Рост экстремизма отмечается не только в России, но и в мире, причем как исламского, джихадистского толка, так и правого и левого радикального экстремизма. Некоторые эксперты и представители западных спецслужб отмечают, что право- и левоэкстремистские группировки представляют собой даже более серьезную угрозу для безопасности современных государств.
На основании проведенных в психологической науке исследований терроризма можно выделить схожесть между личностными особенностями экстремистов и террористов. Как указывает В. А. Соснин в обзоре, посвященном психологии мотивации террористов-смертников, «сравнительные исследования личности террористов не обнаружили особой личностной психопатологии» (Соснин В. А., 2012). Анализ научной литературы показывает, что мотивации экстремистов и террористов во многом схожи. Ссылаясь на результаты ряда зарубежных исследований мотивации террористов, В. А. Соснин перечисляет некоторые психологические механизмы, характерные для личности террористов, которые в полной мере можно отнести и к личностным особенностям экстремистов. Например, такой психологический механизм, как «эк-стернализация — объяснение своего поведения как зависящего от внешних обстоятельств».
Внешне схожи мотивы деятельности немецкой террористической группы RAF и современных российских экстремистов. Г. Ньюман (см.: Горбунов К. Г., 2012) выделил три мотива, руководивших поведением участников этой организации. Это мотив культурологический — необходимость давать обществу встряску, проливая кровь. Рациональный мотив — экстремистская и террористическая деятельность как единственно возможный инструмент политической борьбы. Наконец, идеологический мотив — террористическая деятельность как механизм регуляции социальных отношений. Интересно, что именно таким образом объясняют себе и другим свою деятельность многие современные российские экстремисты, совершающие акции прямого действия.
Но это, безусловно, лишь внешне декларируемые причины, которые скрывают истинные глубинные психологические особенности экстремистов. Определяя так свою деятельность, экстремисты стремятся выглядеть более привлекательно для себя и для других. Абсолютно верным будет подчеркнуть, что профессиональные экстремисты (как и террористы) нуждаются в наличии внешнего врага, которого можно обвинить во всех окружающих людей проблемах личного и социального плана. Выделенные в ходе проведенных исследований особенности профессиональных экстремистов полностью подтверждают результаты еще раньше проведенного западногерманского исследования социально-психологических характеристик террористов (Соснин В. А., 2012). И для террористов из западногерманской выборки, и для профессиональных экстремистов характерны психологическая зависимость от экстремистской группы, враждебность, подозрительность и агрессивность.
Вместе с тем интересное различие между террористами и экстремистами В. А. Соснин находит в идентичностей сфере. Во многом можно принять тезис Соснина о том, что для террористов скорее характерна негативная идентичность, а для экстремистов — позитивная. Иными словами, если террористы избавляются от своей негативной идентичности, то экстремисты постоянно ищут подтверждение своей позитивной идентичности. Негативная идентичность может включать в себя чувство унижения, психологической травмы и т. д., тогда как позитивная идентичность экстремистов базируется на идентичности созидателя идеального мироустройства. Однако стоит еще раз отметить, что и здесь, в сфере идентичности, грани между террористами и экстремистами весьма призрачны.
К. Г. Горбунов (2012) отмечает, что криминологи относят терроризм к неличностным преступлениям, когда посягательство на жизнь другого человека происходит не из личной ненависти к конкретному индивиду, а только из-за того, что тот или иной человек является представителем группы Других. Действительно, результаты исследования, проведенного среди российских экстремистов, полностью подтверждают этот тезис. Убийства людей совершались ими по принципу принадлежности того или иного человека к дискриминируемой ими группе.
Схожесть наблюдается между экстремистами и террористами и в рамках социализации. Согласно данным Горбунова, психологи, исследовавшие террористов из леворадикальных групп RAF и «красных бригад», установили, что до 25 % участников этих групп потеряли одного или обоих родителей до 14 лет.
Уже было отмечено выше, что одним из центральных источников возникновения и распространения экстремизма в современном мире является кризис идентичности.
Так, говоря о личности террориста, Горбунов подчеркивает: «Недостаточно сформированная (или раздробленная) социально-психологическая идентичность, проявляющаяся на субъективном уровне в чувстве одиночества, неполноценности, незащищенности, побуждает индивидов искать психологическое убежище в сплоченных экстремистских группах, ставящих для себя грандиозные цели изменения несовершенного мира. Принадлежность к такой общности позволяет трансформировать чувство слабости и неполноценности в ощущение силы и значимости» (Горбунов К. Г., 2012, с. 201). С этим высказыванием ученого можно в целом согласиться, но если говорить об экстремизме, необходимо отметить лишь одно: кризис идентичности формирует только один запрос — запрос на упорядоченность окружающего мира.
Еще одна схожесть между психологическими особенностями экстремистов и террористов заключается в узости мышления. Можно утверждать, что картина мира фанатика, экстремиста, террориста одинаково черно-белая, поделенная на «Мы» и «Они». В этой картине мира осуществляется вечная борьба хороших «Мы» с плохими «Они», между которыми конструируется непреодолимая пропасть.
