В период 1980-2010-х годов, после «битвы парадигм» 1960-1970-х годов, вновь сменилась рабочая повестка, в результате чего социология стала постмодернистской. Стремление создать наилучшую парадигму, которая заменила бы все прежде созданные теории, было выражением модернистской культуры с ее идеей прогресса. Но к концу 1970-х годов в социологии возобладали постмодернистские тенденции, что в первую очередь выразилось в ослаблении стремления к поиску новой, наилучшей парадигмы социологического знания и в распространении идеи согласования между собой уже существующих альтернативных подходов, а также нового прочтения наследия классиков.
Стремлением к интеграции структуралистских и агентностных, позитивистских и интерпретативных, объективистских и активистских подходов, ранее считавшихся взаимоисключающими, отмечены наиболее значительные теоретические разработки 1980-х годов — теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса, теория структурации Э. Гидденса, конструктивистский структурализм П. Бурдье. Эти интегративные парадигмы на базе релятивизации и увязки разнородных теорий стали «мягкой» формой постмодернизма в социологии, иногда даже вопреки целям самих авторов — как, например, в случае Хабермаса, яростно отрицающего идею постмодерна. Но ироничная логика постмодернизма проявилась в том, что несмотря на популярность, которую приобрели в социологическом сообществе теории Хабермаса, Гидденса, Бурдье, их усилия по интеграции привели лишь к усугублению ситуации муль-типарадигмальности. Прежде созданные парадигмы не утратили влияния, просто к макросоциологическим и микросоциологическим теориям теперь добавились еще и межуровневые или мезосоциологические теории.
Другим проявлением «мягкого» постмодернизма в теоретической социологии явились ренессансы классиков, новое прочтение которых стало трендом благодаря распространению в научном сообществе типично постмодернистской установки на уравнивание значимости «современного» и «архаичного». Ярким проявлением таких устремлений был так называемый веберовский ренессанс. В период с конца 1970-х до конца 1980-х годов новое прочтение идей Макса Вебера (т. е. реинтерпретация), раскрывающее их актуальность, не просто породило большое число научных публикаций, но превратилось в особую разновидность профессиональной деятельности. Под влиянием веберовского ренессанса в конце 1980-х — начале 1990-х годов интенсивному новому прочтению были подвергнуты труды другого классика социологии — Г. Зиммеля. Затем начался ренессанс даже главного объекта критики 1960-х годов Т. Парсонса, чье наследие стало источником вдохновения для неофункционализма. А в последние годы наметилась тенденция ренессанса таких теоретиков, как Г. Тард, чьи идеи уже в период становления классической социологии воспринимались как идущие вразрез с собственно социологической исследовательской повесткой.
Ренессансы классиков и практика построения интегративных теорий на основе обобщающего анализа уже ставших традиционными концепций способствовали фактическому исчезновению в социологии принципиальной разницы между теорией и историей. Изложение теории теперь может сводиться к аналитической истории — связному и сбалансированному рассказу о том, что, когда и кем сделано для развития теоретической социологии. Реинтерпретация позволяет выявить неочевидные логические структуры, лежащие «глубже» авторского уровня анализа, а интеграция этих логических структур в единый упорядоченный концептуальный комплекс позволяет создать общесоциологическую теоретическую систему, логические связи в которой лежат «глубже» привычных расхождений между существующими теориями. Этот подход к теоретизированию хорошо просматривается в серии работ, определивших видение социологами своей дисциплины после дебатов 1960-1970-х годов — это «Социология: мультипарадигмальная наука» (1975) Дж. Ритцера, «Структура социологической теории» (1978) Дж. Тернера, «Социологические дилеммы» (1979) П. Штомпки, «Теоретическая логика в социологии» (1982-1983) Дж. Александера. Здесь наиболее отчетливо проявилась установка «мягкого» постмодернизма на плюрализм и релятивизм — относительную ценность и взаимодополнительность альтернативных теоретикометодологических позиций, легитимацию мультипарадигмальности в социологии. Новый тип теоретической работы, названный Дж. Ритцером метатеоретизированием, с начала 1980-х годов постепенно стал преобладающей формой в социологии, где теперь создается меньше принципиально новых теорий и больше концептуальных схем, по-новому объясняющих сложившуюся теоретическую ситуацию.
