Знание особенностей произвольного ухода из жизни детей имеет большое значение для профилактики детских самоубийств и помощи тем, кто, наложив на себя руки, остался жить. При этом появляется возможность решить, в какой степени оправдано перенесение результатов наблюдений за взрослыми и подростками, решившими покончить счеты с жизнью, на детей.
Суицидальные мысли и намерения детей
Почти у третьей части наблюдавшихся нами психически здоровых детей в возрасте от 4,5 до 12 лет с суицидальным поведением появлялись мысли или намерения уйти из жизни. Наиболее частыми высказываниями этих детей были: «Не хочу жить»; «Как же жить?»; «Я никому не нужна». Иногда они сообщали близким людям о своих намерениях такими словами: «Лучше отравиться ядом», «А что, если броситься под машину?». Некоторые даже просят взрослых: «Мама, урони меня в тоннель на рельсы, хочу обломать себе голову».
Самым младшим из них оказался мальчик младше 5 лет. Здесь приводится описание этого случая.
С., 4 года 6 месяцев. Мать — художница, преподавала детям. Родила в 26 лет. Вспыльчивая, впечатлительная. Мальчик желанный.
Роды очень затяжные. У ребенка повреждены шейные позвонки. Принесли матери через 3 ч. «Новорожденный не смотрел и не брал грудь». Матери показалось, что его поза отличалась от позы новорожденного. Она решила, что ребенок ее не любит. Испугалась его поведения. Стало его жалко. Непрестанно «ревела». «Я его достала». Зажимала ему нос, чтобы брал грудь. На 9-й день — диагноз перинатальной энцефалопатии. Диспепсия, начавшаяся в 1 месяц, продолжалась до 6 месяцев. Была дистрофия. Не принимал материнского молока. Психомоторное развитие без особенностей. Первые слова — с 8 месяцев. Фразовая речь — с 1,5 года. Опрятен с 3 месяцев. Однако долгое время спустя после этого мог днем заиграться и обмочиться. На высоте температуры — непроизвольное упускание мочи. Сам пытался есть ложкой с 8-месячного возраста.
В годовалом возрасте обнаружены шумы в сердце, поставили диагноз миокардит. Тогда же заболел обструктивным бронхитом. В связи с почечной недостаточностью в реанимации была остановка сердца. Мать в этот момент пережила возможную смерть ребенка и была «готова повеситься». Мальчик с 1,5 года страдает бронхиальной астмой. В детский сад пошел с 3 лет. Мать в это время работала там же. Перенес скарлатину, ветряную оспу, бронхит. Обнаружили дистрофию сердечной мышцы. Ребенка перестали водить в детсад. Было начато закаливание ледяным душем, купанием в бассейне. Примерно с 2 лет 3 месяцев онанирует днем. В группе детсада кусал детей, воспитательницу, ранее кусал мать. В этот период времени было чувство вины за мастурбацию.
За месяц до обращения начал посещать прогулочную группу. Воспитательница ему понравилась. Сказал ей: «Мне плохо, не хочу жить, никто не понимает, все ругают, сердятся на меня, я решил утонуть». Так как он ходит в бассейн, то его угроза была понятна. Через несколько дней после этого дома за ужином заявил: «Я не хочу быть здесь, не хочу быть с вами, хочу быть в другом доме, с другими родителями». Его волнуют недетские проблемы жизни и смерти. Рассматривая альбом, он спрашивает: «Почему и зачем распят Христос?» Не плачет, когда ударится. Очень серьезен. Стал раздражительнее. Чаще злится, обижается, матери говорит: «Я тебя выброшу, я тебя стукну». «Я маленький птенчик, у меня злая мачеха, она меня била, обижала». Мать жалуется, что сын ее не слышит, не хочет слышать. Он заявляет матери: «Ты этого не знаешь, не учи меня», «Воспитательница лучше». Мать считает, что ребенок не любит ее с рождения. За собой она отмечает необычное качество: она не любит прикосновений к своему телу.
