На протяжении ряда лет методология исследования свойств нервной системы, последовательно развитая в обобщающих работах Б.М. Теплова (1956, 1957, 1959, 1960, 1961, 1963, 1964), служила и служит чрезвычайно эффективной теоретической основой большой группы экспериментальных и неэкспериментальных работ сотрудников лаборатории психофизиологии , посвященных обширному кругу вопросов. Во многих случаях, как можно судить по публикациям, эта методология оказала также существенное влияние на подход к решению аналогичных проблем другими научными коллективами, занятыми исследованиями как на животных, так и на человеке. Мы полагаем, что для лучшего уяснения последующего материала будет полезно систематизировать установившиеся в лаборатории основные принципы подхода и изложить их в специально посвященной этому вопросу главе, которая, таким образом, послужит как бы методологическим введением к конкретному экспериментальному материалу и его обобщениям.
1. Изучение свойств нервной системы вместо определения «типов». Исключительная перспективность павловской типологической концепции связана с признанием и установлением того факта, что в вариациях физиологической индивидуальности главную роль играют основные свойства нервной системы. Именно учение об основных свойствах нервной системы как ведущих параметрах ее функциональной организации представляет собой центральный и наиболее содержательный момент типологической концепции И.П. Павлова. Классификация «типов высшей нервной деятельности», созданная на основе учения о свойствах и как бы в развитие этого учения, явилась на самом деле, как показал опыт применения этой классификации в физиологии и психологии, очевидным шагом назад по сравнению с оригинальной и в высшей степени плодотворной идеей об основных свойствах нервной системы.
Действительно, классификация «типов высшей нервной деятельности», так удачно совпавшая с античной классификацией темпераментов, представляет, как и последняя, четыре основных типа проявлений некоторых базальных физиологических качеств в поведении индивида. В этом, возможно, не было бы ничего плохого, если бы исследователи, памятуя о высказываниях хотя бы самого И.П. Павлова, постоянно имели в виду возможность так называемых переходных или промежуточных случаев и не очень стремились непременно разбить своих испытуемых (безразлично, людей или животных) на четыре «типа» – сангвиников, холериков, флегматиков и меланхоликов. Однако слишком часто дело сводилось именно к распределению контингента испытуемых по четырем «типам» и лишь в лучшем случае – к выделению, кроме того, еще и нескольких «промежуточных типов». В этих условиях число «четыре» неизбежно приобретало некоторый мистический оттенок.
Несомненно, при более или менее массовом подходе можно обнаружить или подобрать ярких представителей с заданными комбинациями свойств нервной системы (заданного «типа»), – хотя некоторые «типы», например инертные (флегматики), даже при таком подходе оказываются достаточно редкими, – однако сейчас ясно, что подавляющее большинство особей при массовом обследовании будет отнесено к так называемым вариациям основных «типов» нервной системы, а контингент в целом составит, скорее всего, распределение, подчиняющееся одному из законов, исследуемых математической статистикой. Пока нет никаких данных в пользу того, что какие-то сочетания свойств нервной системы являются типичными или хотя бы преобладающими. Тем более нет никаких оснований считать, что таких типичных сочетаний существует только четыре и что основной задачей экспериментатора, работающего в данной сфере исследования, выступает разбивка испытуемых на четыре «типа».
Миф о четырех «типах» фактически впервые был подвергнут резкой критике в работах Б.М. Теплова, который еще в 1956 г. указывал, что «стремление свести все типологические вариации к четырем основным типам, а в лучшем случае переходам между ними, не может способствовать успеху исследования» (1956, с. 91). Неоднократно возвращаясь к этому вопросу впоследствии, Б.М. Теплов (1957, 1960, 1961) показал, что исследование основных свойств нервной системы имеет, несомненно, больший научный смысл, чем определение «типов», и что никакая научно обоснованная типологическая классификация невозможна до тех пор, пока не будут изучены в деталях вопросы, относящиеся к основаниям этой классификации – основным свойствам нервной системы.
Отсюда следует, что центральной проблемой «учения о типах» является пока отнюдь не применение готовой типологической схемы к исследованию вопросов прикладного характера, а предварительное детальное изучение природы и содержания основных свойств нервной системы, определение их структуры и характера взаимоотношений (их «сочетаемости») и лишь как результат всего этого – постановка вопроса о возможных комбинациях свойств нервной системы, в том числе «типических» комбинациях, и о классификации «типов» нервной системы, если таковая вообще окажется возможной.