Метатеоретизирование в исполнении Ритцера, Александера, Штомпки и др. представило фрагментацию, раздробленность социологии в позитивном свете — как логичную структуру общего «пространства возможностей», где есть исследовательские ниши для сторонников всех социологических школ и направлений. Теперь множество маленьких исследовательских сообществ делают социологию по-разному, но одинаково борются за выживание — за ресурсы для проектов и внимание целевых аудиторий. При этом в область исследований социологов вторгаются носители идей «жесткого» постмодернизма, сторонники модели homo economicus из теории рационального выбора, а также энтузиасты ярких, хотя и простых до примитивизма моделей менеджмента и маркетинга.
Постмодернистская теория, созданная М. Фуко, Ж.-Ф. Лиотаром, Ж. Бо-дрийяром и содержащая идеи «децентрации субъекта», «исчезновения человека», «конца социального» и т. п., подводит к выводам об утрате предмета современных социальных наук и об их симуляционном характере. Простые и эффектные модели «экономического империализма» и комплекса менеджмен-та-маркетинга создают впечатление ненужности многословных и недостаточно практичных дискурсов этих наук. Поэтому в борьбе за существование своей дисциплины социологам приходится производить «цепляющие внимание» целевых аудиторий дискурсы и прибегать к эффективным медиарешениям. В результате возникает еще одна разновидность метатеоретизирования — концептуальные инновации на основе импорта в социологию эвристичных метафор. В последние два десятилетия метафора «сеть» активно внедряется М. Грановеттером, Б. Латуром и М. Кастельсом, метафоры «поток» — А. Аппадураи и Р. Шилдсом, «мобильности» — Дж. Урри, «макдональдизация» — Дж. Ритцером, «травма» — П. Штомпкой и Дж. Александером, «перформанс» — Дж. Александером. И этот ряд примеров попыток радикально сменить базовые теоретические понятия социологии можно продолжить. А среди поисков эффективных медиарешений, позволяющих социологии быть на уровне мульти-медийности и креативности коммуникаций, характерных сейчас для объекта изучения и целевых аудиторий, можно выделить проект визуальной социологии П. Штомпки и идею М. Буравого о развитии в рамках его проекта «публичной социологии» особой медиаполитики социологического сообщества.
Таким образом, в тенденциях эволюции социологии на рубеже XX-XXI вв. (и в теоретических разработках, и в методике исследовательской работы) можно видеть новую рабочую повестку: поддержание конкурентоспособности социологии. Социология сейчас максимально институционализирована, но маловостребованна в современном пространстве производства дискурсов и медийных решений. Социологам нужно генерировать медийные события и развивать коммуникации — информационную связанность — как внутри пространства своей дисциплины, так и в трансдисциплинарных пространствах, где и разворачивается конкуренция за внимание целевых аудиторий.
Интегративные парадигмы, ренессансы классиков, метатеоретизирование в виде рационализации сложившегося положения в теоретической социологии или в виде разработки «решающей» метафоры для изменения такого положения, поиски новых медийных решений для проведения и представления научных исследований — это разные способы достижения одной и той же цели. Необходимо сделать социологию более структурированной и эффективной в ее внутренних и внешних коммуникациях. Это императив в нынешних условиях, когда рост консьюмеризма, виртуализация социальных институтов и упадок социального государства уменьшают численность и степень влияния тех групп и слоев, которые ранее гарантированно были аудиторией, заинтересованной в социологии.
В специфических условиях России развитие социологии на рубеже XX и XXI вв. также приобрело постмодернистский характер. В период перестройки, гласности и рыночных реформ (середина 1980-х — начало 1990-х годов) развитие социологии приобрело характер экспансии. В рамках Академии наук наряду с Институтом социологии1 были организованы Институт социально-экономических проблем народонаселения (1988) и Институт социально-политических исследований (1991), открыт филиал Института социологии в Ленинграде (1989). В 1990-х годах было создано множество негосударственных научно-исследовательских институтов, часть из которых оказалась нежизнеспособным плодом амбиций их основателей, но некоторые — как, например, «Центр независимых социологических исследований» в Санкт-Петербурге — успешно работают и сейчас.
