуации межличностного взаимодействия в какой-либо конкретной группе (так называемый «внешний» статус), будучи привнесенными в эту ситуацию, начинают оказывать значительное влияние на особенности разворачивающегося взаимодействия, в частности на «внутренний» статус самих его участников. По данным обзора Ц. Риджуэй, к числу характеристик носителя «внешнего» статуса, обусловливающих готовность членов группы к принятию его влияния, т. е. фактически признание его лидером, могут быть отнесены тендер, раса, возраст, учебные достижения, специальные умения. Причем влияние упомянутых характеристик имеет место лишь в случае их релевантности решаемым группой задачам.
Аналогичные данные приводятся также Д. Ливайном с соавторами в связи с анализом поведения новичков в малой группе. Ученые отмечают, что новички с высоким «внешним» статусом нередко привносят в жизнь группы важные для ее функционирования психологические ресурсы типа специальных знаний, опыта, мотивации и т. д. Вследствие этого они начинают рассматриваться как более полезные для достижения групповых целей члены, приобретают высокий «внутренний» статус, выдвигаются на лидерские роли.
В подтверждение некоторых выводов упомянутых выше ученых приведу далее несколько конкретных примеров из исследовательской практики.
Пример 1. Ряд лет назад мной проводилось исследование структуры лидерства в одной из столичных баскетбольных команд девушек. В то время она являлась не только сильнейшей в городе, но и выиграла чемпионат страны в своей возрастной группе.
Измерение структуры лидерства в команде проводилось дважды, с интервалом более чем в полтора года. Первое тестирование имело место, когда члены команды были еще школьницами, второе - спустя полгода после окончания школы.
Среди прочего были выявлены определенные изменения в позициях двух спортсменок - Н. и Ч. В период первого тестирования Н. - признанный экспрессивный и абсолютный лидер команды, бессменный в течение ряда лет ее капитан (третья позиция в структуре инструментального лидерства). Ч. в это время занимала вторые позиции в структурах экс-прессивного и абсолютного лидерства, четвертую - в структуре инструментального лидерства.
Ко времени второго тестирования положение этих спортсменок в команде разительно меняется. Ч. выходит на первые места в структурах экспрессивного и абсолютного лидерства, будучи третьей по инструментальному параметру, и становится капитаном команды. Н. занимает второе, третье и пятое места в структурах соответственно экспрессивного, абсолютного и инструментального лидерства.
Изменения в статусе спортсменок вызваны, на мой взгляд, следующими обстоятельствами. Во-первых, в последние полтора года, т. е. в период между обоими тестированиями, Ч. намного прибавила в спортивном мастерстве, вошла в сборную команду девушек столицы. Н. это сделать не удалось. Во-вторых, после окончания средней школы обе девушки поступали на химический факультет МГУ. Успешно сдав экзамены, Ч. прошла по конкурсу и стала студенткой. Н. поступить не смогла и устроилась работать на том же факультете лаборантом. Обе девушки играли за факультетскую команду, причем ее капитаном выбрали Ч., попавшую одновременно и в сборную команду университета.
Таким образом, можно выделить ряд профессиональных (применительно к сфере спортивной деятельности) и социальных (престиж статуса студента МГУ) факторов, несомненно, повлиявших на изменение позиций Ч. и Н. в юношеской команде примерно за полуторагодичный период. Тем более что по результатам первого тестирования они располагались довольно близко друг от друга в статусной иерархии команды. В описанной выше ситуации нетрудно заметить действие феномена «генерализации статуса». Приобретенные Ч. престижные (естественно, для определенной среды и своего времени) характеристики (высокий «внешний» статус) как бы трансформировались в ее более высокий «внутренний» статус -соответствующую позицию в команде. Пример 2. В 80-е годы моя аспирантка Т. X. Аунапуу изучала детерминанты межличностного статуса в коллективах эстонских старшеклассников. Было, в частности, показано, что учащиеся, чья социокультурная микросреда характеризовалась более богатым духовным и эмоциональным содержанием, способствовавшим их личностному обогащению (в смысле приобретения разнообразных знаний и умений, формирования социально ценных установок и интересов и т. п.) и дававшим им вследствие этого как бы более высокий «внешний» статус сравнительно со школьниками, чья микросреда в духовно-эмоциональном плане выглядела гораздо беднее, и в своих классах имели, как правило, наилучшие статусные показатели, т. е. высокий «внутренний» статус.