Заключение. Мать желанного ребенка восприняла с разочарованием, он ей, по-видимому, не понравился в силу недостаточной жизнеспособности. Сыграли роль ее сниженное настроение и ослабленное физическое состояние, явившиеся следствием очень затяжных родов. Она же интерпретировала свои чувства так, как будто сын с самого рождения ее не принял, не полюбил.
В дальнейшем очень болезненному и однажды умиравшему ребенку требовалось от матери больше любви и заботы. Однако ребенка пытались устроить в детское учреждение, где он не только заболевал соматически, но и очень скучал. Для изменения своего эмоционального состояния прибегал к онанизму. Дома, как и в детском саду, протестовал против складывавшихся отношений и кусал тех, кем был недоволен. Будучи сыном четы художников, много рисовал с самых малых лет. Цвета, которые он выбирал для своих рисунков, были мрачными, а просматривающиеся сюжеты безрадостными.
Как видно, особенным потрясением для мальчика, почти все время воспитывающегося дома, было желание родителей отдать его в прогулочную группу. Там он признался воспитательнице, сумевшей завоевать у него доверие, что не хочет жить. Он объяснил свое неприятие жизни непониманием родителей и их агрессией против него. Он уточнил, что именно сделает, чтобы прекратить свое существование (утонет). Своим родителям признался в нежелании быть с ними, в стремлении попасть в другой дом и к другим родителям. Был при этом намного серьезнее, чем любой сверстник. Его стали волновать проблемы жизни и смерти. Появилась особенная раздражительность, обидчивость и даже агрессивность в отношении матери. При этом объяснял свое поведение тем, что его обижают.
Суицидальное поведение ребенка может быть объяснено неприятием матерью своего ребенка, оказавшегося таким особенным и трудным. В результате представлений матери о том, что сын ее не любит, она не делала никаких усилий для понимания его душевных потребностей. Она фактически не понимала его индивидуальных особенностей и обделяла его эмоциональным теплом. Таким образом, она невольно создавала препятствия для формирования у сына адекватной привязанности к ней. В итоге эмоциональная значимость матери оказалась сниженной. Ребенку пришлось искать другую фигуру, от которой он мог бы получать необходимые для его развития положительные эмоции. С другой стороны, в связи с таким воспитанием у мальчика не складывались отношения с окружающими взрослыми и детьми. Постоянные разочарования мальчика привели к развитию у него депрессивного состояния. На этом фоне появились мысли о своей ничтожности, отверженности и необходимости ухода из жизни. Психопатологическая оценка этого случая — психогенная депрессия у ребенка с последствиями органического повреждения ЦНС.
Среди обстоятельств, приводящих наблюдавшихся нами детей к мрачным мыслям, наиболее часто встречается утрата эмоциональных привязанностей, объединяющих членов семьи. Свои чувства о родителях в связи с этим они выражали словами: «не любят», «обижают», «не понимают», «чужие».
Кроме того, у многих ребят возникало ярко выраженное болезненное чувство ревности к родителям, главным образом в связи с появлением новых членов семьи: отчима, мачехи, сиблинга. При этом они особенно серьезно страдали, когда в семье рождался сводный брат или сестра.
Тяжелое эмоциональное напряжение, связанное с крайне завышенными требованиями родителей или опекунов, которое испытывали дети, также иногда приводило их к мыслям о невыносимости жизни.
Мысли о нежелании жить у детей нередко связаны с возникающими у них из-за трудностей существования эмоциональными расстройствами. У некоторых детей основой для таких переживаний становятся более или менее типичные депрессии, у других чаще маскирующие их «усталость», «скуку» и другие соматические эквиваленты сниженного настроения. Аффективные реакции, появлявшиеся при глубоких разочарованиях и непереносимых обидах, также вызывали желание покончить с собой.
