В результате в 70-80-х гг. связь между модернизацией и развитием была пересмотрена. Переходные процессы стали истолковываться как некий самостоятельный этап развития этих стран с неоднозначными результатами. Считалось, что страны могут идти тремя путями: во-первых, воспроизводить свое состояние, не продвигаясь к целям современности; во-вторых, идти по пути модернизации и, в-третьих, начав с преобразований данного типа, впоследствии свернуть к установлению еще более жесткого политического режима.
В рамках модернизационного процесса любые позитивные изменения социальных, экономических, политических структур, которые проводились независимо от западной демократической модели, стали признаваться формой развития этих государств. Причем сам факт существования традиционных институтов и ценностей политологи уже не рассматривали как препятствие к «модерну». При сохранении приоритета универсальных критериев и целей будущего развития главный упор ученые стали делать на национальную форму их реализации. В силу этого расширилось и число моделей модернизации. Кроме «догоняющей» стали говорить о модернизации «частичной», «форсированной», «рецидивирующей», «тупиковой» и т.д.
Главным фактором, определяющим характер и темпы переходных преобразований, был признан социокультурный фактор, а точнее, тип личности, ее национальный характер, обусловливающий степень восприятия универсальных норм и целей политического развития. Стало общепризнанным считать, что модернизация может осуществиться только при условии изменения ценностных ориентации широких социальных слоев, преодоления кризисов политической культуры общества. Некоторые теоретики (М. Леви, Д. Рюшемейер) даже пытались вывести некий закон глобальной дисгармонии, раскрывающий несовпадение социокультурного характера общества и потребностей его преобразования на основании универсальных целей.
Обобщая условия модернизации различных стран и режимов, многие ученые настаивали на необходимости определенной последовательности преобразований, соблюдения известных правил при их осуществлении. Так, У. Мур и А. Экстайн полагали, что начинать реформирование необходимо с индустриализации общества; К. Гриффин – с реформ в сельском хозяйстве; М. Леви настаивал на интенсивной помощи развитых стран; С. Эйзенштадт – на развитии институтов, которые могли бы учитывать социальные перемены; У. Шрамм считал, что главную роль в данных процессах играют политические коммуникации, транслирующие общие ценности; Б. Хиггинс утверждал, что главное звено модернизации – урбанизация поселений, и т.д.
В более общем виде проблема выбора вариантов и путей модернизации решалась в теоретическом споре либералов и консерваторов. Так, ученые либерального направления (Р. Даль, Г, Алмонд, Л. Пай) полагали, что появление среднего класса и рост образованности населения приводят к серьезным изменениям в природе и организации управления. Это не только кладет предел вмешательству идеологии в регулирование социальных процессов, но и ставит под сомнение эффективность централизованных форм реализации решений, поскольку политически активное население способствует возникновению дополнительных центров властного влияния. В целом же характер и динамика модернизации зависят от открытой конкуренции свободных элит и от степени политической вовлеченности рядовых граждан. Соотношение этих форм, которые должны обязательно присутствовать в политической игре, и обусловливает варианты развития общества и системы власти в переходный период.
В принципе возможны четыре основных варианта развития событий при модернизации:
- при приоритете конкуренции элит над участием рядовых граждан складываются наиболее оптимальные предпосылки для последовательной демократизации общества и осуществления реформ;
- в условиях повышения роли конкуренции элит, но при низкой (и отрицательной) активности основной части населения формируются предпосылки установления авторитарных режимов правления и торможения преобразований;
- доминирование политического участия населения над соревнованием свободных элит (когда активность управляемых опережает профессиональную активность управляющих) способствует нарастанию охлократических тенденций, что может провоцировать ужесточение форм правления и замедление преобразований;
- одновременная минимизация соревновательности элит и политического участия масс ведет к хаосу, дезинтеграции социума и политической системы, что также может провоцировать приход третьей силы и установление диктатуры.
В русле либерального подхода американский политолог Р. Даль выдвинул теорию полиархии, обосновывающую необходимость достижения полиархической формы организации политических порядков протодемократического характера. С одной стороны, она отличалась от демократии некоторыми ограничениями свободы создания организаций, выражения гражданами своих мнений, избирательных прав, содержала сокращенный перечень альтернативных источников информации, не гарантировала проведения честных и свободных выборов, демонстрировала невысокую зависимость государственных институтов от голосов избирателей. В то же время она выступала как более достижимая и реальная модель организации власти, которая, несмотря ни на что, обеспечивала открытое политическое соперничество лидеров и элит, высокую политическую активность населения, создавая тем самым политические условия и предпосылки для осуществления реформ.
