Согласно позициям советской психологии уже на уровне животных психически отражается не столько сама по себе стимуляция, инициирующая акты отражения и вызывающая субъективные впечатления различной модальности, сколько опыт индивида в отношении воспринимаемой ситуации, открывающий то, как эта стимуляция - способна измениться и какими действиями ее можно изменить. Именно этот опыт, существующий в виде навыков, умений, ожиданий, когнитивных схем и т. п., а не актуализирующие его внешние и внутренние воздействия, является главной детерминантой, определяющей содержание психически регулируемой активности. Каким богатым ни был бы индивидуальный, а также видовой, передаваемый генетически опыт биологического индивида, он ни в каком отношении не может сравниться с беспрерывно накапливающимся опытом всего человечества, являющимся источником и основой развития процессов психического отражения в условиях общества. Присвоение этого опыта отдельным человеком, продолжающееся на протяжении всей жизни, вооружает его уже не только комплексом чувственных представлений о ближайшей среде и возможностях ее непосредственного преобразования, но взаимосвязанной и обобщенной системой знаний о всем мире, скрытых его свойствах, происходящих в нем взаимодействиях и т. п. В советской психологической литературе эта система присваиваемых представлений, в которой неизбежно локализируется и содержательно обогащается все отражаемое, в последние годы стала обобщенно называться «образом мира». Общий тезис, разрабатываемый в этих работах, утверждает, что
«главный вклад в процесс построения образа предмета или ситуации вносят не отдельные чувственные впечатления, а образ мира в целом» (Смирнов, 1981. С. 24).
Важнейшую роль в процессе присвоения человеком опыта социального происхождения, постепенно складывающегося во все более сложный «образ мира», играет язык. Сам язык—его морфология, отражающая принципиальное строение и всеобщие формы объективных взаимоотношений, система взаимосвязанных понятий, обозначающих в действительности иерархию явлений и отношений между ними различной степени обобщенности и др. представляет собой концентрированный продукт общественно-исторического опыта, накапливающий наиболее существенные и отстоявшиеся в широком практическом применении его элементы (см. Выготский, 1982; Леонтьев, 1963; Лурия, 1979). Усвоенный язык—это уже расширенный, целостный и упорядоченный «образ мира», в котором при помощи понятийной идентификации узнаются непосредственно-чувственно отражаемые явления и ситуации. Разумеется, язык не является единственным источником формирования человеческого «образа мира», задавая только своего рода каркас, остов такого образа, который постепен но наполняется более дифференцированным и отточенным содержанием на основе присвоения специаль ных знаний (при помощи того же языка и других знаковых систем), опыта, овеществленного в создан ных человеком предметах и формах действий с ними, передаваемого средствами искусства, и др.
Психическое отражение в результате опосредствования присвоенным социальным опытом приобретает ряд новых качеств. А. Н. Леонтьев по этому поводу писал: «Животные, человек живут в предметном мире, который с самого начала выступает как четырехмерный: он существует в трехмерном пространстве и во времени (движении). ...Возвращаясь к человеку, к сознанию человека, я должен ввести «еще одно понятие — понятие о пятом квазиизмерении, в котором открывается человеку объективный мир. Это—«смысловое поле», система значений». Речь идет о том, что явления, отражаемые человеком, как правило, категоризуются, называются, т. е. идентифицируются не только по чувственным параметрам, но и в системе значений. Это автоматически локализует их в «образе мира», открывая все множество свойственных им особенностей: происхождение, функциональные качества, скрытые связи, дальнейшую судьбу и т. п. Отвечая на вопросы ребенка «Зачем это в каждую черешню кладут косточку?», «Зачем снег на крыше? Ведь по крыше не катаются ни на лыжах, ни в санках?» (Чуковский, 1966. С. 124), взрослый в развернутой форме объясняет то, что при восприятии этих явлений ему открывается сразу как само собой разумеющееся: откуда снег, как он попадает на крыши и др. «Образ мира» ребенка такой информации еще не содержит, тем не менее он уже существует, активно проявляется и наделяет воспринимаемые явления развлекающими взрослого качествами: снег специально для того, чтобы кататься, черешня — чтобы есть и т. п. Таким образом, опосредствованность отражения системой присваиваемых знаний предельно расширяет границы отражаемого содержания, делая их независимыми от параметров реально воспринимаемой ситуации и отодвигая до границ общечеловеческого познания, вернее, до пределов того, что из этого познания известно конкретному человеку. Одно из последствий наличия «квазиизмерения» значений состоит в том, что оно практически снимает ограничения с отражения пространственно-временных измерений действительности. Знакомясь с историей, человек легко переносится в мыслях через века и в любое изображаемое место, с астрономией через чувственно невообразимые отрезки времени и пространства.