2. Математико-статистический анализ данных вместо монографического описания. В формулировании этого принципа, являющегося логическим следствием предшествующего, мы исходим из того очевидного положения, что монографическое описание данного индивида по каким-то параметрам невозможно до тех пор, пока не будут определены сами эти параметры, равно как и их критерии. Мы отдаем себе ясный отчет в том, что монографическая характеристика индивида, диагноз характерной для него комбинации свойств нервной системы (а может быть, и «типов», если таковые будут установлены) представляют собой одну из важнейших конечных задач всей работы по изучению основных свойств нервной системы. Однако этот диагноз должен строиться на основе предварительно выработанных критериев и базироваться на четких представлениях относительно содержания и структуры самих используемых в диагнозе свойств. Короче говоря, прежде чем дать описание индивида с точки зрения свойств его нервной системы, нужно твердо знать, какие свойства и с каким именно содержанием следует рассматривать в качестве основных, и нужно иметь на вооружении набор разработанных для их определения адекватных методик. Несоблюдение этих условий может привести к значительным неясностям диагноза и неопределенности окончательных заключений. В качестве примера подобного несоблюдения можно, вероятно, указать на долгое использование в большом стандарте испытания «типов» нервной системы двух индикаторов «силы тормозного процесса» – брома и удлинения дифференцировки, которые, как показала практика применения того же стандарта, нимало не коррелировали между собой (В.К. Красуский, 1953). Другой пример – часто употребляемое в диагнозе, но недостаточно определенное понятие Уравновешенности нервных процессов, содержание которого значительно видоизменилось с тех пор, как оно было введено в практику работы павловских лабораторий, и которое в силу этого обстоятельства различными авторами понимается по-разному (позже мы еще вернемся к этому вопросу).
Не стоит доказывать, что зависимость какой-либо функции от другой может быть установлена лишь при достаточно широком сопоставлении и групповом анализе результатов измерений. Между тем монографический подход создает иногда опасность того, что некоторые выводы делаются без достаточных оснований, с опорой лишь на единичные наблюдения. В литературе существуют примеры подобных недостаточно основательных заключений, получивших, однако, довольно широкое распространение. Соображения, подобные приведенным, предопределили развитие в лаборатории Б.М. Теплова того пути организации эксперимента, который предусматривает достаточно широкое взаимное сопоставление изучаемых показателей и применение эффективного математико-статистического аппарата для установления зависимостей между исследуемыми переменными. Критерии различия, дисперсионный анализ, корреляционный анализ, а особенно дальнейшее развитие последнего в виде математической техники факторного анализа (L, L. Thurstone, 1947; Н.Н. Наг-man, 1960) – вот те примеры количественной обработки материала, которые в сумме приносят весьма значительный эффект в деле решения проблемы доказательного вывода и обеспечения наибольшей содержательности заключений.
3. Экспериментальный лабораторный метод вместо анамнестического. Анамнестический метод оценки свойств нервной системы, опирающийся на информацию относительно различных сторон поведения индивида и неоднократно применявшийся разными авторами, исходит из допущения того, что природные свойства нервной системы могут непосредственно проявляться в особенностях поведения человека в обычных, повседневных жизненных ситуациях. По мнению сторонников этого метода, «жизненные показатели» могут, следовательно, служить адекватными индикаторами физиологических параметров. Этот тезис, однако, кажется недостаточно обоснованным. Сопоставление особенностей поведения в обычных жизненных ситуациях с лабораторными индикаторами свойств нервной системы даже на животных, не говоря уже о человеке, слишком часто приводит к выводу об отсутствии сколько-нибудь определенных соотношений между этими группами данных. Это объясняется, очевидно, интерферирующим, маскирующим влиянием выработанных, обусловленных опытом систем временных связей. «Трудность установления «жизненных показателей» типологических свойств нервной системы определяется тем, что эти свойства всегда «закрыты», «замаскированы» грандиозной системой условных связей, выработанных в течение жизни человека… Даже у собак такие показатели поведения, как трусливость, агрессивность, спокойное или суетливое поведение, вовсе не однозначно связаны с типом нервной системы и не могут служить простым и решающим критерием для определения типа. К человеку это относится в неизмеримо большей степени» (Б.М. Теплов, 1956, с. 106).
По-видимому, гораздо большее значение для характеристики свойств нервной системы индивида могут иметь особенности его поведения не в обычных – жизненных, а в особых – экстремальных ситуациях, когда роль навыков, умений, опыта и т. д. значительно уменьшается, а роль врожденного фактора – природной организации функций нервной системы – существенно возрастает (К.М. Гуревич, 1961, 1965 б; В.Д. Небылицын, 1961 б; Н.И. Майзель, В.Д. Небылицын и Б.М. Теплов, 1964). Однако подавляющее большинство людей сталкиваются с этими экстремальными ситуациями слишком редко, чтобы извлекаемая из них информация об особенностях поведения могла быть реально использована в диагностических целях для оценки свойств нервной системы. Создавать же такие ситуации искусственно, разумеется, не позволяют соображения этического характера.