Истинные причины того, что дети утрачивают присущий им оптимизм и тяготятся жизнью, большей частью связаны с воспитанием в неблагополучных семьях, где они постоянно находятся в атмосфере скандалов, дебошей и пьянства. Значительное число родителей оказываются хроническими алкоголиками или отличаются антисоциальным поведением. При этом они пренебрегают своими материнскими и отцовскими обязанностями, мало заботясь о детях. Отказываясь от них в раннем возрасте, отдавая в детские учреждения, уходя из дома, они создают условия, приводящие к эмоциональной и сенсорной депривации. Иногда причиной суицидальных мыслей и высказываний детей оказываются издевательства и жестокое обращение с ними, а также в их присутствии — с другими членами семьи. В таких случаях дети, страдая от постоянных побоев, надругательств, страха из-за возможного лишения крова, боятся как за собственную жизнь, так и за жизнь своих близких родственников. При таком «воспитании» у детей из-за игнорирования их нужд, лишения всего необходимого (питания, одежды, игрушек) возникали препятствия для нормального эмоционального развития.
Не меньшую опасность для душевного здоровья детей, а вместе с тем и для развития мрачных мыслей даже во внешне благополучных семьях, представляло отвержение их родителями, что случалось, когда между родителями и детьми отсутствовало взаимопонимание и эмоциональный контакт. В таких семьях дети либо почти круглые сутки находились на улице, либо «занятые» родители не находили и минуты на общение со своими сыновьями или дочерьми. Препятствиями для душевного контакта между родителями и детьми были перегруженность заботами о других членах семьи, болезни или другие недуги родителей.
В то же время объяснить суицидальное поведение наших детей только одними, хотя бы и драматическими внешними обстоятельствами невозможно. Описываемые грубые нарушения воспитания препятствовали гармоничному развитию их личностей. Этих пренебрегаемых и отчаявшихся детей объединяет в первую очередь выраженная и неустойчивая эмоциональность. У большей части из них имеет место склонность к аффективным вспышкам, у другой — преобладающая депрессивная окраска восприятия любых проявлений жизни и у третьей — эмоциональная лабильность. Поведение одних детей отличалось вспыльчивостью, агрессивностью, склонностью к разрушениям. Многие из них, стремясь изменить свою невыносимую жизнь, уходили из дома, бродяжничали, примыкали к антисоциальным компаниям, воровали, мошенничали, начинали вдыхать ингалянты и употреблять спиртные напитки. У части детей преобладали другие аффективные расстройства: дистимии, плаксивость, раздражительность, дневные и ночные страхи.
Также не вызывает сомнения, что на формировании их личностей сказалась наследственная отягощенность, характеризующаяся алкоголизмом, аффективной неустойчивостью и даже склонностью к самоубийству их родителей.
В результате депривации, отвержения, а иногда и жестокого обращения в семьях с детьми у половины из них возникли декомпенсации еще не сформировавшихся дисгармоничных детских личностей. У другой половины детей в ответ на неблагоприятные условия жизни в семье развивались достаточно стойкие для детского возраста и относительно типичные депрессивные психогенные реактивные состояния. У одной девочки суицидальные мысли были следствием возникшего в начале пубертатного возраста конфликта гендерной идентичности, связанного с отвержением девочкой соответствующей ее полу женской роли.
Совсем другая причина лежит в основе суицидального поведения детей, заболевших тяжелыми или летальными соматическими болезнями (острым лейкозом, злокачественными новообразованиями и др.). Здесь представлен один из таких случаев.
К., 8 лет. Мать — жесткая, вспыльчивая. Отец — мягкий по характеру, привязан к девочке, страдает язвой желудка. Сестра — 6,5 года, крупнее и физически сильнее. К. очень ревнует к сестре. Из-за ссор вместе играть не могут.
К. от 2-й желанной беременности (после 5-летнего бесплодия). Родилась в длительных родах 8-месячной. Первые 3 месяца питалась только из рожка. Обнаружена перинатальная энцефалопатия. Психомоторное развитие было нормальным. В детском саду с 2 лет, болела ангиной, бронхитом, отитом. Девочка пытливая, способная, инициативная, самостоятельная, возбудимая. Обучалась в школе с 7 лет. Хорошо рисовала, без труда научилась читать и писать. Сверстники ее уважают.
