Представьте, какие чувства вы могли бы испытать в следующих ситуациях:
- Вы оказываетесь в дорожной «пробке», опаздывая на важную встречу.
- Вам предстоит выйти на трибуну и произнести речь перед аудиторией, насчитывающей 200 человек.
- Вы работаете на сборочной линии на шумном заводе, выполняя одну и ту же скучную, рутинную операцию каждые две минуты.
- Вас просят помочь кому-то с психологическим исследованием, о котором вы не имеете никакого представления, и при этом вас просят решить в уме арифметические задачи.
- Вы должны лечь в больницу и подвергнуться серьезной и опасной хирургической операции.
- К вам на Рождество приехали все ваши родственники.
- Ваша супруга, с которой вы прожили 20 лет, только что объявила, что она оставляет вас и уходит к вашему лучшему ДРУГУ.
- Вам приходится каждый день заботиться о старом и немощном родственнике.
Легко представить целый ряд реакций на все эти ситуации. Однако изучение популярной литературы вскоре покажет, что все эти события или переживания (и многие другие) можно охарактеризовать одним словом — «стресс». Вдобавок будет высказана мысль, что если вы относитесь к людям, которые постоянно ожидают самого худшего или обычно требуют от себя очень многого и имеют завышенные ожидания, то вы можете испытывать стресс при очень незначительных внешних воздействиях. В этом заключается одна из основных проблем с понятием стресс. Его может вызвать почти любое событие, а также обстоятельства, носящие хронический характер, такие как плохие производственные или жилищные условия. По-видимому, иногда стресс является почти неизбежным следствием практически всех аспектов современной жизни, однако при этом имеют место огромные и, как правило, необъясненные индивидуальные различия в восприимчивости людей. Кроме того, утверждается, что стресс может проявляться в форме невероятно широкого спектра негативных чувств и вызывать еще более широкий спектр последствий. Например, в одном журнале для женщин говорится, что стресс ведет к:
...привычке грызть ногти, раздражительности, утрате либидо, отчуждению от друзей и семьи, постоянному чувству голода. А затем и к более серьезным симптомам выгорания (burnout): тревоге и депрессии, приступам паники, истощению, высокому кровяному давлению, кожным заболеваниям, бессоннице, сексуальной дисфункции, мигрени, проблемам с кишечником и расстройству менструального цикла. В конечном итоге он может привести к потенциально летальным состояниям, таким как болезнь сердца» (Marie Claire, October, 1994).
Эта цитата иллюстрирует популярное восприятие стресса как патологии, которую нужно лечить. Как реакция на очевидную «эпидемию стресса» в последние 20 лет отмечался рост общественного интереса к этому феномену, а также развитие индустрии, специализирующейся на мгновенных (или не столь быстрых) средствах избавления от стресса современной жизни. К ним относятся медицинские препараты (такие как Prozac), методы психотерапии, альтернативные подходы, например аромо- и смехотерапия, и более радикальные подходы, такие как «уход из общества» и ведение альтернативного образа жизни. Кроме того, на рынок выброшен широкий круг потребительских продуктов, способствующих снятию стресса, включая пенистые ванны, электромассажеры и различные пищевые продукты. Помимо этого имеется большое количество книг по самопомощи, которые стремятся помочь людям самостоятельно «исцелить» себя. Хотя большинство этих книг трактуют стресс как нечто для вас вредное, можно также встретить иной подход, предполагающий, что стресс способен быть позитивным фактором и использоваться для повышения работоспособности.
Фундаментальной проблемой является то, что стресс неоправданно отделяют от таких понятий, как «напряжение», «давление», «требования» и «стрессоры». Иногда это понятие используют для описания чего-то присутствующего во внешней среде (стимула или стрессора), например: «У нее стрессовая работа». В других случаях его используют для описания внутреннего чувства (реакции или напряжения): «Его замучил стресс». Часто подразумевают комбинацию стимула и реакции, например: «Мне нужно слишком много сделать за слишком короткое время, и это вызывает у меня чувство напряжения» (или «моя напряженная работа вызывает у меня стресс»). Однако временами это понятие могут использовать как синоним особого рода давления, например: «Определенный уровень стресса позволяет мне лучше работать», что ведет к вышеуказанной точке зрения, согласно которой стресс может быть позитивным. Термин «эустресс», изобретенный Селье (Selye, 1956), также иногда появляется в популярной литературе, описывая этот вид стресса. В целом подобная путаница в общественном восприятии отражает отсутствие ясности в определениях, характерное для академической литературы.