Таким образом, «жизненные показатели», видимо, непригодны для точной диагностики свойств нервной системы. Однако самое главное заключается даже не в том, что они непригодны для диагностики, а в том, что «жизненные показатели», сколько бы их ни применяли, не могут дать точного знания природы основных свойств нервной системы, их истинного нейрофизиологического содержания. А этот последний вопрос, как уже говорилось, в проблематике свойств нервной системы является одним из важнейших, если не центральным.
По всем этим причинам методы, базирующиеся на наблюдении и интерпретации «жизненных показателей», могут иметь лишь подчиненное значение. Главное же значение для исследования свойств нервной системы имеют экспериментально-лабораторные методики, которые одни только могут «пробиться» сквозь гигантскую толщу образованных при жизни систем временных связей. Только показатели, получаемые в лабораторном эксперименте, могут доставить полезную информацию по вопросам, касающимся природы, содержания и структуры основных свойств нервной системы, и служить достаточно надежными индикаторами этих свойств.
4. «Непроизвольные» индикаторы вместо «произвольных». Общие проблемы высшей нервной деятельности человека могут исследоваться самыми разнообразными экспериментальными приемами, в том числе такими, конечный результат которых в значительной мере зависит от меры активного участия в опыте самого испытуемого, от решений, принимаемых испытуемым в ходе эксперимента. Это возможно постольку, поскольку сами эти решения, процессы их принятия и реализации могут явиться объектом изучения со стороны специалиста по высшей нервной деятельности. Однако с природными свойствами нервной системы дело обстоит иначе. Именно потому, что эти свойства представляют собой качества природной организации нервной системы, для их изучения и определения подходят лишь те методики, которые основаны на регистрации функций и параметров, не зависящих от воли и намерения испытуемого, и которые условно обозначены Б.М. Тепловым как методики «непроизвольных реакций». В анализе этой проблемы Б.М. Тепловым (1956, 1960) было показано, что «методики произвольных реакций» или «произвольные» индикаторы имеют лишь чрезвычайно ограниченные возможности для исследования свойств нервной системы, поскольку они неизбежно адресуются к «сплаву» черт природных и приобретенных, а стало быть, выявляют не свойства нервной системы как таковые, а в лучшем случае индивидуальные модификации используемых в опыте реакций под комплексным влиянием свойств нервной «системы и приобретенного опыта. В большинстве же случаев выявляются даже не эти модификации, а просто индивидуальные особенности произвольного регулирования, производимого испытуемым в соответствии со сложившимся у него представлением относительно смысла и задачи того эксперимента, в котором он участвует. Это особенно относится к так называемой методике «речевого подкрепления» А.Г. Иванова-Смоленского, которая фактически предоставляет испытуемому возможность сознательно выбрать один из двух способов поведения – «нажимать» или «не нажимать» – и действовать согласно произведенному выбору. Мотивы этого выбора остаются экспериментатору (если нет специального опроса) неизвестными, однако ясно, что они задаются интеллектуальными либо характерологическими качествами индивида, но никак не природными особенностями его нервной системы. А это означает непригодность двигательной методики с речевым подкреплением для исследования свойств нервной системы взрослого человека.
Любая другая методика, учитываемый индикатор которой поддается произвольному регулированию со стороны испытуемого, также не будет пригодна для изучения основных свойств нервной системы. При этом заметим, речь идет именно о самом индикаторе, а не о способе получения его. Так, показатель абсолютной чувствительности получается при помощи словесного отчета, т. е. с помощью весьма произвольной функции речи, но сама абсолютная чувствительность произвольному изменению, конечно, не поддается и является поэтому типичным «непроизвольным» индикатором (Б.М. Теплов, 1956). Методики, в которых индикатор является «непроизвольным», а реакция, с помощью которой он объективируется, «произвольна», получили широкое распространение в работе лаборатории психофизиологии. К ним можно отнести все методики, основанные на речевом отчете или двигательных реакциях руки и требующие предварительной инструкции. Эти методики особенно удобны тем, что не требуют для своего применения сложной регистрирующей аппаратуры.
Некоторым недостатком этих методик, однако, является опасность того, что испытуемый может ошибиться либо сознательно или бессознательно исказить свои показания и реакции. С этой точки зрения предпочтительнее те методики, в которых непроизвольным Является не только регистрируемый индикатор, но и реакция, с помощью которой он получается. В этих методиках испытуемый, по существу, является лишь приемником падающих на него сенсорных воздействий: реагируя «непроизвольно», он тем самым лишен возможности каким бы то ни было образом влиять на регистрируемый результат. К числу этих методик относятся некоторые электрофизиологические и вегетативные методики.