Р. Даль выделял семь условий, влияющих на движение стран к полиархии: установление сильной исполнительной власти для проведения социально-экономических преобразований в обществе; последовательность в осуществлении политических реформ; достижение определенного уровня социально-экономического развития, позволяющего производить структурные преобразования в государстве; установление отношений равенства/неравенства, исключающих сильную поляризацию в обществе; наличие субкультурного разнообразия; интенсивная иностранная помощь (международный контроль); демократические убеждения политических активистов и лидеров. При этом Даль подчеркивал, что переход к полиархии должен быть постепенным, эволюционным, должен по возможности избегать резких, скачкообразных движений и создавать предпосылки для того, чтобы правящие элиты последовательно овладевали консенсусными технологиями.
В свою очередь, теоретики консервативной ориентации придерживались иной точки зрения на процесс модернизации. По их мнению, главным источником модернизации является конфликт между «мобилизацией» населения (включающегося в политическую жизнь в результате возникающих противоречий) и «институциализацией» (наличием структур и механизмов, предназначенных для артикуляции и агрегирования интересов граждан). Но коль скоро массы не подготовлены к должному использованию институтов власти, а государство не может оперативно продуцировать механизмы, способные конструктивно трансформировать их энергию, то неосуществимость ожиданий граждан от включения в политику ведет к дестабилизации режима и его коррумпированности. В силу этого модернизация, по словам С. Хантингтона, вызывает «не политическое развитие, а политический упадок».* Иначе говоря, в тех странах, где качественные преобразования экономической и социальной жизни не ложатся на почву демократических традиций, на приверженность населения праву, идею компромисса, любые попытки реформ будут иметь негативные для общества последствия.
Для политики главным показателем развития является стабильность, поэтому для модернизируемых государств необходим «крепкий» политический режим с легитимной правящей партией, способной сдерживать тенденцию к разбалансированию власти. Таким образом, в противоположность идеям укрепления интеграции общества на основе культуры, образования, религии, философии и искусства (К. Дейч), консерваторы делали упор на организованность, порядок, авторитарные методы правления (С. Хантингтон). Именно эти средства приспособления политического режима к изменяющейся обстановке предполагали компетентное политическое руководство, сильную государственную бюрократию, возможность поэтапной структуризации реформ, своевременность начала преобразований и другие необходимые средства и действия, ведущие к позитивным результатам модернизации.
В силу того что авторитарные режимы весьма неоднородны, консерваторы также указывали на наличие альтернативных вариантов модернизации. Так, американский ученый X. Линдц полагал, что, во-первых, авторитарные режимы могут осуществлять частичную либерализацию, связанную с определенным перераспределением власти в пользу оппозиции (полусостязательный авторитаризм), дабы избежать дополнительного социального перенапряжения, но сохранить ведущие рычаги управления в своих руках; во-вторых, авторитарные режимы могут пойти на широкую либерализацию в силу ценностных привязанностей правящих элит; в-третьих, режим правления может развиваться по пути «тупиковой либерализации», при которой жесткое правление сначала заменяется политикой «декомпрессии» (предполагающей диалог с оппозицией, способный ввести недовольство в законное русло), а затем выливается в репрессии против оппозиции и заканчивается установлением еще более жесткой диктатуры, чем прежде. В принципе не исключался и четвертый вариант эволюции авторитарного режима, связанный с революционным развитием событий или военной агрессией других стран, приводящий к непредсказуемым результатам.
Несмотря на подтверждение в ряде стран целесообразности установления авторитарных режимов (например, в Южной Корее, Чили, на Тайване), отрицание демократизации несло в себе серьезную опасность произвола элит. Как показал опыт, в большинстве стран Тропической Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии авторитарное правление устанавливалось без широкого общественного консенсуса относительно целей развития, что сохраняло социальные предпосылки для перерастания переходных режимов в откровенные диктатуры.
В целом сложившийся в тот период опыт преобразований продемонстрировал наличие универсальных норм и требований модернизации, ориентируясь на воплощение которых страны были способны создать те политические, экономические и прочие структуры, которые позволяли им гибко реагировать на вызовы времени, достигать определенного прогресса в своем развитии. К таким целям относились: формирование рыночных и товарно-денежных отношений, увеличение затрат на образование, рост роли науки в рационализации экономических отношений, формирование открытой социальной структуры с неограниченной мобильностью населения, плюралистическая организация власти, соблюдение прав человека, рост политических коммуникаций, консенсусные технологии реализации управленческих решений и т.п. Однако средства, темпы, характер осуществления данных преобразований целиком и полностью зависят от внутренних факторов, национальных и исторических способностей того или иного государства.