Академическое использование понятия стресса
Впервые термин «стресс» появился в журнале Psychological Abstracts в 1944 году. Некоторые авторы (например Pollock, 1988) утверждают, что употреблять термин, каким мы его знаем, начали относительно недавно. Поллок полагает, что хотя данный термин использовали на протяжении всего XIX века и связывали в целом с плохим здоровьем, он превратился в официальный только в последние несколько десятилетий. Однако Ньютон (Newton, 1995) не соглашается с тем, что термин имеет недавнее происхождение, обнаружив определения стресса, которые очень близки нашему сегодняшнему пониманию, в Оксфордском словаре английского языка (Oxford English Dictionary), изданном в XVI и XVII веках. Тем не менее, по-видимому, все согласны, что популярность это понятие приобрело начиная со Второй мировой войны (Kugelmann, 1992; Newton, 1995).
Большинство приписывают популяризацию понятия «стресс» Гансу Селье, который в последние 50 лет много писал на тему стресса (обсуждение исторического развития этого понятия см. Newton, 1995). Будучи биологом, Селье рассматривал стресс с физиологических позиций, как неспецифическую реакцию организма на любое предъявляемое к нему требование (Selye, 1993). Под этим он понимал то, что существует типовая реакция на различные виды стрессоров, и он назвал этот набор реакций общим адаптационным синдромом (general adaptation syndrome, GAS). Термин «неспецифическая» относится к тому факту, что типовую реакцию вызывает широкий спектр воздействий или стрессоров, включая такие позитивные факторы, как просто новые события. Селье идентифицировал три стадии GAS, каждая из которых связана с изменениями в нервном и эндокринном функционировании: реакцию тревоги, стадию сопротивляемости и стадию истощения.
Селье назвал воздействия, которые вызывают стрессовую реакцию, стрессорами, подразумевая, что нечто является стрессором, если оно вызывает реакцию стресса (Selye, 1993). Подобные определения критикуют как тавтологические (замкнутые). Идею неспецифичности также подвергали сомнению. Хинкль полагает, что в своих деталях реакции могут быть высоко специфичными. Что касается существования общей адаптационной реакции, то он полагает, что трудно представить себе состояние стресса, которое так уж отличается от любого другого жизнеспособного состояния, поскольку всякая нормальная деятельность требует метаболической активности и адаптации.
Внося еще большую путаницу, сам Селье впоследствии заявлял, что использование им термина «стресс» применительно только к реакции обязано тому факту, что его английский был не настолько хорошим, чтобы провести разграничение между словами «стресс» (stress) и «напряжение» (strain). Хотя сейчас считают, что психологические реакции на стресс отличаются значительно большей сложностью, чем предполагал Селье, его работа оказала огромное влияние на то, что это понятие стало теперь таким популярным.
Современные определения понятия стресса
Постепенное расширение психологических исследований привело к обилию определений, которые далеко не всегда помогали прояснить смысл термина. Более 20 лет назад Касл (Kasl, 1978) составил перечень концепций, от очень специфичных до крайне обобщенных, которые охватывают и стимул, и реакцию. Например, стресс иногда описывали в терминах условий среды, которые рассматривались как стрессовые, либо в терминах «фрустрации или угрозы» (Bonner, 1967), либо предлагались усовершенствованные концепции, включавшие стимул, реакцию и связи между ними. Касл цитирует популярное определение Мак-Грата (McGrath, 1976), который полагает, что стресс — это «(воспринимаемый) существенный дисбаланс между требованием и возможностью прореагировать, в условиях, когда неспособность выполнить требование ведет к важным (воспринимаемым) последствиям». Это разнообразие концепций сохранялось на протяжении многих лет. Йекс, Беер и Роберте просмотрели номера шести крупных журналов по организационной деятельности с 1985 по 1989 год. Каждая статья, в которой появлялись слова «стресс» или «стрессовый», была отнесена к одной из четырех категорий. Употребляемые в 51 статье, эти слова в 41% случаев относились к характеристикам стимула, в 22% — к реакциям, в 25% случаев подразумевались характеристики как стимула, так и реакции, а в оставшихся 14% смысл был неясен.
