Деятельность и активность

Судьба понятия “активность“ в психологии является своеобразным зеркалом её исторического становления и обособления в качестве самостоятельной науки.

Если бы нам удалось восстановить голоса тех, кто на рубеже XIX— XX вв. отстаивал идеалистические традиции в трактовке активности, — известных в те годы философов: Л. М. Лопатина, С. Л. Франка, Н. О. Лосского и многих других, — то мы столкнулись бы прежде всего с пониманием активности как имманентного свойства духа, открывающегося человеку исключительно в ходе самонаблюдения или, иначе, “интроспекции“ (взгляд изнутри). Здесь замелькали бы такие слова — как “душа“, “дух“, “Воля“, “Я“, “спонтанность“, “апперцепция“ (синтетическая способность сознания) и др. Источник активности, сказали бы эти философы, содержится, точнее, глубоко спрятан, в деятельности души и непознаваем ни одним из естественно научных (объективных) методов.

Но тут же мы услышали протестующие голоса представителей эмпирического и естественно-научного направлений в психологии. “Ваши умозрительные схемы, — сказали бы они, — какими бы логичными или изощренными они ни казались, безжизненны; они далеки от реальных проблем, решаемых людьми; вы извлекаете человека из реальных его связей с миром. Между тем именно в рассмотрении этих связей единственно и можно усмотреть источник возникновения и область обнаружения человеческой активности. И правда, — что есть активность человека? Это есть прежде всего его отношение к окружающему миру, а оно — тут мы уже вполне отчетливо слышим голос одного из ярких психологов тех лет: А. Ф. Лазурского, которого сейчас в профессиональной среде назвали бы “личностником“, — оно, это отношение, есть мера устойчивости субъекта к влияниям окружающей среды и, в свою очередь, мера воздействия на среду!“

Увы! Этот ответ, который как будто бы вполне вписывается в круг наших сегодняшних представлений, ничуть не удовлетворяет представителей “идеалистического крыла“ в разработке проблемы активности субъекта. “А откуда, собственно, — вопрошают они, — берутся ваши так называемые отношения, что обеспечивает столь высоко ценимые вами “устойчивость“ и “воздейственность“ человеческой особи?“ И, не дождавшись ответа, дают уже знакомый нам свой: “Дух“, “Воля“, “Я“...

“Ну, нет! — вступает в воображаемый диалог основатель рефлексологии В. М. Бехтерев, — душа здесь ни причем. Биологические импульсы, энергия тела, природно-биологический потепнциал — вот в чем источник активности!“

“А был ли мальчик?!“ — как бы озадачивает “горьковским возгласом“ своих “собеседников“ другой крупный ученый того времени, автор реактологии К. Н. Корнилов. “Нет активности, есть только реактивность!“ (слова, принадлежащие самому К. Н. Корнилову и выступившие как девиз реактологических исследований вплоть до самого окончания 20-х годов).

Этот спор, начатый так давно, продолжается и поныне (взять хотя бы взгляды философов экзистенциального направления или необихевиористов в лице Скиннера, выдвинувших концепцию “манипуляции людьми“). Основные позиции в понимании активности оказываются здесь уже заданы, и по ним можно предугадать дальнейшие “ходы“ в решении этой проблемы в пределах все тех же объяснительных схем, какие бы формы последующего обсуждения они ни принимали. За всеми этими взглядами вырисовывается по существу ложная дихотомия: “либо дух, либо тело“; либо источник активности “внутри“ субъекта, либо “вне“ его. Они закономерно породили сомнение в самом существовании феномена активности. Между тем искомое решение состоит, разумеется, не в том, чтобы выбрать, какой путь лучше. Оба хуже! Принцип решения столь остро стоящей проблемы содержался в разработке категории “предметной деятельности“, снимающей как дуализм “духа“ и “тела“, так и дуализм “внешнего“ и “внутреннего“ в природе человека.

На протяжении 30-х годов, в связи с перестройкой психологической науки, обусловленной углубленным изучением марксистской теории и проникновением в концептуальный аппарат психологии идей об активном, незеркальном характере отражения, о происхождении сознания из трудовой деятельности, о роли потребностей в развитии личности, принцип активности в явной или неявной форме становится определяющим для интерпретации важнейших психологических фактов и закономерностей.