Столь же свободно он способен представлять события, возможные в самом отдаленном будущем. Подобных отвлечении от наличной ситуации, хотя и не столь внушительных, требуют и повседневные дела, осуществляя которые человек обычно без заметных усилий контролирует как предшествовавшие приготовления к ним, так и будущие более или менее отдаленные последствия.
И в этом случае пространственно-временные параметры отражаемого содержания определяются не внешней стимуляцией, а «образом мира», вернее, той его частью, которая может быть названа «образом своей жизни». Наряду с изменением физических измерений содержание человеческой психики существенно расширяется также по линии отражения самых различных внутренних соотношений и взаимодействий, обнаруживающихся во всем диапазоне пространственно-временной протяженности. «Квази измерение» значений несомненно следует представлять многомерным, передающим принципиально различные характеристики. объективной действительности: классификационные, атрибутивные, вероятностные, функциональные и т. п. Для понимания изменений в мотивационной сфере человека особенно важен тот качественный скачок, который произошел в отражении причинно-следственных отношений. Основной феномен состоит здесь в том, что любое явление, отражаемое человеком, кроме других более или менее общих характеристик получает, как правило, еще и интерпретацию с точки зрения отношений детерминизма: все существующее отражается как следствие определенных причин, обычно целого разветвленного их комплекса, и в свою очередь как причины ожидаемых изменений.
Стремление к выяснению причинной обусловленности явлений настолько характерно человеку, что можно говорить о присущей ему склонности видеть все в мире непременно детерминированным. Как писал А. И. Герцен,
«людям так свойственно добираться до причины всего, что делается около них, что они лучше любят выдумывать вздорную причину, когда настоящей не знают, чем оставить ее в покое и не заниматься ею».
Это проявляется как в утверждениях ребенка о том, что облака делаются паровозами, ветер — деревьями, так и в заполнении взрослыми белых пятен в познании причинных отношений такими объяснительными конструктами, как судьба, колдовство, космические влияния и т. п. Процессы отражения в условиях наличия упорядоченных представлений об окружающей действительности и своем месте в ней приобретают особенности человеческого сознания, представляющего собой высшую форму отражения. Можно думать, что именно глобальная локализация отражаемых явлений в «образе мира», обеспечивающая автоматизированную рефлексию человеком того, где, когда, что и зачем он можно говорить о присущей ему склонности видеть все в мире непременно детерминированным. Как писал А. И. Герцен,
«людям так свойственно добираться до причины всего, что делается около них, что они лучше любят выдумывать вздорную причину, когда настоящей не знают, чем оставить ее в покое и не заниматься ею».
Это проявляется как в утверждениях ребенка о том, что облака делаются паровозами, ветер—деревьями, так и в заполнении взрослыми белых пятен в познании причинных отношений такими объяснительными конструктами, как судьба, колдовство, космические влияния и т. п. Процессы отражения в условиях наличия упорядоченных представлений об окружающей действительности и своем месте в ней приобретают особенности человеческого сознания, представляющего собой высшую форму отражения.
Можно думать, что именно глобальная локализация отражаемых явлений в «образе мира», обеспечивающая автоматизированную рефлексию человеком того, где, когда, что и зачем он отражает и делает, составляет конкретно-психологическую основу осознанного характера психического отражения у человека. Осознавать—это значит отражать явление «прописанным» в главных системообразующих параметрах «образа мира» и иметь возможность в случае необходимости уточнить его более детальные свойства и связи. Описание и уточнение упомянутых и ряда других особенностей отражения в человеческой психике требуют обозначения процессов их формирования. Отметим наиболее важные в этом отношении положения. Знания и умения, отложившиеся в языке и других формах общественно-исторического опыта, не могут быть переданы человеку непосредственно; для их присвоения он должен быть вовлечен в специально направленную деятельность, определяемую другими людьми или овеществленными продуктами этого опыта и воспроизводящую такие способы преобразования предметного мира (или его знаковых эквивалентов), в результате которых выявляются новые и все более сложные его свойства. Именно деятельность, вступающая в практический контакт с внешней действительностью, деятельностью других людей и ее продуктами, снимает своей формой и составом первую копию с различных образующих предметного мира, которая впоследствии в результате многократного проигрывания, сворачивания и перехода во внутренний план становится основой для психического отражения этих образующих.
Не вдаваясь здесь в детальное обсуждение идеи о деятельностном происхождении человеческой психики, подчеркнем, что она вытекает из заложенной И. М. Сеченовым (1953) рефлекторной концепции психического, объясняющей субъективное отражение внутренним выполнением тех действий, которые сложились в практической деятельности с отражаемыми предметами. Качественные отличия между дочеловеческим и человеческим уровнями психического отражения объясняются не различиями в принципиальном способе формирования этих уровней (поскольку в обоих случаях отражение является свернутым продуктом сложившихся в практике форм активности), а различиями между формирующими эти уровни процессами — поведением животных, испытывающих внешний мир возможностями индивидуального организма, и деятельностью человека, испытывающего этот мир на основе опыта и средствами, накопленными многими поколениями людей. Ряд особенностей психики человека связан с тем, что при присвоении им нового опыта происходит постоянное сокращение изначально развернутых процессов деятельности во все более и более сжатые и автоматизирующиеся ее формы.
