Уточним различие между терминами «предложение» и «высказывание». Это понятия очень близкие и одновременно принципиально различные. В основе различия лежит общее противопоставление языка и речи. Язык — средство общения, существующее в сознании целого народа, в этом смысле он — абстракция, его нельзя услышать или увидеть (и даже самое подробное его описание никогда не будет полным). Речь, воплощающаяся в текстах, — реализация языка, она материальна и конкретна. Ее можно произнести, услышать, описать с исчерпывающей полнотой.
Каждая единица языка имеет свое соответствие, своего «представителя» в речи. В частности, предложение как языковая единица синтаксического уровня реализуется в высказывании как речевой единице. Но разница между ними состоит не только в абстрактности/конкретности. Предложения обладают готовой, заданной в нашем сознании внутренней структурой. Они, говоря словами Э. Сепира, «могут служить основой для любых построений, потребных говорящему или пишущему, но сами в закостенелом виде «даны» традицией». Высказывания же — это продукт речетворчества. Они определяются конкретной обстановкой речевого акта и каждый раз создаются заново. Никакого противоречия тут нет.
Жизнь вокруг нас бесконечно многообразна, но в этом многообразии мы постоянно находим сходство, повторяемость. Предположим, мы наблюдаем различные жизненные случаи, которые можно обозначить так:
Отец достает из портфеля апельсины. Котенок выкатил клубок из-под дивана. Кто-то вынул газеты из ящика. Хозяйка выметает мусор из комнаты.
То общее, что объединяет между собой все эти разные примеры, можно назвать «ситуацией извлечения». Определим ее так: «кто-то (субъект) извлекает, перемещает наружу (предикат) — какой-то предмет (объект) из какого-то замкнутого пространства (место)». Обобщающая сила языка позволяет нам «увидеть» все эти случаи одинаково, подвести их под только что описанную типовую ситуацию, выразить в подобных по своему строению высказываниях. Вот этот языковой образец, модель, по которой строятся реальные высказывания, и есть предложение. В каком-то смысле можно утверждать, что «Отец (котенок, кто-то, хозяйка) достает (выкатывает, вынимает, выметает) апельсины (клубок, газеты, мусор) из портфеля (из-под дивана, из ящика, из комнаты)» — это все одно предложение! Только каждый раз, в соответствии с реальной ситуацией и потребностями общения, данная языковая единица выступает в виде того или иного высказывания...
Заметим при этом: каждый из описанных нами жизненных случаев можно было бы представить по-другому, подведя его под иной образец (или иные образцы) — ив результате мы имели бы дело с другими предложениями. Например, вместо: Кто-то вынул газеты из ящика можно было бы сказать: Кто-то освободил (опорожнил, разгрузил) ящик от газет, или Газеты были в ящике, а теперь их там нет, или еще: Кому-то понадобились газеты (из ящика) и т.п. Теперь уже перед нами не просто разные высказывания, это — разные модели, разные предложения.
Итак, содержание предложения как языковой модели составляет типовая (обобщенная) ситуация. В нашем примере это была ситуация извлечения. В других случаях это могут быть ситуации, скажем, движения, состояния, восприятия, преобразования, отождествления и т.п. Не случайно мы обозначаем ситуации, как правило, отглагольными словами: их основу составляют предикаты, т.е. виды отношений, которые наше сознание устанавливает между сущностями. Каждый предикат предопределяет свой состав «участников» ситуации (по-другому, аргументов, или актантов). Предикатам движения свойствен свой состав аргументов, предикатам состояния — свой... Субъект, объект, адресат, инструмент, место и т.д. — это всё «участники» ситуаций. Что же касается внутренней структуры типовой ситуации, то в самом общем виде она сводится к подчинению: «участники» ситуации подчиняются предикату, предикат определяет количество аргументов и их важность (своего рода внутренний порядок, последовательность их появления в сознании).
Предложение как модель, как синтаксический образец минимально: оно включает набор только самых необходимых «участников», но зато уж обойтись без них (если мы хотим точно передать смысл ситуации и при этом построить правильное высказывание) совершенно невозможно. К примеру, «ситуация извлечения» подразумевает наличие трех «участников» (не считая, разумеется, предиката): кто извлекает, что и откуда. Если бы мы попытались сузить круг этих обязательных элементов, то получили бы в речи или неправильное, неграмотное высказывание, или реализацию другой модели, с другим значением. Попробуем «сокращать» приведенный ранее пример: Отец достает из портфеля (так и хочется спросить: что?), Достает из портфеля (кто? что?), Отец достает (что? откуда?), Отец достает апельсины (из чего?)...