С именем Л. С. Выготского связано развитие представлений о культурно-историческом опосредовании высших психических функций. В историко-психологических исследованиях, освещающих взгляды Л. С. Выготского, обычно подчеркивается, что активность выступала для него как обусловленная использованием “психологических орудий“. В целях нашего анализа укажем, что в работах Л. С. Выготского и его сотрудников активность раскрывается также и со стороны становления ее как знаковой, орудийной. С особенной рельефностью этот план представлений об активности выявляется при анализе черт, присущих “инструментальному“ методу, развитому в работах Л. С. Выготского и его сотрудников. Как известно, экспериментальный метод предполагал создание ситуации свободного выбора относительно возможности обращения к “стимулу-средству“ при решении поставленной перед испытуемым задачи. Необходимость использования в деятельности “стимула-средства“ не навязывалась испытуемому извне. Действие со “стимулом-средством“ являлось результатом свободного решения испытуемого. В зависимости от уровня развития субъекта, внешние “стимулы-средства“ выступали существенно по-разному. Они могли как соответствовать, так и не соответствовать возможностям их использования; их Применение могло выступать как во внешней, так и во внутренней форме. “Психологическое орудие“ означало не столько принудительно воздействующее на субъекта начало, сколько точку приложения сил самого индивида, которые как бы “вбирают“ в себя знак. Индивид тем самым рассматривался по существу как активный.

Ни один исследователь проблемы активности не может пройти мимо теории установки Д. Н. Узнадзе. Ядро научных исследований и основной акцент в понятийном осмыслении “установки“ приходятся на указание зависимого характера активности субъекта от имеющейся у него установки, т. е. готовности человека воспринимать мир определенным образом, действовать в том или ином направлении. Активность при этом выступает как направляемая установкой и благодаря установке как устойчивая к возмущающим воздействиям среды. Вместе с тем объективно в психологической интерпретации феномена установки содержится и другой план, определяющийся необходимостью ответа на вопрос о происхождении (“порождении“) установки. Этот аспект проблемы разработан значительно меньше, чем первый.

Основатель теории установки Д. Н. Узнадзе, подчеркивая зависимость направленности поведения от установки, призывал к изучению генезиса последней, и этим — к изучению активности как первичной. Этот призыв не ослаблен, а, наоборот, усилен временем. Трудность, однако, заключается в недостаточности простого постулирования активности как исходного условия для развития психики. Поэтому некоторые современные исследователи в области теории деятельности (А. Г. Асмолов, 1974, 1976), видя в установке механизм стабилизации деятельности, подчеркивают, что установка является моментом, внутренне включенным в саму деятельность, и именно в этом качестве трактуют установку как порождаемую деятельностью. Это положение представляется нам особенно важным для понимания связи активности и установки. При исследовании предметной деятельности субъекта открывается возможность специального разграничения двух слоев движения, представленных в деятельности: один из них структурирован наличными установками, другой первоначально представляет собой совокупность предметно-неоформленных моментов движения, которые как бы заполняют “просвет“ между актуально действующими установками и выходящими за их рамки предметными условиями деятельности. Именно этот, обладающий особой пластичностью слой движения (активность) как бы отливается в форму новых установок субъекта.

Быть может, сейчас более, чем когда-либо, раскрывают свой конструктивный смысл для разработки проблемы активности теоретические взгляды С. Л. Рубинштейна. Ему принадлежит заслуга четкой постановки проблемы соотношения “внешнего“ и “внутреннего“, что сыграло важную роль в формировании психологической мысли. Выдвинутый С. Л. Рубинштейном принцип, согласно которому внешние воздействия вызывают эффект, лишь преломляясь сквозь внутренние условия, противостоял как представлениям о фатальной предопределенности активности со стороны внешних воздействий, так и истолкованию активности как особой силы, не зависящей от взаимодействия субъекта с предметной средой. С данным принципом тесно связаны представления о направленности личности (понятие, которое вошло в обиход научной психологии после опубликования “Основ общей психологии“ в 1940 г.), идея пассивно-активного характера потребностей человека. Еще ближе к обсуждаемой проблеме стоит положение, рассмотренное в последних работах С. Л. Рубинштейна, о выходе личности за рамки ситуации, который мыслился в форме разрешения субъектом проблемной ситуации.

