В период 1960-1970-х годов произошел перелом в кумулятивном росте социологии. Поступательное развитие дисциплины, уже прошедшей стадии проектов создания науки об обществе, рассуждений о предмете и методе и обратившейся к масштабным теоретическим построениям и изощренным эмпирическим методикам, прервалось взрывным ростом критики господствовавших макросоциологических, позитивистских и объективистских представлений о предмете, методах и предназначении социологии. С созданием же множества альтернативных концепций, претендующих на статус парадигм, исследовательская деятельность социологов стала развиваться не в направлении ожидавшегося в перспективе теоретико-методологического консенсуса, а в направлении дробления социологического сообщества на группы, придерживающиеся взаимоисключающих подходов.
Эта тенденция теоретико-методологической дифференциации и нарастающего дробления социологического сообщества на группы, придерживающиеся альтернативных подходов, противоречила образу «нормальной» науки, закрепившемуся в сознании социологов благодаря работам Т. Куна. Поэтому обострение теоретико-методологических дебатов, отдаляющих социологию от создания одной объединяющей научное сообщество парадигмы принято считать кризисом социологии.
Однако если принять во внимание, что, вопреки Куну, в любой науке всегда есть множество альтернативных теорий, несводимых одна к другой и адекватных только в областях, определенных граничными условиями, то тенденции 1960-1970-х годов предстают не пугающим кризисом, а резкой сменой рабочей повестки, возвратившей социологию к ее нормальному состоянию. Рост микросоциологических, интерпретативных и активистских концепций лишь восстановил баланс, нарушенный в предшествующий период экспансией социологии «больших форм».
Парадигмальный кризис — это перелом в развитии социологии, произошедший в 1960-1970-х годах и выразившийся в критике господствовавших макросоциологических, позитивистских и объективистских представлений о предмете, методах и предназначении социологии, а также в создании множества альтернативных концепций, претендующих на статус парадигмы.
Присутствовавшая в социологии еще со времен Дж. Г. Мида, М. Вебера, А. Шюца идея изучения человеческого действия в 1960-х годах была превращена новым поколением исследователей в орудие борьбы против «больших» теорий, обличаемых за сосредоточенность на макроуровне социальной реальности и за неспособность объяснить элементарное взаимодействие людей. Дж. Хоманс с теорией социального обмена, А. Турен с социологией действия, Г. Блумер с символическим интеракционизмом, П. Бергер и Т. Лукман с феноменологической социологией, И. Гофман с драматургическим подходом, Г. Гар-финкель с этнометодологией пытались реконструировать социологию, сделав ее наукой на «микроуровне» человеческого действия. Обращение всё большего числа исследователей к такого рода микросоциологическим подходам поставило господствовавшие до того макросоциологические теории в положение «вымирающего вида».
В это же время излюбленным объектом критики стала так называемая «квантофрения» в социологии. Это саркастическое определение стремления все социологические данные и выводы сводить к статистическим выкладкам, а социологический анализ — к манипулированию цифрами, было введено еще в 1930-х годах П. Сорокиным. Но лишь в 1960-1970-х годах такого рода критика получила широкую поддержку в социологическом сообществе и превратилась в идейную основу развития, в противовес позитивистским, «жестким» количественным методам, «мягких» качественных методов. Качественные методы, построенные на интерпретации не подвергаемых статистическим процедурам данных о тех смыслах, которыми люди наделяют события, больше отвечают концепции социологии как науки о взаимодействиях людей, которую разрабатывали Г. Блумер, П. Бергер, Т. Лукман, Г. Гарфинкель, И. Гофман и их последователи.
С этого времени большие исследовательские проекты, формирующие гигантские массивы данных и представляющие социальную реальность на формальном языке статистического анализа, перестали восприниматься как главное направление развития социологии. Эту социологию «больших форм», выросшую на почве веры в объективность структур, потеснили исследования, сконцентрированные на субъектности людей. Под такими названиями, как «актор» или «агент», возникла и утвердила свое доминирующее положение в исследовательских проектах модель homo sociologicus — человека социологического как рефлексирующего, разговорчивого, конструирующего. Это модель и информанта, и исследователя в том популярном формате социологического исследования, который определяется как качественная методология и обоснованная теория (grounded theory) и сводится к созданию нарратива — рассказа о социальном на обыденном языке.