Говорящий, конечно, может специально, сознательно не выполнить каких-то синтаксических «обязательств», но тогда это не более чем игра с читателем, своего рода языковое озорство. Например, одно из стихотворений Даниила Харм-са, родоначальника отечественной литературы абсурда, начинается так:
Как-то бабушка махнула, И тотчас же паровоз Детям подал и сказал: Пейте кашу и сундук. Утром дети шли назад, Сели дети на забор И сказали: вороной, Поработай, я не буду...
Вся прелесть этого текста, его поэтическая диковинность в значительной мере основывается на лингвистическом «штукарстве», на опущении обязательных членов предложения. Если бы было сказано: «Как-то бабушка махнула рукой, и тотчас же паровоз детям подал сигнал и сказал: пейте чай, ешьте кашу и не трогайте сундук...» — то все стало бы ясным и правильным, только стихотворение исчезло бы, весь художественный эффект пропал бы...
Но вот допустим, Отец достает из портфеля апельсины образовано по одной модели, Петя пишет письмо другу — по другой, Пенсионер получает пенсию — по третьей, Солнце светит — по четвертой и т.д. Можно ли составить список таких моделей, их полный перечень? Да, такие списки существуют, они, в частности, помогают преподавать язык, особенно иностранцам. Что же касается обычного носителя языка, то у него такой список, можно сказать, содержится в голове, он им пользуется постоянно. Если человек встречает в газете фразу с незнакомыми ему словами, вроде Промоутеры лоббируют хайринг, то для того, чтобы понять ее, ему необходимо не только узнать значения соответствующих слов, но и соотнести фразу с известными ему образцами, вплоть до букварного Мама мыла раму и т.п.
Каждую модель говорящий и слушающий используют в своей речи неограниченное количество раз — данное свойство соответствует свойству воспроизводимости языковых единиц. Естественно, каждый раз предложение заполняется новыми словами, в соответствующих грамматических формах и т.п. — это зависит от отражаемой ситуации. Однако такая свобода лексического, морфологического и иного варьирования предложения создает некоторые проблемы. Обратим внимание на то, что человеку удобно иметь дело с типичными, стандартными представителями явлений (в том числе языковых). Такие образцовые примеры называют прототипами. Наша грамматика, можно сказать, насквозь прототипична. Попросите собеседника назвать любое существительное — и он с легкостью ответит: стол,рука, дом... Но вряд ли он скажет: увлечение, краснота, старт: это не столь типичные существительные, как стол или рука. Так и в синтаксисе. Иногда высказывание так далеко отходит от изначального образца, что не сразу определишь: это еще та же самая модель или уже другая?
Возьмем, к примеру, уже знакомую нам «ситуацию извлечения» (Отец достает из портфеля апельсины). А можно ли сказать, что по той же самой модели образовано высказывание: Буря выгнала медведя из берлоги? Вроде бы да. Но ведь эта фраза означает не 'Непогода переместила медведя из берлоги наружу', а 'Непогода заставила медведя выйти из берлоги' или даже 'Из-за непогоды медведь вылез из берлоги'. Точно так же высказывание Грузовики вывозят людей из города означает не просто 'Грузовики перемещают людей из города', а 'Люди на грузовиках выезжают из города' (а может быть, даже 'Кто-то вывозит людей из города на грузовиках'?)... Получается, что значения слов, «подставляемых» в предложение, должны соответствовать некоторым семантическим условиям — например, обозначать предмет или, наоборот, живое существо и т.д. А они не всегда этим ограничениям следуют. Это приводит к расширению значения модели, а возможно, и к смешению, пересечению ее с другими моделями.
В целом же для предложения как языковой единицы в противоположность высказыванию как единице речевой характерны следующие признаки: а) обобщенность значения, б) минимальность структуры и в) воспроизводимость в речевой деятельности.
