По Далю, вина — это «провинность, проступок, преступление, прегрешение, грех (в значении проступка), всякий недозволенный, предосудительный поступок» [Даль, 1956, т. 1, с. 204]; тем самым вина отождествляется с какими-то неправильными действиями или поступками. В современном языке слово «вина» обычно означает чувство, эмоциональное, довольно дискомфортное состояние человека, связанное с переживанием им собственных неправильных действий.
Подобное традиционное понимание вины И. Ялом называет «подлинной виной»: она обусловлена реальными проступками по отношению к другому человеку и в силу этого «должна быть актуально или символически эквивалентно искуплена» [Ялом, 1999, с. 313]. Помимо этого, Ялом отмечает феномен невротической вины, которая «происходит от воображаемых преступлений (или мелких проступков, вызывающих непропорционально сильную реакцию) против другого человека, древних и современных табу, родительских и социальных запретов». Субъективное переживание вины в обоих случаях может быть сходным, однако их смысл и преодоление различны: «справиться с невротической виной возможно путем проработки собственной “плохости”, бессознательной агрессивности и желания наказания».
Задавая ракурс экзистенциального рассмотрения, И. Ялом начинает обсуждение проблемы вины с запоминающегося образа: «чувство вины — темная тень ответственности, нередко вторгающаяся в пространство экзистенциальной психотерапии» [Там же, с. 312]. Как терапевт Ялом делает акцент прежде всего на полном принятии ответственности за свои действия, исключающем ссылки на непреднамеренность своих действий, их неожиданный результат, исключительные обстоятельства и т. д. Любопытно, что та же связь вины с ответственностью прослеживается в обыденной речи. Помимо упомянутого значения Даль приводит также (в качестве первого значения) «начало, причина, источник, повод, предлог» как основание происходящего [Даль, 1956, т. 1, с. 204].
Однако экзистенциальный подход к проблеме вины имеет еще один и более важный аспект: экзистенциальная вина — это прежде всего вина человека перед самим собой. Именно этот смысл экзистенциальной вины развивает в своих работах М. Хайдеггер. Вина — это важная часть бытия человека, поскольку человек в своем существовании неизбежно «отстает от своих возможностей». Никто не может реализовать предоставляемые жизнью возможности полностью, каждый осуществляемый нами выбор означает отказ от других возможностей.
Эта идея разделяется не только философами-экзистенциали-стами (она встречается уже у С. Кьеркегора), но многими экзистенциально ориентированными психологами. Так, Отто Ранк в своих рассуждениях о страхе жизни и страхе смерти отмечает, что, отказываясь от интенсивного существования, «мы чувствуем себя виновными из-за неиспользованной жизни, непрожитой жизни в нас» [Ялом, 1999, с. 315].
П. Тиллих в своей знаменитой работе «Мужество быть» (по Тиллиху, мужество — это преодоление страха) анализирует три типа тревоги: тревогу смерти, тревогу отсутствия смысла и тревогу вины и осуждения, которая является экзистенциальной, потому что она имеет не невротический характер, а присуща существованию как таковому.
Тревога вины и осуждения, по Тиллиху, «подрывает нравственное самоутверждение человека. Бытие человека — как онтическое, так и духовное — не просто дано ему, но и предъявлено ему как требование. Человек несет ответственность за свое бытие. Буквально это означает, что человек обязан дать ответ на вопрос о том, что он из себя сделал. Тот, кто задает ему этот вопрос, есть его судья: этот судья есть он сам, который в то же время противостоит ему. Такая ситуация порождает тревогу, которая в относительном смысле есть тревога вины, а в абсолютном смысле — тревога отвержения себя и осуждения». Тиллих пишет о «нравственном самоутверждении», поскольку считает, что «всяким актом нравственного самоутверждения человек способствует исполнению своего предназначения, т. е. актуализации того, что он есть потенциально» [Тиллих, 1995, с. 40-41].
Тревога вины и осуждения отличается тем, что от нее невозможно уйти даже через онтическое самоотрицание: «Самоубийство может избавить человека от тревоги судьбы и смерти, как это было известно стоикам. Но оно не может избавить его от тревоги вины и осуждения, как это известно христианам» [Там же, с. 43]. Чувство безысходности рождает отчаяние.
Важное место понятие вины занимает в рассуждениях такого видного экзистенциального психолога, как Ролло Мэй.
Онтологическая вина (Мэй использует это понятие как синоним экзистенциальной вины) имеет свои разновидности. Первая из них — отказ от своих потенциальных возможностей: «Когда человек отрицает... потенциальные возможности, не может реализовать их, он испытывает чувство вины, т. е. вина также является онтологической характеристикой существования человека» [Мэй, 2004, с. 127]. Вторая — это вина перед своими близкими, поскольку мы «всегда, так или иначе, оказываемся неспособными до конца понять потребности других людей и удовлетворить эти потребности. .Это неизбежный результат того, что каждый из нас представляет собой особую индивидуальность, и у нас нет иного выбора, кроме как смотреть на мир своими собственными глазами. Эта вина, корни которой находятся в экзистенциальной структуре.». (Данный вид экзистенциальной вины часто именуется в литературе межличностной виной.) Третья разновидность, «наиболее сложный и всесторонний аспект онтологической вины», — «чувство вины, касающееся нашего отдаления от природы» [Там же, с. 130-131].
