Рассмотрение групп как форм объединенного действия людей приводит к одной из центральных проблем социологии. Каждой группе присущ некий шаблон деятельности, который проявляется в согласованных действиях участников. Но ведь каждый индивид физически отделен от других, у каждого есть свои собственные желания и устремления, и обычно нет физической или биологической необходимости, которая заставляла бы его кооперироваться с другими. Если не постулировать существования какого-то коллективного разума — а такой подход ныне отвергается почти всеми социологами, — становится очень трудно объяснить координацию. Как могут независимо мотивируемые индивиды организовать каждый свою линию поведения таким образом, чтобы их вклады соединялись вместе в единое целое?
Существует несколько гипотез. Самая распространенная из них связана с понятием «согласие». Независимо мотивируемые индивиды способны координировать друг с другом свои действия в той степени, в которой между ними существует согласие. Это понятие относится к своего рода взаимопониманию, к наличию у людей общей им всем картины мира. Согласие, однако, не является ни абсолютным, ни статичным. Оно не абсолютно потому, что даже самый близкий из товарищей не в состоянии разделить все внутренние переживания другого, и оно не статично потому, что ориентация каждого человека по отношению к его собственному миру постоянно подвергается какой-то трансформации. Однако, прежде чем установится взаимное приспособление, каждый участник должен что-то знать о других, чтобы с достаточной вероятностью предвидеть, что они будут делать.
В повторяющихся и хорошо организованных ситуациях люди в состоянии действовать совместно и сравнительно легко потому, что они более или менее одинаково представляют себе, как следует поступать каждому участнику. Кооперация облегчается, когда люди считают одно и то же само собой разумеющимся. Мы охотно ожидаем своей очереди в гастрономическом магазине, предполагая, что, когда наступит наш черед, другие не будут нам мешать и тоже подождут. Мы охотно получаем за свою работу листки бумаги, сами по себе не представляющие ценности, предполагая, что деньги впоследствии могут быть обменены на любые товары и услуги. Существуют тысячи таких разделяемых предположений, и общество оказывается возможным именно потому, что люди верят в готовность других людей действовать определенным образом. Согласие относится к тем общим предположениям, которые лежат в основе совместных усилий.
Повседневная жизнь студенческой группы дает хорошие примеры действий, основанных на согласии. Почему группа слушает курс социальной психологии? Одних студентов привел сюда теоретический интерес к предмету изучения; другие обеспокоены своими личными проблемами и надеются, что наука поможет им найти решение; третьим так поступить посоветовал профессор; четвертые пришли потому, что их друзья оказались записанными на этот курс; пятые — потому, что они слышали о веселых анекдотах, которые рассказывает преподаватель; и шестые — потому, что у них оказалось свободное между другими лекциями время. Совместное и целенаправленное действие осуществляется, несмотря на различие намерений, потому, что все участники разделяют определенный минимум общих представлений. Каждый понимает, когда и куда он должен явиться и что в принципе будет делать.
Ему ясно к тому же, как в этом случае нужно вести себя по отношению к профессору и к окружающим. Поэтому большинство студентов прилагает некоторые усилия, чтобы прийти вовремя и подавлять свои агрессивные склонности или желание заснуть. Такие общие представления могут рассматриваться как групповые нормы.
Если студенты осознают, что находятся к конкурентной ситуации, где высокий балл получают только наиболее успевающие, появляются другие нормы, которые, правда, имеют очень небольшое отношение к образованию. В таком случае возникает большая озабоченность справедливым распределением баллов. Считается, что оценка должна быть пропорциональна усилиям, и, следовательно, те, кто слишком ленив в учении, не должны получать высоких оценок. Когда студенты уличают друг друга в пользовании шпаргалкой на экзаменах, некоторые из них выступают против обмана по моральным причинам. Наиболее энергичные упреки, однако, обычно основываются на том, что обманщики несправедливо получают преимущества перед своими товарищами. Аргументы преподавателей, что нечестные студенты причиняют ущерб только самим себе, кажутся крайне неубедительными. Все это показывает, что групповые нормы могут значительно отличаться от официально установленных идеалов. В некоторых ситуациях формально провозглашенные цели значат немногим больше, чем лозунги.
У. Томас давно заметил, что поступки человека зависят от его определения ситуации. Он подчеркивал, что поведение обычно не является реакцией на стимулы среды, но составляет ряд приспособлений к тому, как интерпретируется происходящее. Чтобы ориентировать себя в новой ситуации, человек сначала устанавливает, в чем состоят его собственные интересы, и затем делает все что может, чтобы овладеть обстоятельствами3. Когда существует согласие, участники определяют ситуацию весьма сходно, даже несмотря на то, что каждый из них имеет свою особую точку зрения. Хотя существует разделение труда, каждый индивид представляет себе взаимодействие в целом и, следовательно, тот вклад, который должен быть сделан другими участниками группы. Когда люди разделяют общие представления, они все предъявляют каждому участнику достаточно определенные и сходные между собой экспектации. В результате групповые действия значительно облегчаются.
Насколько поведение может быть организовано посредством групповых норм, видно по тому, как проявляются эмоциональные состояния людей. Хотя эмоции считаются чем-то совершенно спонтанным, на самом деле они обусловливаются представлениями о стандартных ситуациях, в которых действуют определенные нормы эмоционального поведения. Когда встречаются близкие люди, предполагается, что каждый должен быть радостным, независимо от того, что он чувствует на самом деле. На похоронах все обязаны быть грустными, даже если кто-то из осиротевших с ликсванием ожидает оглашения завещания. Когда профессор прилагает усилия поднять настроение аудитории, студентам предъявляются экспектации веселиться, и они, как правило, охотно их исполняют. Приспособление к этим нормам создает доминирующее настроение, которое, подобно атмосфере, окружает коллективы. Каждый участник вносит свой вклад в эту атмосферу в той степени, в какой он проявляет соответствующие эмоциональные реакции, и каждый заражается этим настроением в зависимости от того, насколько оно соответствует его состоянию.