Независимо от того, относится ли определение стресса к стимулу или к реакции, в исследованиях стресса, включая исследования профессионального стресса, доминирует подход «стимул-реакция» (S-R). Исследования в областях профессиональной деятельности людей, как правило, стремятся соотнести факторы внешней среды (такие как рабочая нагрузка) с конечным результатом (таким как тревога). Часто это предполагает, в лучшем случае, незначительный учет каких-либо деталей этого процесса, не считая включения (таких переменных, как доступность социальной поддержки, которые могут ослаблять связь стрессор — напряжение.
Однако учитывая высокие уровни смертности и заболеваемости во многих неиндустриальных обществах, очень трудно обнаружить какую-то почву для утверждения, что подобный образ жизни является хоть в чем-то менее стрессовых. Эйврилл указывает на улучшение жизненных перспектив в последние несколько столетий. Он полагает, что рассматривая такие факторы, как угроза жизни, быстрые социальные изменения и колебания экономики, трудно обнаружить исторические периоды, менее стрессовые, чем настоящий. Купер (Cooper), в свою очередь, создает образ золотого века, когда жизнь была простой и избавленной от стресса. Фактически, эти конфликтующие взгляды невозможно примирить. Оценка стресса очень сложна, и попытка точного сравнения различных исторических эпох — это, вероятно, задача, лишенная какого бы то ни было смысла.
Поллок описывает одно необычное исследование, в котором была предпринята попытка изучить восприятие стресса. В интервью с людьми, которые переезжали из бедных и перенаселенных кварталов в современные просторные особняки, опрошенные действительно вспоминали о прежней жизни с ностальгией и, как правило, считали, что в современном мире больше стресса.
Жизнь казалась людям более стремительной, шумной, напряженной, чем раньше... Обычно говорилось, что в нынешние дни ни у кого нет времени для других людей.
Участники исследования часто связывали повышение жизненного уровня с «фрагментацией социальных связей и утратой чувства общности». Однако Поллок сообщает о следующих ответах людей на вопрос, что бы они предпочли — нынешний образ жизни или прежнюю жизнь в бедных кварталах:
Почти все говорили, что предпочитают особняки и нынешнее положение вещей — прошлому. Аналогичным образом, люди редко сохраняли тесные семейные связи, которые, очевидно, были характерной особенностью их молодости. Однако, опять же, большинство предпочитало свое нынешнее состояние, как будто, получив шанс быть независимыми от семьи и соседей, большая часть людей была рада им воспользоваться» .
Поскольку осознание стресса — относительно недавнее явление, неудивительно, что мы не можем убедительно продемонстрировать, приводит ли переезд из маленьких сплоченных общин и ослабление влияния расширенной семьи к какому-либо увеличению стресса. Возможно, легче продемонстрировать тенденции в распространенности стресса за последние 20 лет или около того, однако это также проблематично. Оценки распространенности стресса часто фокусируются на производственном стрессе, и в СМИ и научных статьях часто можно найти сообщения о его влиянии на продуктивность труда и невыходы на работу. Однако, учитывая, что термин «стресс» имеет столь много используемых значений, мы не можем особо доверять утверждениям об учащении стресса, пока не удостоверимся, что использовались специфические и измеряемые переменные. Например, как нам интерпретировать подобное заявление: «Каждый год теряется, по меньшей мере, 40 миллионов рабочих дней из-за нервных или иных заболеваний, связанных со стрессом или обостренных им»?