Особый подход к проблеме соотношения “внешнего“ и “внутреннего“ утверждается в работах А. Н. Леонтьева. В книге “Деятельность. Сознание. Личность“ предложена по существу формула активности: “Внутренне (субъект) воздействует через внешнее и этим само себя изменяет“. Потребовалось введение категории деятельности в психологию и вычленение в деятельности особых её единиц, чтобы подготовить почву для постановки вопроса о тех внутренних моментах движения деятельности, которые характеризуют постоянно происходящие переходы и трансформации единиц деятельности и сознания. Это новое родившееся в советской психологии направление исследований позволило с новых позиций подойти к решению некоторых фундаментальных проблем, к числу которых относится и проблема активности как предпосылки и условия движения сознания и деятельности.

Соотношение “активности“ и “деятельности“ — предмет оживленной дискуссии в философской литературе (Е. А. Ануфриев, А. Н. Илиади и Ю. Л. Воробьев, М. С. Каган, В. Ю. Сагатовский, Б. С. Украинцев, Л. В. Хоруц и др.). В этой дискуссии высказываются различные суждения, диапазон которых весьма велик. В ряде этих работ активность то отождествляется с самодвижением материи (тогда деятельность, разумеется, становится лишь частным проявлениям активности), то, наоборот, деятельность рассматривается как своеобразная “субстанция“, тогда как активность выступает её “модусом“.

Каково же действительное соотношение “активности“ и “деятельности“? Введение категории деятельности в психологию привело к перестройке всего концептуального аппарата науки, существенно отразившись на традиционных представлениях об активности субъекта. Впервые в категории “деятельность“ и через нее понятие “активность“ приобретает реальное психологическое звучание.

Исходным для нас является представление об активности как движении, характеризующем деятельность и неотделимом от нее. При этом активным может быть назван не всякий процесс, объективно представленный в деятельности, а лишь такой, само существование которого находится в прямой зависимости от субъекта. Это — процессы инициации (“запуска“) деятельности, ее осуществления, контроля над ее динамикой и т. д. Активность, следовательно, может быть определена как совокупность обусловленных индивидом моментов движения деятельности.

Нет деятельности вне активности и активности вне деятельности. Формулируя это положение, подчеркнем, что последняя трактуется здесь в широком смысле. Под деятельностью подразумевается динамическая связь субъекта с объектами окружающего мира, выступающая в виде необходимого и достаточного условия реализации жизненных отношений субъекта — “молярная единица жизни“ (А. Н. Леонтьев). Могут быть рассмотрены 3 рода соотношений активности и деятельности.

Активность как динамическая образующая деятельности. Рассматривая деятельность в ее становлении, мы с необходимостью должны признать существование таких изменений, вносимых субъектом в систему его отношений с миром, которые выступили бы в виде основы возникающей деятельности. Особенность этих процессов заключается в том, что начало свое они берут в самом субъекте, порождены им, однако форма их всецело определяется независимыми от субъекта предметными отношениями. Активность раскрывается здесь как представленная в движении возможность деятельности. Обусловленное субъектом движение как бы впитывает в себя мир, приобретая формы предметной деятельности. Говоря о порождении психического образа, мы поясняли это на примере движения руки, копирующей форму предмета. Специальные исследования деятельности дают основания считать, что ее мотивы и цели первоначально также рождаются в результате “соприкосновения“ живого человеческого движения и окружающих обстоятельств. Итак, активность — динамическая образующая деятельности в ходе становления ее основных структур.

Активность как динамическая сторона деятельности. Завершение процесса становления деятельности не означает ее эмансипации от активности. Последняя выступает теперь в двояком плане. Прежде всего — как то, в чем обнаруживает себя течение деятельности. В отличие от мотивационных, целевых, орудийных и других отношений, фиксирующих статическую (“структурную“) сторону деятельности, активность характеризует ее динамическую сторону. Активность — движение, в котором реализуются указанные отношения.

