Каждое предложение имеет целостное строение, отличающееся известным единством: именно это смысловое единство, а не механическое совпадение по принципу наибольшей вероятности появления слов лежит в основе порождения фразы.
Есть все основания думать, что основную проблему нужно формулировать иначе. Вместо вопроса о том, как возникают фразы из отдельных слов, необходимо задавать вопрос о том, что приводит в дальнейшем к порождению фразы, выражающей определенную мысль. Следует задаться вопросом: «Не исходит ли высказывание из первичной мысли, или замысла, которые лишь затем превращаются в систему слов, образующих фразу?»
Синтагматическая организация высказывания обязательно включает в свой состав сочетания, по крайней мере из двух слов:
- субъекта (существительного),
- предиката (глагола).
Однако эта синтагматическая организация предложения может быть разной сложности. В самых простых случаях она ограничивается только двумя словами, в других, более сложных случаях эта структура (субъект и предикат) сохраняется, но каждый из компонентов распадается на дополнительные группы. Примером таких более сложных фраз могут быть конструкции типа «Мальчик ударил собаку» или «Девочка пьёт чай», в которых рядом с подлежащим (S) и сказуемым (Р) выделяется еще объект (О), на который направлено действие, и фраза принимает более сложный характер (S- Р- 0). Словесные конструкции могут, как известно, принимать еще более сложные формы, когда каждый из основных составных компонентов фразы может составлять целую сложную группу.
Примером таких более сложных образований могут служить фразы типа: «Большая поляна заросла густой травой», «Красивый олень быстро пробежал по густому лесу», или «Когда я ночью услышал громкий стук в дверь, я очень испугался». Эти более сложно построенные конструкции включают уже не только отдельные элементы (субъект или подлежащее, действие или сказуемое и объект действия или дополнение), но целые группы слов, которые условно обозначаются в современной лингвистике как «группа существительного или подлежащего», «группа глагола или сказуемого». В свою очередь, каждая из них может распадаться на целый ряд подчиненных им дополнительных образований.
Эти сложные синтаксические конструкции имеют четкую грамматическую структуру, характерную для каждого языка (русского, немецкого, английского и т.д.). Этот факт привлек внимание лингвистов и вызвал предположение, что сама по себе грамматическая структура, которую в обычных наблюдениях трудно отделить от влияний, вносимых содержанием фразы, может существовать и независимо от значения входящих в ее состав слов. Так, известный русский лингвист Л.В. Щерба предложил грамматические конструкции, состоящие из одних только искусственных, бессмысленных слов, сохраняя, однако, грамматические формы (порядок слов, суффиксы и флексии), свойственные русскому языку, и показал, что, несмотря на полную бессмысленность каждого входящего в неё слова, общий смысл этой конструкции остается понятным.
На грамматическом анализе фраз, составленных из бессмысленных слов, Л.В. Щерба пытался показать самостоятельность существования грамматических форм русского языка и дать анализ тех формальных закономерностей, которые составляют синтаксис. Та же мысль о самостоятельных законах синтаксических структур имела место в работах известного американского лингвиста Н. Хомского, который внес существенный вклад в учение о грамматических структурах и был одним из основателей современной трансформационной лингвистики.
Прием, использованный Н. Хомским, является одним из способов формального анализа грамматической структуры фраз независимо от их значения; он показал, что с помощью такого приема можно выделить синтаксические структуры, составляющие основную схему фраз. В конструкциях легко угадывается группа подлежащего, группа сказуемого и входящие в их состав подчиненные структуры. Эти закономерные грамматические структуры Н. Хомский обозначил как «поверхностные синтаксические структуры языка», указав, что для каждого языка эти «поверхностные синтаксические структуры» специфичны.
Характерным является не только факт, что число таких «поверхностных синтаксических структур» в каждом языке чрезвычайно велико, но и то обстоятельство, что каждая из них выражается различным образом.
Например, фразу «Николай сомневался в правильности предложенной ему научной гипотезы» можно выразить иным образом: «Николай не был уверен в обоснованности предложенной ему научной гипотезы», или «Николай выражал сомнение в том, что предложенная ему научная гипотеза соответствует фактам» или «Николай не считал, что предложенную ему научную гипотезу можно считать правильной» и т.д.
Приведенные примеры показывают, что одна и та же мысль может быть выражена многими различными предложениями, однако существуют случаи, когда одно и то же предложение имеет различное значение.
Фраза «Мужу изменять нельзя» имеет двойное значение, и в одном случае означает, что «мужу не следует изменять жене», а в другом - что «жена не должна изменять мужу». Подобные фразы являются двузначными, или омонимическими, и для их расшифровки слушающий должен прибегать к соответственным маркерам (выделение слов ударением, применение различных пауз и т.д.).
Согласно гипотезе Н. Хомского, кроме «поверхностных синтаксических структур» (различных для разных языков), существуют «глубинные синтаксические структуры», отражающие общие схемы выражения мысли, число которых сравнительно невелико.
Одновременно Н. Хомский высказал предположение о том, что омонимичность фраз, которые внешне являются идентичными, сводится к тому, что, обладая одинаковой «поверхностной синтаксической структурой», они имеют различную «глубинную структуру».