Эти данные, между прочим, хорошо укладываются в логику модели ценностного обмена: более высокий статус среди сверстников приобретали школьники, реализовывавшие более «богатые» наборы ценностных характеристик, т. е. делавшие более значительные сравнительно с остальными одноклассниками ценностные вклады в жизнедеятельность ученического коллектива.
Однако чтобы проследить в полном объеме логику реализации этой модели, равно как и более содержательно рассмотреть собственно динамику лидерства, необходимо обратиться к группам отнюдь не стационарного типа. В наибольшей степени решению задач по проверке валидности модели и выяснению процессуального характера лидерства (как отражения динамики феномена) служат группы временного типа, образованные из незнакомых между собой ранее людей. К рассмотрению динамики лидерства в этих группах я и перехожу далее.
Динамика лидерства в группах временного типа. Как и ранее, будут представлены фрагменты двух исследований, результаты которых довольно убедительно иллюстрируют правомерность выбора подобного типа групп для целей изучения обсуждаемого возраста.
Пример 1. Исследование (подробнее о нем см.: [Кричевский, 1980]) проводилось во Всероссийском оздоровительном лагере «Орленок». Объектом изучения являлись два отряда школьных активистов продолжительностью функционирования до 30 дней, укомплектованные 15-16-летними юношами и девушками, ранее между собой незнакомыми. Четырежды в течение лагерной смены (с интервалом примерно в неделю) члены этих отрядов (назовем их условно отряд «А» и отряд «Б») заполняли специальный опросник.
С его помощью выявлялись:
• структура делового и эмоционального лидерства в отрядах (посредством методики ранжирования);
• ценностный вклад респондентов относительно друг друга (диадный уровень отношений) и коллектива в целом (собственно групповой уровень отношений).
Остановимся вначале на материалах, характеризующих динамику ценностного обмена, переход его с диадного уровня на собственно групповой. В качестве основного индикатора ценностного обмена в лидерстве использовались количественные показатели ответов респондентов на пункты опросника. Предполагалось, чем интенсивнее протекает ценностный обмен между членами отряда, чем активнее осуществляются вклады относительно как отдельных партнеров, так и отряда в целом, тем большее число респондентов способно ответить на соответствующие пункты опросника, иными словами, тем значительнее будет вербализация результатов ценностного обмена. Конкретно осуществлявшийся анализ выглядел так.
Прежде всего были сопоставлены некоторые количественные результаты ответов на диадные (вопросы типа: «С кем из членов отряда тебе приятнее всего общаться и проводить время?» или «Кто из членов отряда наиболее удобен для тебя как партнер при выполнении каких-либо отрядных дел?») и собственно групповые (вопросы типа: «Кто из членов отряда более других готов жертвовать личными интересами ряди интересов отряда?» или «Кто из членов отряда в трудную минуту раньше всех придет на помощь любому из своих товарищей по отряду, какие бы отношения между ними ни складывались?») пункты опросника, полученные после первого измерения в обоих отрядах (оно проводилось на четвертый день после начала смены).
Одно из различий в полученных данных состояло в том, что в целом на диадные вопросы в отряде «А» сумели ответить 97% и в отряде «Б» - 85% респондентов, тогда как на собственно групповые вопросы в каждом из отрядов ответили лишь по 56% респондентов. Статистический анализ данных по изучавшимся отрядам свидетельствовал о достоверно значимой разнице между средними показателями ответов на вопросы обоих типов.