В условиях реформ возник спрос на прикладные исследования, и социологи начали организовывать коммерческие исследовательские фирмы. От созданного в 1987 г. по распоряжению властей Всесоюзного центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) стали отделяться группы исследователей, основывавших собственные фирмы: РОМИР, СНИЦ, Vox Populi, Фонд «Общественное мнение» и т. д. В середине 1990-х годов процесс развития прикладных исследований на стыке социологии, маркетинга и политического консалтинга приобрел массовый характер — количество ежегодно создаваемых организаций исчислялось сотнями.
Такой интенсивный рост индустрии прикладных исследований во многом определялся экспансией социологического образования и появлением на рынке труда первых генераций дипломированных социологов. Первые факультеты социологии были открыты в 1989 г. в Московском и Ленинградском университетах. На протяжении 1990-х годов число факультетов и отделений, выдающих диплом социолога, в России достигло пятидесяти.
В 1990-х годах в дополнение к журналу «Социологические исследования» и в качестве конкурентов ему были созданы новые специализированные издания: «Социологический журнал», «Социология 4М», «Вопросы социологии», «Журнал социологии и социальной антропологии» и др. После распада СССР в декабре 1991 г. прекратила существование и Советская социологическая ассоциация, и в России возникли сразу четыре конкурирующие ассоциации. Наиболее амбициозные представители социологического истеблишмента возглавили «собственные» ассоциации: В. Ядов — Российское общество социологов, Г. Осипов — Всероссийское научное общество социологов и демографов, А. Здравомыслов — Профессиональную социологическую ассоциацию, А. Бороноев — Социологическое общество имени Максима Ковалевского, а в 2000-х годах к ним добавилась Российская социологическая ассоциация под председательством В. Добренькова.
Но институциональная экспансия социологии парадоксальным образом сопровождалась снижением востребованности этой науки в сферах бизнеса и политики. Концептуально социология проигрывала в конкуренции с экономикой, маркетингом, менеджментом. В такой ситуации отечественные исследователи подхватили возникший за рубежом дискурс «кризиса социологии» и начали практиковать метатеоретизирование. Одних эта интеллектуальная практика приводит к затяжным дебатам вокруг эпатажно звучащего тезиса А. Филиппова о том, что «в России теоретической социологии нет». Другие — как, например, В. Ядов — пытаются адаптировать к российской почве идею мультипарадигмальности. Есть и те, кто стремится внести свой вклад в метатеоретизирование, разрабатывая «решающие» метафоры в виде концепций виртуализации (Д. Иванов), играизации (С. Кравченко) и т. п. Таким образом, российская социология и институционально, и концептуально находится на том же этапе эволюции, что международное научное сообщество в целом.
Как показывает анализ, в результате прохождения описанных выше пяти этапов эволюции в социологии появились пять характерных способов теоретизирования:
- проекты создания социальной науки заново на базе авторского открытия универсального закона мироустройства и развития;
- организация дефиниций в дисциплинарную матрицу, задающую правила изучения социального и типологии социального;
- установление объективного порядка — создание концептуальных моделей социальных систем;
- концептуальное «восстание» во имя субъекта — разработка моделей социальных действий;
- метатеоретизирование — переформатирование и перезагрузка социологии с новым дизайном интерфейса.
Таким образом, создавать интеллектуальный продукт, который будет вкладом в теоретическую социологию, сейчас можно разными способами. Каждый из пяти типов теоретизирования был доминантным в свое время, но на современном этапе эволюции социологии доминантным является метатеоретизирование. Реликты — «живые ископаемые» — можно встретить в теоретической социологии и сегодня. По-прежнему находятся энтузиасты, декларирующие новые целостные парадигмы — большие теории и гуманистические «повороты», или фундаментально переосмысливающие предмет и метод социологии, или даже предлагающие сформулированные ими законы мироустройства положить в основу науки об обществе. Однако такими работами всё труднее всерьез заинтересовать профессиональное сообщество, и особенно новое поколение исследователей, хорошо знакомое с подобными образцами теоретизирования у классиков двух прошлых столетий. Основное внимание профессионального сообщества и интеллектуальные силы его лидеров теперь сосредоточены на метатеоретизировании, прочерчивающем новые конфигурации уже известных теорий или траектории перспективного теоретизирования.