Позитивизм в социологии в 1960-х годах подвергался критике не только за неадекватность методов исследовательской работы, но и за объективистскую позицию исследователя как независимого наблюдателя социальных процессов. Критика традиционной теории, предпринятая Франкфуртской школой еще в 1930-х годах, нашла отклик в социологическом сообществе только три десятилетия спустя, когда обличение «конформизма» традиционной теории, ориентированной на согласование своих положений с существующим положением дел (фактами) и на позитивную оценку равновесия социальной системы, стало трендом. Поэтому дискуссия о логике социальных наук, начатая в 1961 г. на заседании Германского социологического общества старинными оппонентами Т. Адорно и К. Поппером, была активно поддержана социологами и превратилась в многолетний «спор о позитивизме». В те же годы концепции «критически-рефлексивной» социологии, развенчивающие объективистские притязания социологических «динозавров», развивали такие исследователи нового поколения, как Ч. Р. Миллс и Э. Гоулднер, не связанные непосредственно с неомарксизмом, но явно испытавшие его влияние. Однако наиболее радикальной версией не объективистской, но активистской позиции социолога стала созданная А. Туреном концепция социального акционализма. Ее сторонники в 1970-х годах активно участвовали в деятельности социальных движений, в том числе экстремистских, применяя тем самым метод социологической интервенции — вмешательства в социальные процессы с целью выявить и развить «историчность» социальных движений.
Три тенденции — рост числа микросоциологических теорий с претензиями на парадигмальность, рост популярности антипозитивистской качественной методологии, рост внимания к активистским доктринам критической социологии — образуют общее движение к гуманизации социологии. На этапе постклассической социологии это движение определило рабочую повестку: сделать социологию наукой о людях, создаваемую для людей и силами самих людей. Именно эта повестка гуманизации стимулировала социологов возобновить дебаты о предмете (объективные структуры или интеракции в повседневной жизни) и методе («жесткие», количественные или «мягкие», качественные методы). Вновь обострилось расхождение позиций, которые за полвека до этого уже проявились как «реализм» и «номинализм» и давно не считались антагонистическими. Как следствие, в ходе развернувшихся дискуссий о том, что, как, для чего и для кого должны изучать социологи, сложилась ситуация множественности парадигм. Каждая из конкурирующих парадигм претендовала в глазах своих сторонников на роль общесоциологической теории и методологии, но объединяла вокруг определенного видения предмета и методов исследования лишь часть социологического сообщества.
В период 1960-1970-х годов отечественная социология также переживала парадигмальный кризис, но протекал он в специфической форме ослабления монопольного положения советской доктрины исторического материализма и возрождения социологических исследований. После смерти И. В. Сталина в 1953 г. в «железном занавесе» между западными и коммунистическими странами возникли «бреши», сквозь которые западная культура проникала на Восток. Социология стала частью этого проникновения. Узкий круг советских философов и экономистов в Москве, Ленинграде, Свердловске, Новосибирске получил возможность читать работы западных социологов и изредка встречаться с зарубежными исследователями. Их усилиями и с одобрения руководства коммунистической партии социология была легитимирована в конце 1950-х годов, но лишь в двух формах — в виде технократических «конкретных социальных исследований» и идеологизированной «критики буржуазной социологии».
«Критикуя» западную социологию, Г. Осипов, И. Кон, Ю. Давыдов, Л. Ионин и др. способствовали концептуальному развитию отечественной социологии. Анализируя зарубежные работы, они добывали для своих исследований и исследований коллег концептуальный материал — теоретические модели, эмпирические методики, которые часто выдавались за собственные разработки, поскольку заимствование идей «буржуазных» исследователей могло быть признано «идеологической диверсией». Однако собственные концептуальные новации были фактически под запретом для советских социологов, ввиду того что статус единственно верной теории был закреплен за сталинской версией исторического материализма. Поэтому важнейшей теоретико-методологической находкой всего периода советской социологии следует признать сформулированную в начале 1970-х годов концепцию трехуровневой структуры социологического знания: социально-философская общая теория (исторический материализм) — частные социологические теории — эмпирический базис. Социологи получили возможность теоретизировать на «среднем» уровне и воспользовались этим для более активной адаптации западных теоретических моделей к отечественному материалу. В результате к концу 1970-х годов в отечественной социологии негласно утвердились структурно-функционалистские, неомарксистские идеи и идеи символического интеракционизма. Теоретикометодологический плюрализм, характерный для постклассической социологии на Западе, в России сложился в специфической форме латентной ревизии господствующей доктрины исторического материализма.