Онтологическая вина, по Мэю, имеет следующие характеристики. Во-первых, ее, в большей или меньшей степени, тем или иным образом, но ощущает каждый человек. Во-вторых, Мэй предостерегает от связывания чувства онтологической вины с культурными стереотипами или нарушением родительских запретов, «ее корни лежат в факте осознания себя. Онтологическая вина. возникает из того факта, что я могу представлять себя тем, кто может делать выбор, или отказаться от выбора. Каждый человек испытывает это онтологическое чувство вины.» [Там же, с. 132]. В-третьих, Мэй, как и Ялом, проводит различие между онтологической виной и патологической или невротической виной. При этом он приводит важное уточнение: если онтологическая вина не принимается и вытесняется, то она может перерасти в невротическое чувство вины. В-четвертых, «онтологическая вина не приводит к формированию симптома, но оказывает серьезное влияние на личность. В особенности, она может и должна приводить к сдержанности, восприимчивости в отношениях между людьми и росту творческого начала в использовании субъектом своих потенциальных возможностей» [Там же].
Вместе с тем, как уже отмечалось в связи с обсуждением экзистенциальных проблем, экзистенциальные данности сами по себе не имеют позитивного или негативного знака, вопрос в том, как они переживаются человеком. Предшествующее описание чувства экзистенциальной вины может вызывать ощущение тяжести и безысходности, в чем же может быть ее позитивный смысл?
Р. Мэй описывает чувство экзистенциальной вины как «позитивную конструктивную эмоцию. восприятие различия между тем, что представляет собой вещь и чем она должна была бы быть». В этом смысле экзистенциальная вина (как и тревога) совместима с психическим здоровьем и даже необходима для него. При обсуждении проблем подлинности, аутентичности существования часто возникает вопрос критерия соответствия человека своему потенциалу. «Но как выявить свой потенциал? Как узнать его, встретившись с его проявлением? Как мы узнаем, что потеряли свой путь? Хайдеггер, Тиллих, Маслоу и Мэй ответили бы в унисон: “С помощью Вины! С помощью Тревоги! Через зов бессознательного!”. Они согласны между собой, что экзистенциальная вина — это позитивная конструктивная сила, советчик, возвращающий нас к себе самим» [Ялом, 1999, с. 317].
Позитивные аспекты вины могут быть увидены и в анализе совсем другого рода. Так, К. Изард в своей классической работе по психологии эмоций сравнивает эмоции стыда и вины. Если эмоция стыда может оказывать тормозящее действие на мыслительные процессы, то эмоция вины, напротив, стимулирует мыслительные процессы, связанные с рефлексией совершенных провинностей и поиском возможностей исправления ситуации [Изард, 1991].
В проведенном под нашим руководством исследовании (А. Ермолаева) изучалась специфика переживания онтологической вины людьми с выраженными и невыраженными чертами самоактуализирующейся личности. Было установлено, что уровень самообвинения статистически значимо выше у лиц с низкими показателями самоактуализации по сравнению с лицами с высокими показателями самоактуализации. Результаты интервью выявили еще ряд различий между индивидами, связанными с переживанием чувства вины. Источником чувства вины у лиц с высокими показателями самоактуализации, по результатам контент-анализа их ответов, чаще всего становится собственный внутренний голос (73 % ответов), осуждение окружающих (11 %) или ситуации, в которые они попадают (5 %). Лица с низкими показателями самоактуализации, напротив, чаще указывают в качестве источника переживаемого ими чувства вины именно ситуации, в которые они попадают (54 %), и осуждение окружающих (13 %). Внутреннее чувство в этой группе отметила лишь треть опрошенных.
Существенные различия были получены и относительно способов реагирования человека на возникающее чувство вины: готовность «прислушаться к ней, найти ее причины, источники» проявили 74 % лиц с высокими показателями самоактуализации и 40 % опрошенных с низкими; стремление «игнорировать, заглушить это чувство» проявили 53 % лиц с низкими показателями самоактуализации и 11 % с высокими. Еще более выразительные результаты были получены на основе контент-анализа ответов относительно внутренней реакции людей на переживаемое чувство вины: ответы 79 % лиц с высокими показателями самоактуализации позволяют отнести их к категории «стремление к личностным изменениям», ответы 67 % опрошенных с низкими показателями самоактуализации относятся к категории «ощущение “Я плохой”».
Таким образом, данное эмпирическое исследование показало, что людям с низким уровнем самоактуализации свойственен более высокий уровень самообвинения, чувство вины они испытывают чаще, и это чувство вызывает у них недовольство собой. Переживание вины у людей с высоким уровнем самоактуализации чаще носит экзистенциальный характер, оно связано с принятием персональной ответственности за собственную жизнь и, в сущности, имеет конструктивный характер, поскольку побуждает их к личностным изменениям.
Полученные результаты соответствуют имеющимся в литературе данным. Сравнение переживаний эмоций стыда и вины показывает, что чувство стыда часто активизирует защитные механизмы, приводит к уходу и дистанцированию от ситуации, в то время как чувство вины вызывает конструктивные ответы и желание исправить ситуацию; чувство вины позитивно связано с эмпатией, а чувство стыда — обратно пропорционально ей; чувство стыда способствует агрессивным проявлениям в отношениях, проявлениям гнева и враждебности, а чувство вины помогает конструктивно реагировать на негативные чувства и вести себя более разумно в отношениях с людьми; наконец, чувство стыда может вести к психологическому дистрессу — депрессиям, тревоге, навязчивым состояниям, низкой самооценке, нарушениям пищевого поведения и др., в то время как относительно чувства вины подобные связи не зафиксированы. Общий вывод сводится к тому, что чувство вины позитивно с точки зрения того, что оно не просто удерживает нас в моральных рамках, но мотивирует на то, чтобы действовать правильно и стремиться исправлять ситуацию [Tang-ney, Mashek, 2004].