Метатеоретизирование столь востребовано сейчас, потому что является движущей силой эволюции социологии, которая в последние годы смещает теоретический фокус данной науки с разделительной линии «позитивизм — конструктивизм», определявшей характер теоретико-методологической работы с 1960-х годов. Позитивизм и конструктивизм предполагают два принципиально разных режима существования социальной реальности: объективность институтов, фактичность структур и интерсубъективность порядков интеракции, социальную конструктивность агентности соответственно. Выбор между объективностью и интерсубъективностью социальной реальности определял исследовательскую позицию и стратегию. Всё классическое наследие и все актуальные работы встраивались в эту конфигурацию. Противостоящие позиции Дюркгейма с его концепцией социального факта и Вебера с его концепцией смысла действий, структурализма и конструктивизма, «ко-личественников» и «качественников», — иначе говоря, «первой» и «второй» социологий в терминах П. Штомпки — обозначали рамки того поля, в котором исследователям нужно было позиционировать собственные варианты решения познавательных задач.
В 1960-1970-х годах конструктивизм был протестным движением в теории и методологии, но сейчас он — скорее консервативная позиция, ограничивающая развитие социологии. Поэтому в поиске новых и эффективных познавательных стратегий и решений продвинутые социологи обращаются к альтернативным режимам существования социальной реальности. Например, Б. Латур под лозунгом «назад — к вещам!» создал теорию, в которой режим существования социальной реальности — интеробъективность сетей, являющихся одновременно и социально-материальными структурами, объединяющими людей и вещи, и формами агентности, превращающими и тех и других в «актантов». Однако в поисках новой объектности концепция сети оказалась лишь частью решения. Сеть дает фиксацию отношений, но не отслеживание процессов. Она, с характеризующими ее узлами и связями, скорее является инфраструктурой исследуемых процессов, а не собственно процессами. Эту концептуальную недостаточность метафоры сети Латур осознает и пытается даже заменить термин network неологизмом worknet, чтобы показать: сеть с ее узлами и связями — это «следы плетения», а предметом должен стать сам процесс — работа по «плетению».
В поисках лучшего концептуального решения продвинутые члены социологического сообщества всё чаще руководствуются не лозунгом «назад — к вещам!», а лозунгом «вперед — к потокам!» Концептуализация мобильно-стей, текучести, потоков, потоковых структур, потоковой аутентичности ориентирует социологию не на позитивистское видение объектности как «вещей», т. е. фиксированных целостностей, но на исследование темпоральной объектности. Здесь социальная реальность существует в ином режиме — она трансобъективна: ее реальность переживается только в движении сквозь привычные структуры, через территориальные, институциональные, групповые, культурные и символические границы.
Помимо сдвига в сторону новых режимов существования социальной реальности — интеробъективности и трансобъективности, — в последние годы происходит еще и методологический сдвиг в направлении новых режимов сбора и анализа данных. Теоретизирование в терминах сетей и потоков может стать адекватным ответом на методологический вызов, связанный с развитием информационно-аналитических технологий, обозначаемых термином «большие данные» (BigData). Большие массивы неструктурированных данных, генерируемых устройствами в интернете вещей и пользователями в социальных сетях, можно быстро обрабатывать, анализировать и визуализировать. Данные, традиционно представлявшиеся в социологии качественными — нарративы и визуальные образы, — теперь могут анализироваться количественными методами и в огромных масштабах. Если социологи выйдут за рамки противопоставления количественной и качественной методологий, освоят новые информационные технологии и научатся создавать трансформативное знание — гибкое, подвижное, эффективное и эффектное, соответствующее сетевым и потоковым структурам современности, — станет возможным новый эволюционный скачок в истории социологии.