В 7 лет тяжело переживала помещение в больницу по поводу диабета. Затем заболела обструктивным бронхитом. Декомпенсированный диабет осложнился кетоацидозом. Появилась легко возникающая даже от небольших напряжений утомляемость. Сновидения стали устрашающими: «Ночью руки тянутся ко мне». При пробуждении возникали страхи. Боялась рассказываемых сказок. Изменилась в поведении, стала эмоционально неустойчивой, раздражительной, вспыльчивой, злой и агрессивной. Не признавала своих ошибок и вины. Отказывалась от лечебных процедур. Стала хуже учиться. Возник конфликт с учительницей, которая накричала на девочку.
При появлении гипогликемии становится агрессивной даже к матери. Легко, практически без видимого повода ухудшается настроение. Заявляет о нежелании жить. Отказывается от еды и инсулина. Говорит, что хочет избавить родных от мучений с нею.
Обнаружены обменные нарушения миокарда, нестабильность венозного оттока из мозга, худшего слева. На ЭЭГ — диффузные изменения биоэлектрической активности, дизритмия. Истощена. Имеются неврологические симптомы.
Заключение. Причина суицидального поведения (высказывания о нежелании жить, отказы от еды, лечения) девочки из благополучной семьи связана с декомпенсированным диабетом. Однако эта связь не является прямой, даже несмотря на наличие тяжелой соматической (кетоацидоз, истощение и т. д.) и неврологической патологии. Под влиянием диабета возникла тяжелая для девочки психологическая ситуация, состоящая в отрыве от родителей при госпитализации, в болезненном лечении и в целом ряде других неудобств в семье, болезненно переживаемых девочкой. Эти обстоятельства в сочетании с серьезной соматической симптоматикой, требующей особенного внимания и заботы не только медиков, но и родителей, вызвали у девочки депрессию. Она протекает тяжелее из-за имеющихся органических изменений в ЦНС. Именно из-за того, что к психогенным механизмам присоединилась соматогенная патология, тяжесть переживаний для девочки оказалась невыносимой. Толчком для суицидальных высказываний и поведения, по-видимому, послужило ухудшение соматического состояния и сопутствующее переживание при этом страха из-за ощущения беззащитности и отсутствия перспективы. Клинический диагноз: реактивное состояние, осложненное тяжелой соматической симптоматикой (диабет) и поражением ЦНС.
Демонстративные попытки самоубийства
Значительно меньшее число из наблюдавшихся нами детей, воспитывающихся в очень неблагополучных семьях, демонстративно угрожали покончить с собой. Они либо шантажировали родителей тем, что отравятся, зарежутся, утопятся, либо доказывали серьезность своих «намерений», забираясь на перила лестницы на высоком этаже или становясь на подоконник окна. Такое поведение, которое даже в опасных ситуациях не заканчивалось трагически, провоцировалось неспособностью детей справиться со школьной программой, конфликтами и обидами в семье, а также разочарованиями в детских «любовных» отношениях. Однако своеобразие такого поведения определялось не столько трудной ситуацией, сколько особенностями детей, отличающихся истерическими чертами личности.
В одних случаях это были декомпенсации истерических расстройств личности, в других — реактивные состояния у детей с истерическими чертами личности, в третьих — ситуационные реакции. У одного ребенка в связи с тяжелой семейной ситуацией, с его постоянными избиениями и соматическим заболеванием развился истерический психоз.
Покушения детей на свою жизнь
Более половины наблюдавшихся нами детей совершили покушения на свою жизнь. Только случайное постороннее вмешательство или стечение обстоятельств не позволили им завершить задуманное. Более четверти этих детей пытались выброситься из окна, спрыгнуть с крыши или с дерева. Примерно такое же число детей принимали десятки таблеток различных лекарственных средств. Многие душили себя шарфами, полотенцами, подушками или вешались (так, один ребенок повесился на дверной ручке). Остальные бились головой об стенку или резались ножом, бритвой и другими острыми предметами, а также бросались под автомобиль.