К. Г. Горбунов (там же, с. 212), говоря о личности террористов, пишет, что они не способны взаимодействовать в режиме диалога. Если мнение других расходится с их позицией, то они воспринимают таких людей как врагов. Согласно наблюдениям К. Г. Горбунова, террористы либо выслушивают авторитетное для себя лицо, либо поглощены собственными мыслями, высказываемыми вслух. Все это характерно и для исследованных нами экстремистов. Им, как и террористам, исследованным Горбуновым, присуща ригидность и авторитарность. Еще одна особенность, объединяющая террористов и экстремистов, — схожесть их лексиконов: «Хочу! Дай! Мое! Немедленно здесь и сейчас!» (там же).
Любопытный пример совпадения психологических особенностей террористов и экстремистов — произошедший в СССР 2 ноября 1973 года захват самолета ЯК-40 четырьмя подростками. Целью захвата было желание подростков отправиться в США. Инициатором захвата был 16-летний Владимир Жалнин, студент Московского автомеханического техникума, который подговорил своего 20-летнего приятеля и двух однокурсников к участию в захвате самолета. Примечательно, что один из данной террористической группы хотел улететь в США и бороться там за права индейцев, вероятно насмотревшись популярных в то время вестернов производства ГДР с Гойко Митичем. Во время освобождения заложников студент был убит. Знавшие инициатора захвата самолета люди характеризовали его как серого мышонка. Горбунов пишет, что у таких террористов, как этот студент техникума, «поиск романтики и героики часто сочетается с игровой мотивацией, потребностью в риске, ощущении себя в необычных ситуациях, участии в опасных для жизни операциях».
И. А Кудрявцев и Н. А. Ратинова отмечают, что в рамках изучения личности преступника проводилось огромное количество исследований. В этих исследованиях осуществлялся анализ социально-демографических особенностей преступников, особенностей их социальной адаптации, образа жизни, семьи. Также изучались ценностные ориентации преступников, система их потребностей, уровень притязаний, самооценка и т. д. Однако, как указывают авторы, оказалось, что ни одна из взятых сама по себе особенностей личности не способна отделить преступника от не преступника. Было установлено, что нет одного единственного уникального свойства личности, которое вызывало бы криминальное поведение.
Достаточно интересное исследование организованной преступности провел известный петербургский журналист Е. Вышенков в книге «Крыша» (2011).
В ходе журналистского расследования этого социального явления, он определяет мотивации участников организованных преступных групп 1970-1990-х годов простой формулой: «...Дачка, тачка и собачка». Представителей организованной преступности толкали на совершение противоправных деяний их личные проблемы, лежавшие в экономической плоскости — достижение успеха в обществе связывалось ими исключительно с возможностью быстро и без усилий разбогатеть.
Исполнители преступлений экстремистской и террористической направленности определяют свою противоправную деятельность по-другому. Экономические мотивации хоть и присутствуют в их действиях, но не являются доминирующими, либо глубоко скрыты и не вполне очевидны даже для самих преступников. Экстремисты осознанно идут на совершение противоправных действий, не останавливаясь перед нарушением норм права или общественных норм поведения не ради обладания материальными благами, а ради утверждения той идеологии, которую исповедуют.
Получается парадокс: экстремисты совершают разбойные нападения, однако меркантильно-гедонистичекские мотивации не являются для них доминирующими. Все встает на свои места, если понимать, что ограбление (экспроприация) воспринимается ими как инструмент для финансовой подпитки политической или религиозной борьбы, а не как способ достижения комфортной, «теплой» личной жизни. На квартирах членов экстремистских организаций, проживающих в условиях крайней нужды, часто в ходе обысков обнаруживались значительные денежные суммы, предназначенные именно для ведения политической борьбы. Необходимость как раз такого отношения к материальным благам обосновывается для членов деструктивных, тоталитарных групп их лидерами и авторитетами в различного рода инструкциях или проповедях. Так, в тексте осужденного за серию убийств на националистической почве в Санкт-Петербурге Алексея Воеводина по кличке «СВР» (сделан в России), распространенного в сети Интернет, очень ярко прослеживается именно эта черта. Он пишет: «...всякий раз, когда я надеваю маску и беру в руки оружие, я ощущаю жар огня расовой революции. вектор грабежей и разбоев в качестве средств для террористической деятельности я выбрал правильно. Факт!»
Примечательно, что и члены деструктивных организаций террористической направленности, представители радикального, так называемого салафитского ислама не пренебрегают мелкими преступлениями вроде мошенничества с кредитными картами, подделки документов и т. д. Подобное поведение для правоверного мусульманина является недопустимым, ведь приверженец ислама должен быть для окружающих образцом благочестия. Именно стремление избавиться от нечистого образа жизни, возмущение им мотивировало многих из них присоединиться к салафитскому джихаду. Вместе с тем оказывается, что и здесь мелкие преступления становятся допустимой деятельностью, если направлены на материальную поддержку джихада. Более того, преступная деятельность официально поддерживается фетвами и совместима с такфиром, ибо вставшие на путь джихада члены террористических групп нарушают человеческий закон уже не ради личной выгоды, а на своем пути к Богу. В итоге основные отличия между экстремистами и обычными преступниками лежат в мотивационной сфере. Носитель экстремистского типа личности даже свои сугубо меркантильные интересы рационализирует через призму политической борьбы. Себе и окружающим они могут самый неблаговидный поступок объяснить политической необходимостью.