Н. Хомский разработал метод, позволяющий научно подойти к решению этих вопросов и дать анализ как «глубинных синтаксических структур» языка, так и той роли, которую эти структуры играют в порождении «поверхностных синтаксических структур» языка. Именно поэтому направление работ, начатое по инициативе Н. Хомского, можно в равной мере назвать и «порождающей», и «трансформационной» грамматикой языка.
Путь исследования «глубинных структур языка» и их превращения в «поверхностные структуры», который предложил Н. Хомский, заключался, с одной стороны, в тщательном выделении тех компонентов, которые включены в состав синтаксической структуры. С другой стороны - в описании тех сравнительно ограниченных по числу трансформаций, которые может претерпевать данная конструкция.
Такими трансформациями, описанными Н. Хомским и его единомышленниками Дж. Миллером, М. Бивером, Дж. Фодором, были правила превращения исходного («ядерного») предложения.
Например, предложение: «Петя получил сливу» (положительная, активная форма) - превращается в другое: «Слива получена Петей» (положительная пассивная форма) - или в третье: «Петя не получил сливу» (отрицательная активная форма), или в четвёртое:«Слива не получена Петей» (отрицательная пассивная форма). Или предложение: «Получил Петя сливу?» (вопросительная положительная форма) - превращается в другое предложение: «Получена ли Петей слива?» (вопросительная пассивная форма) и т.д. Наряду с этими допустимыми трансформациями, Н. Хомский описал и грамматически недопустимые предложения. К числу, которых относятся, например, такие, как: «Слива получила Петю», «Получила ли слива Петю?».
Описание этих «ядерных» грамматических структур и немногочисленных законов их трансформаций и составило основу трансформационной лингвистики, которая позволила перейти к научному описанию процесса порождения предложения и объяснить тот факт, как ребенок овладевает основными, многообразными и изменчивыми грамматическими формами языка в короткие сроки.
Однако соотношение «поверхностных» и «глубинных» грамматических структур фразы может быть различным. В некоторых фразах это соотношение «поверхностных» и «глубинных» структур языка является прямым и однозначным, и переход от «поверхностных» грамматических структур фразы к ее «глубинной» структуре не требует никакого труда. Это имеет место, например, в таких простых фразах: «Дом горит» или «Мальчик ударил собаку».
Однако в других фразах это соотношение оказывается уже гораздо более сложным, а иногда даже конфликтным, и переход от «поверхностных» к «глубинным» грамматическим структурам требует специальных усилий, связанных с трансформацией предложенной фразы в другие, подводящие эту фразу ближе к «глубинным» грамматическим структурам.
Особенно отчетливо это может выступать в таких упомянутых выше фразах, которые внешне имеют сходное построение, но в которых их «глубинная» структура оказывается различной. Примером могут служить две фразы, структура которых была подробно исследована Н. Хомским:
- «Петя предложил яблоко»
- «Петя попросил яблоко».
Эти фразы кажутся внешне одинаковыми по своему строению, однако их «глубинные» грамматические структуры глубоко различны.
В первой фразе подлежащее «Петя» обозначает реально действующее лицо. Смысловое строение этой фразы можно обозначить, как движение «слева направо», в то время, как вторая внешне сходная фраза включает новое, прямо не обозначенное в ней лицо и может быть развернута как «Петя попросил, чтобы кто-нибудь дал ему яблоко», что требует ее осмысления, как бы «справа налево» (кто-то даст Пете яблоко, которое тот ожидает).
Различие «глубинной» грамматики можно обнаружить и при анализе фраз, имеющих два различных значения.
Примером может служить такая фраза, как «They are flying planes», которая одинаково может обозначать и «Они летят на самолетах», и «Они (это) - летающие самолеты», или фраза «ТЪеу are hunting lions», которая может иметь два различных смысла: «Они охотятся на львов» или «Они - охотящиеся львы». Во всех этих случаях, где фразы идентичны, различия их значений раскрываются лишь при анализе «глубинных грамматических структур». Таким образом, в приведенных выше примерах формально-грамматического анализа фраз, составленных из искусственных слов, предложенных Л.В. Щербой и Н. Хомским, и в разработанной Н. Хомским «трансформационной» лингвистике был сделан существенный шаг к анализу значения предложений и предпринята новая попытка подойти более глубоко к изучению «грамматических структур».
Указанное направление позволило значительно углубить анализ структуры предложений и создать основу для всестороннего изучения трудностей в порождении и понимании (или в «кодировании» и «декодировании») различно построенных предложений, что было недоступно для ранее разработанной классической (описательной) лингвистики.
В последних работах Дж. Миллеру и его сотрудникам удалось создать целую шкалу конструкций, последовательно приближающихся к правильной грамматике английского языка, которую авторы обозначили как метод «аппроксимации». Этот метод позволяет объединять пары, тройки и более длинные группы слов в конструкции, в разной степени приближающиеся к формализованным грамматическим структурам, что открывает возможности объективного измерения тех различных степеней трудности, которыми характеризуются различные по строению грамматические структуры.