Для использования в ряде специальных случаев желательно, однако, было бы разработать такие индикаторы, которые не требуют даже сенсорных воздействий и которые сводились бы к регистрации и учету неких «фоновых» физиологических функций организма и их параметров. Существование таких индикаторов в биоэлектрической, вегетативной и, возможно, некоторых других сферах жизнедеятельности организма представляется нам весьма вероятным. Когда оно будет показано с достаточной определенностью, методический арсенал исследователей обогатится наиболее простыми и наименее «произвольными» средствами хотя бы первичной и предварительной оценки основных свойств нервной системы.
5. Конструктивный подход вместо «оценочного». Для значительной части авторов, как принадлежащих к школе И.П. Павлова, так и не входящих в нее, характерно стремление рассматривать основные свойства нервной системы как биполярные «измерения» индивидуальности, в которых один из полюсов с биологической точки зрения всегда является положительным, а другой – отрицательным. Эта тенденция ясно выражена и в обобщающих работах самого И.П. Павлова (см., например, статью «Общие типы высшей нервной деятельности животных и человека»), который, несомненно, считал такие качества, как слабость, инертность и неуравновешенность, дефектами функциональной организации нервной системы. Закреплению подобного взгляда, возможно, способствовало преимущественно отрицательное житейское и психиатрическое содержание трех этих понятий, но в первую очередь, вероятно, известная ограниченность экспериментальных приемов, обычно используемых для определения «типа» в работе с собаками.
Действительно, приемы определения силы нервной системы позволяют оценить лишь степень выносливости нервных клеток, а приемы определения подвижности – лишь быстроту или медленность смены одного нервного процесса другим. Поскольку малая выносливость или медленность смены нервных процессов и в самом деле являются отрицательными проявлениями, делался вывод, что слабость или инертность нервной системы суть качества, свидетельствующие о ее «неполноценности». Если же в экспериментах и наблюдались факты, которые могли послужить базой для противоположных заключений (вроде большей чувствительности слабой нервной системы к кофеину), то они проходили мимо внимания исследователей.
Понадобился глубокий теоретический анализ проблемы «оценочного» подхода, чтобы разрушить прочно укоренившиеся односторонние представления о свойствах нервной системы как параметрах, имеющих на одном из полюсов отрицательное содержание, и утвердить такое понимание каждого из свойств, которое признает существование на каждом из полюсов своеобразного сочетания и положительных и отрицательных с биологической точки зрения сторон. Этот анализ, проведенный Б.М. Тепловым (1955, 1956), вылился в формулирование двух гипотез, имеющих важнейшее теоретическое значение не только для дифференциальной, но и для общей психофизиологии. Это гипотезы о положительной связи между слабостью нервной системы и абсолютной чувствительностью, а также между инертностью нервных процессов и прочностью установления временных связей.
Несомненно, концепция, рассматривающая каждый из полюсов любого из свойств нервной системы как синтез и положительных и отрицательных сторон, более подходит для толкования целого ряда фактов биологического и социально-психологического характера. На основе этой концепции можно, безусловно, лучше объяснить, скажем, факт самого сохранения особей с «плохими» качествами (например, слабых, инертных или неуравновешенных) в ходе биологической эволюции – факт, отмеченный многими авторами, но едва ли легко объяснимый с позиций «оценочного» подхода. Эта концепция создает также, без всякого сомнения, более плодотворную и оптимистическую основу для решения вопросов психолого-педагогического характера, так как она решительно отвергает мнение о невозможности высоких социальных и творческих достижений у лиц с «отрицательными» проявлениями свойств нервной системы (З.И. Бирюкова, 1961; Л.А. Копытова, 1963; Н.С. Лейтес, 1956 б, 1960; Б.И. Якубчик, 1964). Даже клинические аспекты проблемы свойств нервной системы выглядят в свете этой концепции по-иному: хотя с медицинской точки зрения слабость, неуравновешенность и инертность, видимо, действительно являются отрицательными качествами, не исключено, что изучение заложенных в этих полюсах физиологически положительных моментов может способствовать изысканию новых форм индивидуального терапевтического подхода, основанного на их учете.
Отбрасывание «оценочного» отношения к свойствам нервной системы, являющееся одним из существеннейших принципиальных моментов методологии, принятой в лаборатории психофизиологии, предполагает разработку и применение такого подхода, который основывается на строгом и объективном учете всех подмечаемых в опыте соотношений, на возможно большем расширении рамок экспериментального анализа, на отказе от ограничений, кажущихся привычными и само собой разумеющимися. Конструктивность такого подхода очень быстро приносит свои плоды в виде новых методик, новых фактов, новых обобщений и нового понимания старых фактов. А в этом, как известно, и выражается прогресс в сфере научного исследования.