П., 9 лет. Двоюродный дядя совершил суицид. Мать — заботливая, чрезмерно опекала ребенка, развелась с отцом ребенка 4 года назад. Мальчик переживал уход отца, был заторможен, суетлив, были необычные высказывания. Лечился около 1,5 месяца. Мальчик встречался с отцом. Отчим относился к ребенку безразлично. В семье живет тетка с дочерью. У мальчика — отдельная комната.
Мальчика от 6-й беременности, протекавшей с пиелонефритом, и вторых родов. От 1-й беременности — уже взрослая сестра. Родился на 26-й неделе, масса — 930 г. 2,5 месяца выхаживали. В 1 год 4 месяца начал ходить. Диагностирована перинатальная энцефалопатия. Обнаружен врожденный порок сердца. В 8 лет — черепно-мозговая травма.
В детсаду удержался недолго, плакал, не отпускал мать. Кусал детей, которые хотели с ним играть. В 5 лет в связи с эмоциональной неустойчивостью обращались к психиатру.
С 7 лет в школе, справлялся с программой. Во 2-м классе перешел на домашнее обучение, так как был неусидчив, срывал занятия, не подчинялся школьному распорядку. За последний год стал угрюмым, агрессивным к кузине. Появились неистовство, озлобленность, негативизм. Обнаруживал необычную жадность. Постоянно возникали аффективные разряды, психомоторное возбуждение. Под ковром держал бритву и шприц. Ссорился с кузиной, когда она брала его вещи. Появились суицидальные высказывания: «Перестало хотеться жить». Заявил, что утопится в пруду. Бился головой о стенку, хотел умереть. Обещал: «Сброшусь с дерева, чтобы убить себя». Душил себя теннисной сеткой.
Заключение. Родился от неблагополучной беременности маловесным, недоношенным ребенком с серьезным пороком сердца. Эмоциональное созревание протекало с отклонениями. Был очень ранимым, сформировалась аффективная вспыльчивость. В дошкольном возрасте появившиеся агрессия и недисциплинированность стали препятствием для нормального общения и посещения детского учреждения. В 5 лет пережил травматическое стрессовое расстройство в связи с расставанием с отцом из-за развода. Так как с отцом иногда встречается, то не может полностью изжить обиду.
В школе удержаться во 2-м классе не смог из-за неуправляемого поведения. Ухудшение, по-видимому, связано с развившимся соперничеством между ним и кузиной, получавшей, по его мнению, несправедливо больше внимания и любви. Диагноз: аффективная взрывчатость у ребенка с органическим повреждением головного мозга.
Суицидальные мысли и намерения у наблюдавшихся детей появлялись на фоне продолжительно сниженного настроения, были стойкими и серьезными. Суицидальные поступки в связи с их настойчивостью, повторением вне зависимости от ситуации, вероятно, можно рассматривать как покушения. Качество и опасность этих покушений отличается от того, что наблюдается у подростков своей кажущейся несерьезностью и «демонстративностью».
Толчком им провоцировавшим покушения на свою жизнь, у этих детей были различные и иногда, с точки зрения взрослого, не слишком серьезные события. Среди провоцирующих ситуаций отмечались плохие оценки, исключение из учебного заведения, оскорбление, ссора с любимым человеком, разбитое окно, замечание или избиение родителями.
Только у двух наблюдавшихся детей мотив для самоубийства казался недостаточно ясным, у подавляющего большинства детей он вытекал из их трудной, а у многих из-за невозможной для нормального существования жизни.
Причин для покушений на суицид у них было более чем достаточно. Практически все воспитывались в семьях с очень неблагоприятным психологическим климатом. В одних случаях они чувствовали себя отверженными из-за большего внимания, которое доставалось другим членам семьи, а иногда даже из-за отказа от них. В других они оказывались под жестким давлением безразличных воспитателей, требовавших от детей невыносимого эмоционального напряжения и/или непосильного физического усилия. Часть из них к тому же подвергалась истязаниям и издевательствам главным образом со стороны пьющих отцов или психически нездоровых родителей обоего пола. Некоторых детей то воспитывали дома, то отдавали, нанося детям душевную травму, в закрытые детские учреждения. Однако и там, и там они чувствовали себя чужими. И даже немногие дети из «благополучных» семей либо в начале своей жизни оказывались в ситуации депривации, либо никогда не чувствовали, что родители заинтересованы в их судьбе.
