Творчество Н. Хомского дало импульс исследованию языка самыми различными научными дисциплинами. В определенной степени под влиянием Хомского в конце XX в. - начале XXI в. активизировались исследования языка как инстинкта. Наиболее последовательно эта позиция выражена в работе С. Пинкера «Язык как инстинкт» (1994). Правда, автор рассматривает в качестве основного источника своих построений положения Ч. Дарвина и вульгарную трактовку человеческого поведения У. Джеймса, достаточно резко критикуя Хомского за непризнание роли естественного отбора. С. Линкер рассматривает конкретную проблему инстинктивной природы языка-речи и критикует историко-культурный подход к пониманию жизни человека в целом. Правда, историко-культурную методологию он использует в огрубленно-прямолинейном виде «стандартной социальной модели», которая почти не учитывает биологической составляющей человека и очень близка к вульгарному социологизму. Безусловно, современная культурная антропология нуждается в более близком взаимодействии с биологическими науками. Но это не отменяет многих положений антропологов, прежде всего касающихся многообразия форм жизнедеятельности людей, разнообразия культур. Вполне возможно, что новая «объединенная причинная модель» дополнит наше представление о мире культур и людей. Ведущую роль в ней занимает эволюционная психология, по поводу эффективности которой возникают большие сомнения. Нельзя не согласиться с критикой Линкером ряда примеров лингвистической относительной Б. Уорфа. Но это все, в чем можно согласиться с Линкером.
Конкретное рассмотрение генетической, инстинктивной природы языка Пинкера тесно связано с его общей позицией игнорирования внешних факторов. Он признает факт отсутствия речи вне общения людей, но это не оказывает никакого влияния на его концепцию. Удивляет искаженная интерпретация Линкером позиции культурных антропологов, а также выборочная, произвольная трактовка явлений и, самое главное, игнорирование других подходов к становлению языка-речи. Линкер старательно подгоняет все под дарвинидтскую концепцию языка как инстинкта.
Но самое главное возражение в позиции Пинкера вызывает несоответствие между весьма прямолинейным пониманием языка-мышления-сознания и реальностью. По мнению Пинкера, инстинктивному языку соответствует сознание, состоящее из адаптированных вычислительных модулей. С. Пинкер не согласен с радикальными формулировками «о грамматических генах», но тем не менее рассуждает о группах генов, способствующих овладению речи. «Грамматические гены, - пишет он, - могут быть последовательностями ДНК, кодирующими белки или запускающими процесс транскрипции в определенное время и в определенных зонах мозга». Сам же процесс мышления и языковой деятельности описывается двоичным кодом и аналогичен (точнее, тождествен) процессам, происходящим в компьютере.
Таким образом, концепция С. Пинкера являет собой образец соединения формально-логических методов анализа языка с вульгарно-материалистическим подходом («грамматические гены») и механистической моделью языка-мышления-сознания как электрической цепи с переключателями - бинарными оппозициями (+ -). К этому можно лишь добавить, что дарвинистская модель плавной эволюции, лежащая в основе теории С. Пинкера, давно исчерпала себя.
Знакомство с книгой Пинкера «Язык как инстинкт» приводит к размышлению о том, что содержание языка-мышления-сознания может существенно различаться у разных исследователей, в разных дисциплинах. Для одних - это формализованные системы, имеющие пространственную локализацию и подчиненные законам двоичного кода. Тут нет места живой мысли или слову, тем более чувству, а есть только правильно построенные предложения и калькулирующий, исчисляющий рассудок. Для других - это живые, динамические, «саморазвивающиеся» во взаимодействии с человеком системы, которые выражают чувства, мысли, метафоры и культурное разнообразие. Язык в этом случае есть инструмент воображения и разума, в синтезе дающий новое знание человечеству, а не двоично-дедуктивная замкнутая, независимая от человека система. На примере исследования С. Пинкера наиболее наглядно видно различие во взглядах исследователей на язык, окружающий мир, человека и, естественно, на способ коммуникации внутри и между культурами.
Взаимодействие органических, телесных особенностей человека и его внешнего культурного окружения в усвоении языка и осуществлении членораздельной речи трудно поддается исследованию и последующему обобщению, так этот процесс очень сложен и многопланов. Основное направление изучения этого феномена - длительные серии наблюдений над всем многообразием изменений, происходящих в детстве и связанных с овладением языком. Полагаю, что именно в этом направлении можно достичь продуктивных результатов. А роль внутриорганических структур ребенка в овладении языком покажет будущее.
Сейчас же можно с уверенностью утверждать, что вне человеческого общения овладение языком и членораздельной речью невозможно. Вполне обоснованно предположение, что аффективная связь ребенка со взрослыми (привязанность), а также звуковое воздействие членораздельной речи и регулярное вызывание локализаций у ребенка при общении с ним запускает и формирует нейрооснову для усвоения языка и развития речи.
В книге С. Пинкера «Язык как инстинкт» убедительно показано, что многие проблемы лингвистики не решаемы вне связи с представлением о том, что есть мышление, сознание. На основании анализа его работы становится понятно, насколько различно содержание понятий «язык», «мышление», «сознание» у исследователей, придерживающихся формально-структурного подхода, и у ученых, изучающих живую ткань языка. Тот или иной подход к пониманию языка (так же, как и коммуникации) ведет не только к различиям в содержании понятий «мышление» и «сознание», но и к различной трактовке понятия «человек». У структуралистов - это «усложненная счетная машина» с «адаптированными исчисляющими модулями на двоичном коде», пассивный потребитель, а у сторонников живого языка -это разнообразная активная личность, с большой долей воображения и чувств, стремящаяся создать что-то новое и придать продуктам своей фантазии предметную форму, это человек, который создал сказки, эпические сказания, бессмертные литературные произведения и придумал «неправильные» метафорические пословицы и загадки.