Динамическая сторона деятельности (активность) не исчерпывается, однако, лишь процессами течения последней, т. е. такими процессами, в которых развертываются уже накопленные в опыте субъекта (или присвоенные им) структуры деятельности. К явлениям активности следует также отнести и то, что было обозначено А. Н. Леонтьевым как “внутрисистемные переходы“ в деятельности (“сдвиг мотива на цель“, превращение исходной деятельности в действие, реализующее отношения более развитой формы деятельности, и т. п.). В этих переходах осуществляется развитие деятельности.

Активность как расширенное воспроизводство деятельности. В самом общем плане расширенное воспроизводство деятельности может быть определено как процесс обогащения мотивов, целей и средств исходной деятельности, а также психического образа, опосредствующего ее течение. Но что значит “обогащение мотивов, целей, средств и психического образа?“

Речь, очевидно, должна идти не о том, что мотивы, цели, средства и психический образ в системной организации развитой деятельности аналогичны (равносильны, равноценны) исходным мотиву, цели, средствам и психическому образу и попросту расширяют их спектр: развитие деятельности выражается в углублении ее мотивов, возвышении целей, улучшении используемых средств, совершенствовании психического образа. Новые и предшествующие моменты деятельности — несимметричны. Так, новый мотив деятельности как бы вырастает из предшествущего и содержит его в себе в виде необходимой, но не исчерпывающей его части. Следование новому мотиву предполагает реализацию субъектом предшествующего мотива, но вместе с тем удовлетворение потребности, первично инициировавшей поведение, не гарантирует еще возможности реализации нового мотива, возникшего в деятельности. Достижение первоначально принятой цели необходимо, но еще недостаточно для достижения вновь поставленной цели. Решение исходной задачи с применением доказавших свою пригодность средств стимулирует постановку новой задачи, но само по себе еще не дает средств к решению этой задачи. Складывающийся психический образ ситуации не только содержит в себе тот образ, на базе которого регулировалась исходная деятельность, но и превосходит его.

Развитая форма деятельности, таким образом, не только предполагает (подразумевает) возможность реализации основных отношений исходной деятельности, но и означает порождение отношений, выходящих за рамки первоначальных. Новая деятельность содержит в себе исходную, но устраняет присущие ей ограничения и как бы поднимается над ней. Происходит то, что мы определяем как расширенное воспроизводство деятельности.

Процессы, осуществляющие расширенное воспроизводство деятельности, охватывают собой течение последней и характеризуют ее внутреннюю динамику. Поэтому-то и понимание активности как динамической стороны деятельности здесь не утрачивает своей силы, однако принимает новую форму. Зафиксируем ее в следующем определении: активность есть обусловленное индивидом расширенное воспроизводство деятельности.

И, наконец, активность на высшем ее уровне определяется нами как переход предшествующей формы деятельности в высшей точке ее развития к новой форме деятельности. Этот переход иногда выступает в виде “скачка“, знаменующего собой становление существенно новой деятельности.

Итак, активность в системной организации деятельности занимает различное место:

  1. Активность — динамическая “образующая“ деятельности (она обеспечивает опредмечивание потребностей, целеобразование, присвоение “психологических орудий“, формирование установок, становление психического образа и т. д.);
  2. Активность — динамическая сторона деятельности (процессы осуществления деятельности и “внутрисистемные переходы“ в ней — сдвиг мотива на цель и т. д.);
  3. Активность — момент расширенного воспроизводства деятельности (ее мотивов, целей, средств, психического образа, опосредствующего течение деятельности) и — “скачка“ к качественно иным формам деятельности.

Сказанное позволяет следующим образом охарактеризовать связь активности и деятельности в пределах единого определения. Активность есть совокупность обусловленных индивидом моментов движения, обеспечивающих становление, реализацию, развитие и видоизменение деятельности.

Условием определения понятия “активность“ в более специальном значении является разграничение процессов реализации деятельности и процессов движения самой деятельности, ее самоизменения. К процессам осуществления деятельности относятся моменты движения, входящие в состав мотивационных, целевых “единиц“ и операциональных образующих деятельности и переходов между ними. Собственно активность, в отличие от процессов осуществления деятельности, образуют моменты прогрессивного движения самой деятельности (ее становления, развития и видоизменения).