Почти все дети, совершившие покушение на свою жизнь, были аффективно вспыльчивыми, агрессивными. Около половины из них вместе с другими бродяжничали, воровали, вдыхали ингалянты, пробовали алкогольные напитки. Многие дети в связи с антисоциальным поведением и непосещением школы наказывались родителями, были на учете в милиции. Если одни крайне бурно реагировали на неблагоприятные обстоятельства, то другие были очень чувствительными, впечатлительными, постоянно испытывавшими различные страхи. Они глубоко и долго переживали неприятие, обиды или разочарования.
Таким образом, у большей части детей уже наблюдались признаки расстройства формирующейся личности. С полным основанием можно сказать, что в их формировании принимала участие отягощенная алкоголизмом, самоубийствами и психическими заболеваниями наследственность.
У половины детей, совершивших описанные покушения, было реактивное состояние, у трети распознана декомпенсация расстройств личности, а у пятой части — ситуативная реакция. У одного сенситивного, ответственного и соматически ослабленного ребенка из семьи, отягощенной психическими и неврологическими заболеваниями, под влиянием школьных неудач развился психогенный психоз. Еще у одной девочки, страдавшей ревматизмом, суицидальное поведение возникло по механизму реакции короткого замыкания. Мать и старшая сестра постоянно ее избивали. На фоне жестокого с ней обращения замечание матери из-за случайно разбитого окна привело ее к повешению.
Общие особенности суицидального поведения детей
В связи со сказанным, вряд ли оправданно, как это делается при анализе суицидального поведения взрослых, выделять в детском суицидальном поведении истинные покушения и демонстративные поступки. У детей невозможно убедительно отдифференцировать истинные стремления ухода из жизни от демонстративных попыток, нацеленных на получение преимуществ, льгот или желаемых вещей. В то же время суицидальное поведение детей имеет несколько особенностей.
Во-первых, дети, стремящиеся уйти из жизни, отличаются от других детей, как и от взрослых суицидентов, тем, что воспитывались в условиях, которые помешали им сформировать глубокие привязанности к своим родителям. Это, в свою очередь, воспрепятствовало появлению каких-либо серьезных интересов, которые могли бы удерживать их от суицида. Совершая покушения, они без серьезных сожалений оставляют родителей, братьев, сестер, прародителей. Они были лишены опыта переживания глубоких чувств и не могут представить их у других людей.
Во-вторых, детские суициды в отличие от таковых у взрослых и даже подростков провоцируются незначительными событиями в жизни.
В-третьих, применяемые средства для ухода из жизни не соответствуют выраженности их желания и случайно приводят либо к очень серьезным нарушениям здоровья, либо практически не приносят никакого вреда.
В-четвертых, характер суицидального поведения зависит от степени понимания детьми необратимости смерти.
В-пятых, суицидальное поведение детей определяется констелляцией многих неблагоприятных факторов, из которых самыми важными представляются следующие:
- депривация, отвержение, жестокое обращение в раннем возрасте, приводящие к нарушению формирования привязанности детей к своим родителям;
- семейное воспитание, препятствующее гармоническому формированию детской личности;
- наследственная отягощенность самоубийствами, алкоголизмом и психическими заболеваниями, передающими предрасположенность к нервно-психическим расстройствам и чувствительность к неблагоприятным факторам среды;
- последствия органических поражений головного мозга (черепно-мозговой травмы, менингоэнцефалита);
- хронические соматические заболевания (ревматизм) или неоднократные истощающие болезни;
- переживания физической, умственной или другой имеющейся или воображаемой неполноценности;
- переживание своей незащищенности, бесперспективности, ненужности, опустошенности, являющихся, как правило, эквивалентами депрессивного состояния.