Особенно важно, что наряду с исчезновением из деятельности многочисленных повторений, поисковых, пробных или уточняющих действий происходит постепенное сокращение внешне-исполнительных ее элементов, и в итоге субъект получает возможность ее совершения исключительно во внутреннем плане, мысленно. Этот интимнейший в формировании психического и во многих аспектах таинственный феномен «вращивания» содержания деятельности во внутренний план получил название интериоризации: «Интериоризацией называют, как известно, переход, в результате которого внешние по своей форме процессы с внешними же, вещественными предметами преобразуются в процессы, протекающие в умственном плане, в плане сознания; при этом они подвергаются специфической трансформации—обобщаются, вербализуются, сокращаются и, главное, становятся способными к дальнейшему развитию, которое переходит границы возможностей внешней деятельности».
Именно сокращение и интериоризация изначально развернутой деятельности создают возможность присвоения человеком практически неограниченного объема знаний. В более конкретном описании это обеспечивается тем, что нечто, требовавшее на первых этапах овладения полной отдачи и продолжительных усилий субъекта, впоследствии отражается легко и бегло в виде понятий, идей, умений, понимания и других форм человеческого отражения, которым свойственна минимальная выраженность изначально-процессуального и максимальная—результативно-содержательного моментов. В таком итоговом выражении новосформированные элементы опыта могут сравниваться, обобщаться, всевозможно «испытываться» друг другом, т. е. использоваться в дальнейшей активности присвоения уже в качестве ее объекта или средства. Это создает возможность формирования более сложных, обобщенных и опосредствованных «единиц» опыта, которые тоже переходят (после соответствующей отработки и интериоризации) в результативную форму спонтанно понимаемых значений, принципов, идей, используемых в свою очередь для формирования обобщений еще более высокого уровня, и так далее.
Своего рода накопителем для таких многоступенчатых переходов из развернутой в свернутую, из внеш ней во внутреннюю форму деятельности и является индивидуальный «образ мира», представляющий собой конечный упорядоченный продукт присвоения человеком знаний об объективной действительности и себе. Как отмечалось выше, локализованность отражаемых явлений в «образе мира» составляет один из главных признаков сознательного отражения действительности. Данные о развитии способности осознания в онтогенезе свидетельствуют о том, что изначально она тоже проходит стадию развернутого процесса, направляемого взрослым (или затем самим человеком) при помощи вопросов типа: «Что это значит?», «Зачем ты это говоришь?», «К чему это может привести?». Решение таких вопросов, способствующее рефлексии явлений во все более широком контексте отчета о происходящем, как и всякие другие действия при повторении в сходных условиях, сокращается и автоматизируется, и, став своего рода операцией узнавания явлений в системе «образа мира», обеспечивает возникновение феноменов сознательного отражения. Таким образом, деятельностная интерпретация позволяет охарактеризовать сознание с конкретно-психологической стороны как свернутую форму когда-то освоенных действий по локализации отражаемых явлений в «образе мира», как навык идентификации этих явлений в упорядоченной системе знаний. Спонтанность и мгновенность осознания хорошо знакомых явлений создают впечатление полной автоматизированности этого процесса, его независимости от активности субъекта.
Однако это не совсем так. Как известно, не все человеком отражается с одинаково полной развернутостью содержания, характеризующего воспринимаемое явление. Наиболее детально и отчетливо отражается то, что оказывается в «фиксационной точке», «фокусе» психического образа, что воспринимается в качестве «фигуры» на составляющем «периферию» сознания «фоне», иначе говоря, на что направлено внимание субъекта. Способность внимания улучшать качество отражаемого содержания часто рассматривалась наиболее существенной его чертой и выносилась в определения, характеризующие его как «состояние, которое сопровождает более ясное восприятие какого-нибудь психического содержания», «обеспечивает нашему умственному труду лучшие результаты». С. Л. Рубинштейн по этому поводу писал:
«Внимание обычно феноменологически характеризуют избирательной направленностью сознания на определенный предмет, который при этом осознается с особенной ясностью и отчетливостью» (1946. С. 442).
Таким образом, хотя отражение многократно и разносторонне обыгранного и в результате этого прочно освоенного материала в значительной мере автоматизировано и не требует выраженных усилий субъекта, некоторую минимальную активность (в виде направления внимания) он при этом должен обнаружить. Естественно, что в тех случаях, когда степень освоенности знаний недостаточно высока, субъект для их актуализации должен приложить специальные усилия: выяснение того, что профессионалом отражается сразу (например, возможность устранения неполадок в технической системе), от начинающего может потребовать многих часов интенсивной умственной работы.
