Постоянный интерес социологов вызывает проблема групповой солидарности. До тех пор, пока участники продолжают исполнять экспектации друг друга, сохраняется определенный шаблон деятельности, характеризующий данную группу. Групповые структуры разрушаются, когда достаточная часть индивидов, особенно тех, кто играет ключевые роли, неудовлетворительно исполняет свои обязанности. Даже социальные санкции эффективны только тогда, когда они опираются на согласие. Итак, наш интерес ограничивается одной проблемой: каковы условия, при которых люди продолжают подчиняться конвенциальным нормам, даже когда такой конформизм связан со значительными жертвами и страданиями?
Поверхностные наблюдения показывают, что одно из существенных различий между теми, кто защищает традиционные ценности, и теми, кто стремится к новшествам, лежит в их чувствах по отношению к значимым другим. Индивид, нарушающий нормы, которых он некогда придерживался, — это обычно человек, не отличающийся преданностью тем людям, о ком известно, что они поддерживают существующий порядок. Отсюда следуют две гипотезы. Если у человека сформировались дизъюнктивные чувства по отношению к значимым другим, которые поддерживают status quo, или конъюнктивные чувства по отношению к тем, кто выступает против существующего положения, он будет восприимчив к изменениям и отступится от своих обязанностей, как только возникнет благоприятная возможность. Напротив, если у человека сформировались конъюнктивные чувства по отношению к значимым другим, которые поддерживают status quo, или дизъюнктивные чувства по отношению к тем, кто ищет перемен, он будет болезненно воспринимать нарушения конвенциальных норм и противодействовать изменениям. Исследования в районах трущоб обнаружили, что дети, не являющиеся правонарушителями, удовлетворены чувствами, которыми окружены дома. Они подчиняются родительским экспектациям, даже если это влечет за собой осложнения в их отношениях с некоторыми из своих товарищей. Исследования нарушений начинают сосредоточиваться на двух переменных:
а) степень, до которой групповые нормы поддерживаются значимыми другими, и
б) чувства человека по отношению к этим персонификациям.
Одной из ситуаций, в которых может быть исследована групповая солидарность, является стратифицированное сообщество, где есть возможности вертикальной мобильности. В американском обществе человек стремится уйти из подчиненной страты и расстаться с ее образом жизни. Социальная мобильность предполагает изменение картин мира — перемещение эталонных групп. Для выходцев из этнических меньшинств это означает достижение преимуществ ценой частичной утраты чувства своей личной определенности.
Многие продвигающиеся наверх люди ассимилируются; они приобретают новую систему взглядов на мир. Ассимиляция — это медленный, постепенный процесс, при котором картина мира новичка — иммигранта, рекрута, парвеню — изменяется до тех пор, пока он не усвоит взгляды своего нового окружения. Сначала человек еще живет в своем прежнем социальном мире и смотрит на других людей через этноцентрические очки. Посторонние кажутся непонятными и рассматриваются, по существу, с точки зрения полезности. Хотя контакты не обязательно бывают недружественными, поступки других часто неверно истолковываются и иногда кажутся странными. Со временем новичок начинает интересоваться тем, как его оценивают, ибо от этого зависит уважение, с которым к нему относятся. Вопреки самому себе он начинает бороться за какого-то рода признание в своем новом положении. Поиски более приемлемой позиции в обществе требуют принятия ролей. Человек должен что-то узнать о ценностях, разделяемых там, чтобы понять, как судят о нем другие. Через несколько лет, особенно если его новые контакты приносят удовлетворение, человек организует свой опыт в терминах вновь принятой картины мира. Если контакты с прежними друзьями ограниченны, он начинает смотреть на свою прежнюю группу с точки зрения постороннего и обнаруживает в ней Много недостатков. Поскольку человек включил стандарты более привилегированной страты в систему своих взглядов, то—если не существует определенных барьеров против мобильности — он становится активным участником в новом социальном мире. Некоторые люди даже отрекаются от всех связей с прошлым, утверждая, что они никогда не были его частью. Конечно, ассимилируются полностью далеко не все те, кому удается улучшить свою судьбу. Некоторые пользуются материальными благами, но не изменяют своих стандартов поведения.
В Соединенных Штатах такая драма происходила несчетное число раз, и иммигранты один за другим исчезали в потоке американской жизни. В переходный период вообще утверждаются три типа ориентации. Эталонную группу тех, кто легче ассимилируется, составляют другие американцы. Эти иммигранты становятся ярыми критиками своей бывшей группы. Они пытаются «улучшить» самих себя, подражая, иногда неумеренно, американским обычаям. Существуют, однако, другие, кто отвергает американские ценности. Они подчеркивают свою этническую определенность, осуждают тех, кто ассимилируется, ориентируются на страну своих отцов и делают все, что только могут, чтобы сохранить собственные ценности и символы. Эталонная группа этих людей состоит го тех, с кем они идентифицируют себя на этнической основе; они добиваются статуса в глазах своего собственного «рода». Большинство людей в группах меньшинств находится, однако, между этими крайностями. Подобное расслоение иммигрантов показало, например, изучение итало-американцев в Нью-Хейвене и евреев в Австралии.