Обратившись к высказыванию, следует указать, во-первых, что оно представляет собой реализацию предложения — лексическое, морфологическое и фонетическое его воплощение. Это значит, что предложение заполняется конкретными словами в конкретных грамматических формах, в частности, при этом появляются значения числа, лица, времени, вида и других грамматических категорий. Сравним следующие примеры: Я читаю книгу — Я читаю книги — Он читал книги — Он читал бы книги — Он просмотрел бы газеты и т.д. Это всё разные высказывания, построенные по одной и той же синтаксической модели. Заметим, что в грамматических значениях лица и времени содержатся своего рода координаты отражаемой ситуации, ее место в мире говорящего. А именно: указывается время, когда данная ситуация происходит — в момент речи (это настоящее время), раньше момента речи (прошедшее время) или позже (будущее время). «Привязка» события ко времени может быть и более сложной, например: раньше момента речи, но позже какого-то другого момента... В высказывании обозначается также место ситуации в пространстве: где она происходит, с кем — с самим говорящим (1-е лицо), с его собеседником (2-е лицо) или с кем-то (чем-то), не участвующим в речевом акте (3-е лицо). Данное свойство высказывания — способность отражать место и время описываемой ситуации — называется в лингвистике предикативностью.
Во-вторых, в высказывании воплощается определенное коммуникативное задание: указывается то, ради чего, собственно, говорящий и «затевает» свою деятельность. Это может быть в конкретных случаях просьба, приказание, утверждение, отрицание, предположение, сомнение, вопрос, сожаление и т.д. Одно дело — сказать: Петя вынул руки из карманов, а другое — Петя не вынул рук из карманов. Или: Петя, вынь, пожалуйста, руки из карманов, или: Вроде бы Петя вынул руки из карманов, или: Если бы только Петя вынул руки из карманов...
В-третьих, в высказывании могут происходить разнообразные преобразования по сравнению с исходной моделью (предложением). В частности, в нем могут появиться новые члены — распространители. Сравним возможности развертывания следующих фраз:
Я купил книгу — вчера, интересную, о дельфинах, в букинистическом магазине, в подарок сестре...
Петя пишет письмо другу — заболевший ангиной, подробное, в деревню, о своих городских впечатлениях...
Солнце светит — июльское, немилосердно, прямо в глаза, уже который день...
Это значит, что к отражению типовой, обобщенной ситуации добавляются какие-то детали, подробности, составляющие специфику конкретного речевого акта. При этом отношения подчинения, связывающие между собой элементы предложения (предикат и аргументы, о которых уже шла речь), в высказывании становятся более разнообразными: возникают разные виды связи между словами (согласование, управление, примыкание...). В целом же синтаксическая структура высказывания образует сложную, часто многоуровневую иерархию. И изображать, представлять ее можно разными способами. Например, часто изображают высказывание в виде «корневой системы» дерева: от главного члена предложения вниз отходят цепочки последовательного подчинения и вилки соподчинительных отношений, а наряду с ними во фразе формируются еще и сочинительные связи...
Наконец, в-четвертых, в высказывании сигнализируется, что именно в сообщении является наиболее важным, первостепенным, а что, скорее всего, и без того известно собеседнику. Так, в высказывании Я вчера купил интересную книгу главное — факт покупки книги. А в высказывании Книгу я вчера купил интересную главное — характеристика книги. Перед нами опять-таки разные высказывания, соответствующие одному предложению как синтаксической модели. (Замечу, что подобные смысловые различия можно выразить не только с помощью изменения порядка слов, но и с помощью иных средств, в частности интонации, специальных частиц и т.п., ср.: Я вчера купил ин-те-рес-ную книгу! или Я вчера купил чрезвычайно интересную книгу! и т.п.) Деление высказывания на содержательно не важную, «известную» для собеседников часть (тему) и содержательно «важную», « новостную » часть (рему) называется актуальным членением высказывания.
Не следует думать, что актуальное членение высказывания сводится лишь к расстановке логических акцентов во фразе. Нет, это обязательное условие включения сообщения в диалог или, говоря шире, в общий контекст. Так, фраза Дети в саду является ответом на вопрос (или продолжением разговора на тему): «А где дети?» Высказывание же В саду дети — это, скорее всего, ответ на вопрос: «А кто это там в саду?». Более того, членение сообщения на две различные в коммуникативном отношении части может иметь непосредственные последствия для участников речевого акта. К примеру, высказывание Лекция в зале может быть истолковано как приглашение: Вы на лекцию? Лекция в зале. А высказывание В зале лекция, наоборот, содержит в себе предостережение или даже запрет: Вы в зал? В зале лекция.
Все это иллюстрирует различные прагматические (т.е. имеющие практические следствия для общающихся) аспекты высказывания.