Вследствие разной степени освоенности опыт социального происхождения в индивидуальной психике представлен неоднородно и наряду со знаниями, актуализирующимися при направлении внимания на некоторое содержание автоматически, существуют менее освоенные знания, извлекаемые в результате произвольных попыток субъекта нечто «вспомнить», проверить, тот ли перед ним случай, и т. п. Это значит, что содержание, реально отражаемое в некоторый момент человеком, зависит не только от освоенного им опыта, касающегося данного содержания, но и от специфики стоящей перед ним задачи, которая определяет, какой именно аспект этого опыта будет им активно извлекаться и отражаться.
Способность человека произвольно управлять процессами отражения, актуализировать и просматривать те аспекты «образа мира», которые необходимы с точки зрения стоящих перед ним задач, представляет собой важнейшую особенность социально развитой психики, благодаря которой он получает возможность полного отвлечения от реально воспринимаемой ситуации и отражения любых необходимых элементов и составляющих присвоенного опыта. Проявляясь во внутренней деятельности, способность произвольной регуляции существенно изменяет протекание «натуральных» психических процессов, составляя одну из самых характерных особенностей так называемых высших психических функций. Мышление как своего рода сводный продукт развития этих функций, как «интегратор интеллекта» осуществляется при помощи, в частности, высших (произвольных) форм внимания, памяти, воображения и состоит в процессе произвольного поиска, актуализации и проигрывания во внутреннем плане опыта, необходимого для решения стоящих перед человеком задач.
Возникновение способности к произвольной регуляции связано с тем обстоятельством, что не только содержание, но и форма деятельности человека определяется ее социальным происхождением—тем, что она осуществляется либо под прямым или опосредствованным (например, письменным текстом) руководством других людей, либо в сотрудничестве с ними с неизбежным учетом их интересов и возможностей, результатов их труда и т. п. Общение как одна из наиболее характерных форм активности человека пронизывает практически всякий род его деятельности, служа не только удовлетворению соответствующей потребности, но и универсальным средством-катализатором формирования психических новообразований. Поэтому взрослый передает свой опыт ребенку не по типу одностороннего перекачивания через деятельность в его «образ мира» все новой информации, а скорее в режиме диалога с этим образом с постоянной экстериоризацией из него в деятельность уже усвоенных знаний и их использованием для формирования более сложных новообразований. Понятно, что необходимые для этого системность и преемственность между отдельными актами формирующей деятельности, вся ее организация могут быть заданы только в общении с другими людьми, предлагающими ребенку на доступном ему языке и в определенном порядке нечто сделать, сопоставить, повторить, «подумать» и т. д. В результате взаимосвязанность и системность приобретает и формирующийся в деятельности «образ мира».
Внешние, заложенные другими людьми способы организации деятельности постепенно осваиваются самим человеком и, став в результате интериоризации внутренними средствами ее регуляции, наделяют новыми качествами формирующееся в ней психическое отражение. Особенно в этом отношении важны последствия того разрыва между мотивацией и действием, который образуется при выполнении деятельности под руководством взрослого вследствие того, что действия направляются не возникающими в ситуации побуждениями, а взрослым, которому мотивация (сотрудничества с ним, игровая, познавательная) как бы передает эту функцию. Освоение навыков, позволяющих действовать независимо от непосредственных побуждений, становится основой для способности человека произвольно регулировать внутреннюю и внешнюю деятельность. Об этом свидетельствуют специальные исследования, показавшие, что способность к произвольной регуляции активности в онтогенезе формируется постепенно: сначала как умение ребенка действовать, подчиняясь речевым командам взрослого, затем—выполняя собственные развернутые команды, и, наконец—согласно свернутым распоряжениям самому себе на уровне внутренней речи. Отметим, что формирование этой особенности психики человека тоже опосредствовано языком—именно речь служит универсальным средством, при помощи которого человек овладевает собственными психическими процессами и поведением.
Вооружение человеческой психики «образом мира» и особенно способность к произвольной актуализации отражаемого в нем содержания способствовали видоизменению и развитию особого внутреннего структурного образования—субъекта. Это образование представляет собой онтологически трудноуловимую, но функционально отчетливо проявляющуюся регулирующую инстанцию, которой в образе открываются, с одной стороны, мотивация в виде побуждений к целям, с другой—условия достижения этих целей, в том числе собственные возможности действия, и самое общее назначена которой состоит в организации их достижения. Речь идет об инстанции, которая У. Джемсом называлась «Я» как «познающим элементом в личности» (1911 С. 164), 3. Фрейдом—«Я», или «это».