Серьезные попытки оценить заболеваемость, связанную с работой, показывают только то, насколько трудной может быть оценка степени болезни, связанной со стрессом. Например, в недавнем исследовании связанных со стрессом болезней, о которых сообщали сами люди, большое число респондентов сказали, что у них были болезни, вызванные или обостренные стрессом. Можно, однако, предположить, что недавнее учащение болезней, приписываемых влиянию стресса, может быть частично обусловлено повышенным осознанием стресса за последние несколько лет. Поэтому в отчете HSE стресс считался легитимной причиной, только если имелись обоснованные научные доказательства, что стресс мог вызвать болезнь, о которой сообщалось, и если конкретный больной имел возможность узнать, была ли его определенная болезнь вызвана стрессом. В результате самоотчеты о сердечных заболеваниях, вызванных стрессом, не принимались в качестве надежного индикатора той степени данного типа заболеваний, которая связалась со стрессом. Чтобы правильно оценить участие производственных факторов в таких недугах, как сердечные заболевания, необходимы широкомасштабные лонгитюдные исследования, использующие и точно определенные параметры (например, ясно оговоренные показатели рабочей нагрузки), и данные по последствиям, связанным с болезнью. Возможно, еще сложнее оценить то, в какой степени стресс на работе связан с легкими заболеваниями, такими как простуда или грипп. Данные о невыходах на работу могут быть неточными или вымышленными, а причины кратковременного отсутствия (когда не требуется медицинских заключений) неизбежно зависят от самоотчетов людей. На все это могут влиять меняющиеся представления о причинах болезней, освещение СМИ таких вопросов, как производственный стресс, или даже меняющиеся взгляды на то, что является допустимым оправданием отсутствия на работе. Тем самым, очень трудно оценить эффекты стресса на работе. Если мы пытаемся спланировать исследование, которое могло бы выразить в количественной форме уровень стресса вне рабочего места, проблема еще более усложнится. В этом случае количество и разнообразие потенциальных стрессоров намного больше, и у нас нет даже таких ненадежных индикаторов, как прогулы.
Однако имеются определенные данные, согласно которым людям кажется, что в последние годы они испытывают все более высокие уровни стресса, особенно на рабочем месте. Как правило, опросы на рабочем месте приносят сообщения о возрастающем восприятии стресса. Например, менеджеры сообщили об увеличении рабочей нагрузки за годичный период, а представители предприятий утверждали, что их работники испытывают повышенный стресс по сравнению с периодом пятилетней давности (MSF, 1997). Широкомасштабный опрос в Великобритании выявил снижение психологического благополучия (оценивавшегося с помощью шкалы самоотчетов) за годичный период 1991-1992 годов. Беспокойство по поводу низкого уровня благополучия также выражается в профессиональных выборках, если сравнивать их с обычными выборками, хотя повторное исследование в сфере гражданской службы показало, что в течение семилетнего периода уровни жизни в этой выборке оставались постоянными (Jenkins et al., 1996). Исследования, использующие популярный показатель психического благополучия (Опросник общего состояния здоровья, General Health Questionnaire) в различные периоды времени в схожих профессиональных группах, как правило, свидетельствуют о повышенных уровнях симптоматики в последних исследованиях. Имеются также данные, что растет количество невыходов на работу, вызванных сердечнососудистыми заболеваниями и психическими расстройствами (Сох, 1993), но, как полагает Стэнсфилд с коллегами, здесь может быть ряд объяснений. В случае психических расстройств может иметь место либо подлинный рост, либо просто большее признание этих расстройств или готовность сообщать о них, либо, возможно, причина всего лишь в том, что сейчас люди с психическими расстройствами имеют больше возможностей получить работу. Еще один фактор, который может играть здесь роль, — это повышение точности отчетов о показателях невыходов на работу во многих отраслях.
Таким образом, хотя общепризнано, что уровни стресса возрастают, и можно найти данные, содержащие ряд обстоятельных подтверждений этого (по крайней мере, за последние несколько лет), веские доказательства найти на удивление сложно. Культурные изменения, а не подлинное возрастание трудностей жизни, могут вести к тому, что мы замечаем у себя более интенсивные признаки стресса и сообщаем о них. Растущая популярность феномена стресса означает, вероятно, не только то, что признание чувств собственного бессилия перед трудностями теперь считается менее постыдным. Но, как предполагается, это может все больше побуждать нас рассматривать и интерпретировать события и эмоции с точки зрения возрастающего ощущения того, что жизнь полна стрессов.