Другая ситуация, где можно проверить утверждение, что совместные действия основываются на согласии, — это контакт различных этнических групп. Описывая расовые отношения в южных районах Соединенных Штатов, Дойль показывает, что в дни рабства, когда статус негров был зафиксирован обычаем и законом, кооперация между людьми двух групп оказывалась достаточно эффективной. Хотя многие негры были недовольны существующим устройством, вопрос об их обязанностях и правах почти не поднимался. Однако после гражданской войны, когда эти нормы были разрушены, возникло значительное напряжение не столько из-за конфликта интересов, сколько из-за неспособности людей понять друг друга. И негры и белые часто чувствовали себя оскорбленными в совершенно безобидных ситуациях. Затем, когда практика дискриминации негров была восстановлена, отношения опять стали стабильными. Следовательно, —таково утверждение Дойля — недоброжелательство или насилие возрастают, когда система этнической стратификации находится в процессе формирования или ломки, в ситуациях, в которых обе стороны не совсем уверены, чего следует ожидать друг от друга. Когда же система господства и эксплуатации хорошо установлена, координированные действия протекают спокойно6. Эту точку зрения подтверждает тот факт, что с 1890 по 1940 год напряжения в отношениях между различными этническими группами были наиболее острыми не на Юге, а в северных городах, где статус негров не столь ясно определен7. Подобные проявления вражды не наблюдались на Юге до второй мировой войны. Будучи призванными на военную службу, многие негры обнаружили, что они не принуждаются более к подчиненному статусу. Частный вывод из этих наблюдений состоит в том, что многие люди, особенно в обездоленных группах, могут публично поддерживать нормы, которые отвергаются ими в частном порядке. Пока они так поступают, координация продолжается относительно легко.
Некоторые приведенные выше иллюстрации могут навести на мысль, будто групповые нормы столь же определены, как прерогативы полисмена и законы, которые он проводит в жизнь. Иногда бывает и так, но во многих случаях понимание их только подразумевается. Люди постоянно взаимодействуют на основе неписаных правил и часто лишь интуитивно избирают подобающее поведение. Некоторые нормы укоренились так глубоко,что, будучи сформулированы, оказываются трудными для понимания. Дети lerico пользуются родным языком, но, став взрослыми, испытывают трудности в изучении его грамматики, хотя последняя — всего лишь систематическое изложение норм лингвистического поведения.
Чем более установились нормы, тем менее вероятно, что люди их сознают. При высоком уровне согласия предположения разделяются до такой степени, что ни у кого и в мыслях не возникает вопросов. В любой группе важно именно то, что считается само собой разумеющимся, что молчаливо и бессознательно принимается всеми. И именно потому, что так много важных норм лишь подразумевается, посторонним часто трудно освоиться в новой для них группе. Европейские интеллигенты, которые переселились в Америку, чтобы избежать преследований нацистов, много читали о принимающей их стране и часто лучше, чем американцы, знали ее историю, законы и обычаи. Однако эти люди обладали «знанием» американской жизни, но не «знакомством» с нею. Они были не способны понять много такого, что любой ребенок, выросший в Соединенных Штатах, чувствует интуитивно. Чтобы познакомиться с такими нормами, необходимо длительное и личное участие в группе.
Большинство норм настолько вошло в жизнь, что мы не осознаем их до тех пор, пока не обнаружится какое-то нарушение или недопонимание. Когда же согласованное действие нарушается, те, кто нарушил нормы, пытаются оправдаться, а другие, напротив, выражают недовольство, настаивая на своих экспектациях. Это наводит на мысль, что иногда истоки обиды и возмущения кроются в том, что участники считают само собой разумеющимся. Лишь когда происходит нечто неожиданное, мы начинаем задумываться о тех предпосылках, которые лежат в основе наших отношений с другими.
Групповые нормы — это не просто способы действия, это подобающие способы. В знакомой обстановке каждый участник интуитивно выбирает соответствующую линию поведения. Всякий раз, когда кто-то поступает неподобающе, возникает ощущение неудобства, будто что-то не на месте Совокупность норм, лежащих в основе различных действий какого-либо коллектива, может рассматриваться как культура данной группы. В социальных науках это понятие используется по-разному. Следуя Редфилду, культуру можно определить как совокупность конвенциальных представлений, проявляющихся в действиях и артефактах, которые характеризуют определенные группы. Говоря о представлениях, проявляющихся в действиях, обычно указывают на те верования и предположения, которые лежат в основе устойчивого и повторяющегося поведения. Говоря о представлениях, проявляющихся в артефактах, указывают, что материальные объекты создаются и используются определенным образом и что их значение зависит не только от физической структуры, но и от того, какой способ их употребления считается подобающим. Любая группа, которая существует достаточно продолжительное время, вырабатывает определенную систему норм, и понятие «культура» будет использоваться для обозначения специфических представлений, разделяемых личностями в специфической группе.
Люди с общим культурным прошлым легко кооперируются между собой, ибо подходят друг к другу с одинаковыми предположениями. Каждый человек ограничивает свои эгоистические интересы и приспосабливается к экспектациям, которые он может без труда приписать другим по отношению к себе. Гибкая координация человеческих существ основывается, следовательно, на самоконтроле.