Не останавливаясь подробно на результатах последующих замеров, отмечу только, что после второго из них все еще сохраняется некоторое, хотя и весьма небольшое, преобладание ответов на диадные вопросы. Однако третий замер характеризуется уже значительным выравниванием ответов респондентов (в количественном выражении) практически по всем рассматриваемым пунктам опросника. Что же касается данных четвертого, заключительного, измерения, то по ряду пунктов опросника показатели ответов на собственно групповые вопросы количественно даже превосходили показатели ответов на диадные вопросы. В целом полученные данные хорошо согласовывались с идеей поуровневого развертывания ценностного обмена в групповом межличностном взаимодействии, позволяя считать исходным именно диадный уровень.
Выше (см. 3.1.1) отмечалось, что конечным результатом ценностного обмена в лидерстве на любой его стадии является приписывание субъекту партнерами по группе определенного статуса в зависимости от вклада в жизнедеятельность группы. Однако на эмпирическом уровне связь между ценностным вкладом и статусом прослеживалась в рассматриваемом исследовании по-разному.
На стадии внутридиадного обмена о ней можно было судить по частоте упоминания респондентами при ответах на диадные пункты опросника наиболее высокостатусных членов отряда (к числу таковых в каждом отряде было отнесено по 10 человек). Оказалось, что, как правило, при каждом измерении частота их упоминаний в ответах респондентов на соответствующие диадные вопросы составляла 60-85% от общего количества упоминаний всех членов отряда (численность каждом» отряда составляла 39 человек). Причем выраженные отрядные лидеры относились к числу наиболее часто упоминаемых членов.
Что же касается собственно группового уровня обмена, то применительно к нему процедура выявления связи между ценностным вкладом и статусом носила более строгий статистический характер. В каждом отряде статусные показатели первых 10 и 20 членов были прокоррелированы с величинами их ценностных вкладов (по результатам ответов на собственно групповые пункты опросника).
Полученные данные указывали на позитивную динамику корреляций между ценностным вкладом и статусом в течение лагерной смены. Так, при первом измерении в отряде «А» показатель корреляции (т. е. тесноты связей между указанными переменными) для га = 20 равнялся 0,229, а для га = 10 составил 0,433. При четвертом измерении этот показатель составлял уже соответственно 0,481 и 0,589.
Аналогичные изменения зафиксированы и в отряде «Б». Для п = 20 динамика корреляций между первым и четвертым измерениями составляла от 0,440 до 0,637. Для га = 10 та же динамика выразилась в росте коэффициентов корреляции с 0,224 до 0,950.
Очевидный рост позитивных корреляций между переменными ценностного вклада и статуса является доказательством интенсификации ценностного обмена на собственно групповом уровне. Причем тот факт, что первоначально эти корреляции в большинстве своем либо весьма низки, либо даже могут иметь отрицательный знак, также в определенной мере поддерживает точку зрения, согласно которой в сложном процессе ценностного обмена более высокий, собственно групповой уровень обнаруживает себя лишь по прошеетнии определенного времени.
Таким образом, данные статистического анализа позволяют говорить о валидности модели выдвижения в позицию лидера.
Кроме того, в исследовании А. И. Баштинского отчетливо выступила зависимость развития структуры группового лидерства, отдельных ее измерений (инструментального и экспрессивного) от темпов развертывания ценностного обмена в различных сферах жизнедеятельности группы, а также от квалификации членов групп. В частности, в группах высококвалифицированных альпинистов структура лидерства складывалась гораздо быстрее, нежели в группах новичков (подробнее материалы этого исследования приводятся также в книге: [Кричевский и Рыжак, 1985]).
Обращением к приведенным выше примерам я завершаю разговор о динамике лидерства, вместе с ним заканчивается и обсуждение вопросов, включенных в настоящую главу.