Моменты осуществления деятельности и моменты прогрессивного движения последней выступают как со стороны единого целого. Они группируются вокруг одного и того же предмета, который, согласно А. Н. Леонтьеву, является основной, “конституирующей“ характеристикой деятельности. “При этом предмет деятельности выступает двояко: первично — в своем независимом существовании как подчиняющий себе и преобразующий деятельность субъекта, вторично — как образ предмета, как продукт психического отражения его свойства, которое осуществляется в результате деятельности субъекта и иначе осуществиться не может“. Заметим, что здесь в определении предметности деятельности особо выделен факт первоначальной независимости ее предмета от индивида, реализующего данную деятельность. Может быть, однако, выделен и другой полюс этой первоначальной независимости, а именно: автономия самого индивида от предмета его последующей деятельности. Ведь предмет этот возникает не “вдруг“, а только как результат становления. Так, противостоящая индивиду “вещь“ еще не есть непосредственно предмет его деятельности. Её превращение в “предмет“ опосредствовано особой активностью индивида, осуществляющей акт подобного “опредмечивания“. Точно так же детерминирована самим индивидом динамика форм предметности (превращения предмета из внешней во внутреннюю детерминанту ативности). И, наконец, видоизменение деятельности предполагает момент преодоления ее исходной предметности. Ведь деятельность рассматривается как развивающаяся, выходящая за свои собственные пределы. Но это преодоление не осуществляется автоматически, а требует борьбы с установками, сложившимися в предшествующих предметных условиях. Все эти процессы могут быть объединены единым термином “целеполагание“.

Целеполагание понимается здесь как формирование индивидом предметной основы необходимой ему деятельности: ее мотивов, целей, задач. Понятие “целеполагание“, как можно видеть, шире созвучного ему понятия “целеобразование“. Последнее охватывает процессы постановки субъектом “целей“ в обычном смысле этого слова — как осознанных ориентиров дальнейших действий, в то время как целеполагание будет означать для нас формирование исходной основы будущих проявлений активности, постоянное ядро в переходах: мотив — цель — задача. Соответственно вместо “целеполагания“ мы иногда будем говорить о “постановке субъектом цели“. Но в контексте анализа движения деятельности это будет означать возникновение именно новой целевой перспективы у индивида.

Тогда деятельность можно определить как единство целенаправленной и целеполагающей активности человека, реализующей и развивающей систему его отношений к миру.

Целенаправленность — момент осуществления деятельности, целеполагание — момент движения (собственной динамики) деятельности. Целеполагающая активность должна быть понята как внутренняя характеристика деятельности, как деятельность, выступающая в особом своем аспекте — со стороны собственного становления, развития, видоизменения. Мы называем такой аспект анализа диахроническим. Целенаправленность активности характеризует деятельность уже в другом аспекте ее анализа — синхроническом, а именно, в аспекте осуществления деятельности. Целенаправленная активность реализует наличную потребность индивида, в то время как целеполагающая активность порождает новую его потребность. Диахронический и синхронический аспекты рассмотрения деятельности, представленные процессами целеполагания и целеосуществления, — равноправные, одинаково существенные определения деятельности. Они предполагают друг друга и только в своем единстве характеризуют деятельность. Оба свойства (целеполагание и целенаправленность) не уступают друг другу по своей значимости в общей картине деятельности. С этих позиций попробуем вновь охарактеризовать деятельность, имея в виду обозначеную выше оппозицию обыденных и теоретико-методологических построений.

Ключевые слова: Деятельность, Активность
Источник: Петровский В.А., Психология неадаптивной активности
Материалы по теме
Проявление темперамента в деятельности
Ефимова Н.С., Основы общей психологии
Стиль деятельности и ее эффективность
...
Взаимосвязь психического развития личности и ее основной деятельности
Лабунская В.А., Социальная психология личности в вопросах и ответах, 1999
Соотношение внешней и внутренней форм деятельности
...
Воображение и творческая деятельность
Е. П. Ильин. «Психология творчества, креативности, одаренности» Питер; СПб.; 2009
Эффективность групповой деятельности
Челдышова Н.Б., Шпаргалка по социальной психологии
Методы исследования в психологии активности и поведения
...
Говорение как вид речевой деятельности
Зимняя И.А., Лингвопсихология речевой деятельности
Оставить комментарий