Автобиографии тех, кто выбился из низших групп и достиг признания в американском обществе, показывают, что путь к ассимиляции часто начинался с дизъюнктивных чувств по отношению к людям, рассматриваемым как представители своей группы. Иногда возникали конъюнктивные чувства по отношению к симпатичному представителю другого мира — к учителю, секретарю христианской ассоциации молодых людей или директору спортивной площадки, — который становился исповедником ребенка, не встретившего понимания. Одними из первых вступают в смешанный брак те, кто был несчастлив в своей этнической колонии. Именно неудовлетворенные составляют авангард социальных изменений. Ничто, кроме крайних средств, не может их удержать, и они порывают со своей группой, как только замечают благоприятную возможность.
В группах национальных меньшинств защитники старых традиций — это обычно люди, чьи конъюнктивные чувства ограничены кругом соплеменников. Часто у них вырабатываются дизъюнктивные чувства к чужим, даже если последние не доставили им никаких неприятностей. Во всех группах меньшинств распространены рассказы о дискриминации и дурном обращении. Фогт обнаружил, что те, кто сохраняет верность ценностям своего племени, обладают теплыми личными связями с другими индейцами, тогда как ассимилировавшиеся сообщили об утрате удовлетворительных связей внутри группы.
Другой аспект исследований групповой солидарности связан с изучением морального состояния воинских подразделений. Моральное состояние группы проявляется в качестве исполнения, в степени энтузиазма и самоотверженности, с которой выполняются действия. Решающей проверкой является поведение людей в крайне неблагоприятных обстоятельствах. Армии всех стран мира стремятся увековечить память о тех своих подразделениях, которые сражались до конца в явно безнадежных условиях. Этими случаями гордятся потому, что другие подразделения тех же самых армий распадались и убегали, едва лишь возникала слабая опасность. Эти различия в моральном состоянии не могут быть объяснены с точки зрения социальной структуры, ибо все подразделения в данной армии организованы по сходному образцу.
Упорное продолжение коллективного действия объяснялось верой, с которой люди относятся к своему делу, качествами лидеров и даже прирожденными особенностями участников. В последние годы, однако, многие исследователи делают ударение на значении неформальной социальной структуры, представлений, установившихся в различных первичных группах относительно того, сколь многим каждый должен пожертвовать. Охваченный страхом человек может еще более бояться убежать, опасаясь того, что подумают о нем товарищи. Это напоминает замечание Бернарда Шоу, что не существует мужества, есть только гордость. Часто жертвы совершаются только ради товарищей, которые любимы, с чьим мнением считаются. Американские солдаты, которые дезертировали во время второй мировой войны, отличались от других только в одном отношении: они были изолированы, не идентифицировали себя с какой-либо первичной группой в своем взводе. Это были люди, безразличные к взглядам окружающих.
Деморализация, напротив, есть продукт дизъюнктивных чувств. Дезинтеграция группы — это обычно постепенный процесс, предполагающий переопределение значимых других, формирование фракций и эгоцентрические действия. Индивиды становятся подозрительными в отношении мотивов и искренности друг друга. Группа распадается на клики; некоторые ненавидят членов противоположной фракции больше, чем своих явных врагов. Единство может какое-то время поддерживаться системой контроля и противовесов, но установление такого типа аккомодации — это лишь тактичное признание того факта, что участники более не доверяют друг другу. Когда люди начинают понимать, что они не могут рассчитывать на своих друзей, им не остается ничего иного, как надеяться на самих себя.
С признанием важности идеологической войны восприимчивость к «промыванию мозгов» стала для вооруженных сил проблемой значительного интереса. Когда журналистка поинтересовалась прошлым 21 американского солдата, которые отказались репатриироваться после войны, она обнаружила, что единственной общей чертой, которой в Корее они все обладали, была долгая история затруднений в межличностных отношениях. Хотя имелось, несомненно/много других пленных американцев с равно несчастливым прошлым, которые предпочли тем не менее вернуться домой, это сообщение не лишено интереса.
Существуют другие исследования, указывающие на связь между сохранением группы и межличностными отношениями в ней. Во время депрессии многие семьи потеряли значительную часть своего дохода, причем в некоторых из них солидарность возросла, а другие распались. Исследование показало, что там, где межличностные отношения были преимущественно конъюнктивными, существовала тенденция сплотиться и встретить кризис вместе, но там, где преобладающие чувства были дизъюнктивные, участники не могли больше выносить друг друга и в конце концов расставались. Когда чувства дружественны только по видимости, трудности усиливают напряжения: поскольку люди уже насторожены, они находят, что их подозрения подтверждаются, и приписывают друг другу подлые или эгоистические мотивы.
Социальная солидарность основана на готовности участников подчиняться групповым нормам, даже когда это связано с большими жертвами, но большинство людей добровольно отказывается от чего-то только тогда, когда альтернатива еще более болезненна. В неблагоприятной обстановке верность участников конвенциальным или неформальным нормам основывается на преданности индивидам, которые рассматриваются как представители группы.
Лояльность усиливается, когда чувства конъгонктивньг, и слабеет, когда они дизъюнктивны. Люди действуют так, чтобы поддержать свой личный статус, особенно в глазах тех, с кем они считаются. Однако, ненавидя кого-то, они могут умышленно пытаться раздражать этих людей. Влияние дизъюнктивных чувств может быть так же важно, как и конъюнктивных.